Правофланговые Комсомола - Сборник

Подождав с четверть часа и убедившись, что больше ни одного врага поблизости нет, Людмила поднялась и, держа на всякий случай виновку наготове, обошла убитых. Она подобрала четыре автомата, набила патронами карманы и сумку, обыскала трупы и взяла документы и письма.

В блиндаж она вернулась усталая, изодранная о камни, покрытая пылью, но довольная: «улов» был отличный. Гитлеровские «живцы» попались на удочку, которую сами готовили для Людмилы. Несшие смерть получили ее.

О своей фронтовой жизни Людмила писала матери: «Обмениваюсь с фрицами «любезностями» путем оптического прицела и единичных выстрелов. Нужно тебе сказать, что это самое верное и правильное отношение к немцам. Если их сразу не убьешь, то потом беды не оберешься».

И она была верна этому правилу. Она убивала фрицев только наповал, как бешеных собак, грозящих заразить отравленной слюной все живое.

Последнее свое боевое дело Людмила выполнила вдвоем с Алексеем Киценко. Выследив командный пункт немцев, они за полчаса методически и точно перестреляли одного за другим около десятка офицеров и солдат, прикончив весь персонал пункта. Ни одна пуля не пропала впустую.

Личный счет старшего сержанта Людмилы Павличенко дошел до цифры триста девять.

Она не успела округлить его до трехсот десяти. Осколок мины еще раз вывел ее из строя. Командование приказано эвакуировать Людмилу из Севастополя в тыл.

— Я всем обязана Родине, — говорит Людмила Павличенко. — Кто угрожает Родине — угрожает мне. Не может быть отдыха, пока последний враг не умрет 0а нашей земле.

И когда она говорит так, глаза ее становятся безулыбочными, строгими. И чувствуется: в ее груди бьется неукротимое сердце верной дочери народа, сердце, полное страсти и готовое всю кровь, до последней капли, отдать за честь и свободу родной земли.

Борис ЛАВРЕНЕВ

А потом пройдет много лет, победно закончится Великая Отечественная война, будет разгромлен фашизм, и затихнет рев артиллерийских канонад, и одиночные выстрелы снайперов тоже смолкнут, и начнется другая жизнь.

Другая жизнь… Конечно, Людмила Павличенко найдет свое достойное место в этой новой мирной жизни, найдет свое мирное дело, так же нужное людям, как и ее военная профессия. Но все-таки, что ни говори, а ее звездные годы пришлись на военное время, самое важное в своей жизни она совершила, когда страна находилась в смертельной опасности, а каждый фашист с автоматом в руке, за пулеметом., в минометном гнезде был не просто чужаком, грабителем, убийцей, он был еще и личным ее врагом, потому что он был врагом ее народа. И в этот критический миг она не раздумывая бросилась в схватку. Ее доля в общей победе оказалась неожиданно значительной, куда более существенной, нежели три с лишним сотни врагов, убранных ею с лица родной земли, — пример этой бесстрашной девушки, ее подвиг придал силу многим нашим солдатам, придал нам мужество именно в тот момент, когда именно благодаря мужеству мы и выстояли.

Но потом, в мирной жизни, когда мы отмечали десятилетие Победы, двадцатилетие, четверть века со Дня Победы и многие спрашивали Людмилу о деталях ее подвига, за который она была удостоена звания Героя Советского Союза, спрашивали о самых запомнившихся схватках, о самых удачных ее выстрелах, о тех страшных и беспощадных поединках, из которых она выходила Победительницей более трехсот раз, Людмила Павличенко уходила от этих вопросов. Да, она не любила рассказывать о том, как убивала врагов. И эта ее черта, наверно, достойна не меньшего восхищения, чем то, что она их все-таки убивала.

Людмиле Павличенко и без того было что рассказать о войне, о военной поре, на которую попали самые прекрасные годы ее жизни. А то, что она осталась жива, можно объяснить везением, военным мастерством, тем душевным подъемом, который давал ей силы бороться, ей, невысокой, хрупкой девчушке, вчерашней студентке исторического факультета Киевского университета. Вчера она всего лишь изучала историю, а сегодня ей пришлось принять участие в самой большой и беспощадной войне, которую только знала история. Она почти всю войну провела на переднем крае, более того — впереди переднего края.

Да, во время Севастопольской обороны снайперы выходили на нейтральную полосу между нашими и гитлеровскими позициями, на полосу, которая, бывало, сужалась до тридцати метров. А если между окопами было сто метров, то это уже считалось куда как хорошо. И вот представьте себе, что на этой полоске земли, просматривающейся насквозь, до самого мелкого камешка, надо было замаскироваться и вести огонь. Или охотиться за фашистскими снайперами. Лежать сутками без движения, без слова, даже дышать приходилось осторожно, чтобы не сдвинуть ствол, не колыхнуть прицел, лежать сутками ради той доли секунды, которая требуется, чтобы нажать спусковой крючок. А цели приходилось выбирать не на переднем крае, не в ближайших окопах и ходах сообщения, а подальше, в тылу, чтобы фашисты и не догадались, откуда выстрелы. Гнезда, где располагались снайперы, были на столь открытой местности, что занять позицию можно было только ночью. И покинуть засаду тоже можно было лишь глубокой ночью.

В конце 1942 года, когда гитлеровцы поняли, что скорой и легкой победы не будет, что дело вообще идет к тому, что не видать никакой победы, в Саратове вышла совсем маленькая книжечка из серии «В помощь агитатору» и, как на ней было указано, «для громкой читки». Желтая оберточная бумага за эти годы стала ломкой, шрифт потускнел, но когда начинаешь вчитываться в эти жухлые буквы, вдруг начинаешь понимать, откуда эта девушка находила силы, бесстрашие, чтобы снова и снова, изо дня в день выползать на нейтральную полосу, под огонь врага.

«За что я их убиваю» — так называется письмо Людмилы Павличенко, обращенное к читателям, вернее слушателям, поскольку книжечка была предназначена для громкой читки. Нетрудно себе представить тысячи и тысячи землянок, окопов, блиндажей, железнодорожных вагонов, ангаров, где прозвучали ее слова. Вот несколько сокращенный текст этого письма…

«Когда я проходила по улицам Севастополя, меня всегда останавливали ребятишки и деловито спрашивали:

— Сколько вчера убила?

Я обстоятельно докладывала им о своей работе снайпера. Как-то пришлось им честно сказать, что уже несколько дней не истребляла врагов.

— Плохо, — в один голос сказали ребятишки, А один, совсем маленький, сурово добавил:

— Очень плохо. Их надо убивать каждый день.

Он верно сказал, этот маленький суровый севастополец. С того памятного дня, когда гитлеровцы напали на мою страну, каждый прожитый мною день наполнен одной лишь мыслью и одним желанием — убивать врага.