Возвращение к себе - Вера Огнева

Женщин отправили в коморку Бины. На ее двери, как и на входной, имелся засов. Не весть какая защита, но все-таки лучше чем ничего.

Оба, Роберт и Гарет спустились к столу в полном вооружении. Плевать на этикет. В свинарнике не до куртуазности, на ратном поле не до консон.

За столом уже во всю распоряжалась принаряженная Герберга. Из-под вишневого тонкого блио выглядывала палевая туника. В ушах, на голове, на шее тускло светили желтым и поигрывали камнями украшения. Серьги, диадема, ожерелье - все тяжелое, яркое. Брала бы себе побрякушки и удирала, так нет, хочет почувствовать себя хозяйкой замка, благородной госпожой; иметь право и власть.

Взгляд зацепился за знакомую вещицу. У края выреза к ткани была прикреплена массивная подвеска. Кроваво отсверкивал овал из рубинов и золотых завитков, ниже спускались остро сияющие алмазные нитки. Сестра этой подвески покоилась в мешочке на груди Роберта.

Вот значит, в каких пьесах мы играем! Одной власти оказалось мало. Крови возжаждала!

Сожженные усадьбы в Критьене, родственники Тиссы, Теобальт-Марк… Сам собой всплыл сегодняшний разговор в алькове. Роберта передернуло. А за волной отвращения пришло: он убьет эту женщину. Еще вчера, еще миг назад не смог бы.

Сейчас сможет.

Гости между тем рассаживались. Пир, однако, начинался без привычной шумной непринужденности. Ни шуток, ни пьяных выкриков. Сидели как на поминках.

Не претендуя на почетные места, Роберт с Гаретом устроились с краю у последнего стола. Отсюда, кстати, было рукой подать до лестницы, да и до выхода во двор тоже.

Веселье все никак не разгоралось. Пили и ели тихо. К вину прикладывались только 'хозяева'. Гости пощипали лепешку, Гарет обглодал куриную ногу, Роберт отломил пирога, понюхал, но отложил - не понравилось.

Кого-то или чего-то ждали. Может итальянца? Новых людей за столом Роберт отметил и запомнил. Но ни один из них не подходил под описание Лупо.

- Эй, ты! - крикнула Герберга.

Не без удивления Роберт отметил, что она успела изрядно выпить. То есть так, что еле ворочала языком.

- Эй! - Подбежала служанка. - Отнеси кувшин гостям. Пейте! Или вы брезгуете нашим угощением?

Ни к чему было так суетиться, обращать на себя внимание. Подсунули бы тихонько ковшичек…

Пуганая ворона куста боится. Может, в вине ничего и не было, но даже под пыткой Роберт отказался бы принять угощение из чужих ненадежных рук.

К ним подошла растрепанная с синяком под глазом худенькая девочка. Кувшин в руках подрагивал. Служанка быстро сунула его на край стола и ретировалась.

- Пейте! - голос дамы Герберги гулял под сводами зала как вороний грай.

Гарет послушно протянул руку к кувшину, но толи тот стоял неровно, толи кто-то неосторожный пнул ножку шаткого стола, хрупкий сосуд, качнувшись, опрокинулся на пол. Далеко в стороны разлетелись осколки и брызги.

- Растяпа! - пьяно взревела Герберга.

Скандала, однако, не получилось. Рзборке помешали. В дверь со двора ворвался воин и сходу, пробежав до середины залы, крикнул:

- Герик убит!

Часть сидящих за столом вскочили с некоторой даже поспешностью, как показалось Роберту. Другие остались сидеть. Известие ошеломило. Герберга непрерывно орала, да и остальные не молчали. Кто, что, в шуме не разобрать.

Роберт и Гарет, встав спиной к спине, начали тихо отступать от стола. На лестнице показались трое разбойников с мечами наголо.

- Уходим в дверь,

Не очень торопясь, Роберт и Гарет двинулись к выходу. Так бы и ушли в суматохе, если бы ни монах.

- Смотрите! - его голос перекрыл общий гвалт. - Они удирают. Это они убили капитана. Хватайте их!

Стало не до чинного отступления. Рывком, в несколько длинных прыжков оба оказались у двери. Против опасения, засады с той стороны не оказалось.

- Куда? - прохрипел Гарет.

- К донжону.

Они успели. Створки захлопнулись за ними, отгораживая стылую темноту старой башни, от беснующегося света факелов и беснующихся людей. Снаружи ломились, стучали, орали. В дверь пару раз грохнуло что-то тяжелое. Само собой с той стороны им обещали все возможные и невозможные кары.

Зато можно было отдышаться. Дубовый брус надежно запечатал створки. Окна донжона, числом четыре, по одному на каждую сторону больше походили на щели и располагались на высоте пяти туазов. Ни к одному не добраться. Роберт разглядел остатки лестницы, но не рискнул бы карабкаться по трухлявым перекладинам без особой необходимости. Не подновляемая с отъезда хозяина, деревянная часть лестницы полностью пришла в негодность. Анна, поддерживающая порядок в жилых покоях, видимо рассудила, что со стороны соседей лиха ждать не приходится, а из дальних краев вряд ли кто явится воевать крохотное, затерянное в лесах баронство.

Они уселись на камень, служивший основанием лестницы.

- Попали, - одышливо выговорил Гарет. - Как думаешь, кто Герика кончил?

- Я.

Оба вскинули головы. В проеме окна зашевелилась тьма. Потом появились блики огня.

В окне образовалась сначала голова, за ней торс. Подоспел факел. Стало возможно рассмотреть собеседника. На овальном щекастом лице поблескивали черные навыкате глаза. Блестел тонкий красивый нос. Пухлые, но четко очерченные губы выдавались над чуть скошенным подбородком. И над всем - приплюснутый лоб в завитках жестких смо-ляных волос. Все черты по отдельности были правильными и даже красивыми, но собранные воедино, производили неприятное впечатление: хитрость, опасность, порок - всего понемногу. И еще: с одного взгляда становилось понятно, человек, кинувший в них признанием словно камнем, живет с удовольствием. Убивает тоже с удовольствием, но с особым извращенным удовольствием делает пакости, чтобы потом наблюдать за своими жертвами.

В общем: над ними потешался Лупо Буалъди, пилигрим, который некогда прибыл в Палестину с итальянским войском Ранульфа Салернского. За прошедшие годы Лупо набрал живого веса и уверенности, но, впрочем, узнали его сразу.

От неожиданности Роберт зажмурился. … серая земля, перебегают, подгоняемые ветерком песчинки. Ветерок шевелит полог шатра и одежду на мертвых. Генрик… за ним Райми… за ним Гумферт… за ним… Сам Роберт связан. Единственный, оставшийся в живых…

Буальди щедро наливал всем вина из своей фляжки. Только Роберт отказался.

- Вижу, вижу. Узнали, - Лупо заливисто расхохотался, довольный тем, что можно безнаказанно дразнить, загнанного в западню зверя.

Робер, однако, спросил твердо и повелительно, как некогда спрашивал с нерадивого вояки:

- Для чего ты убил Герика?

- Как это, для чего? Ты поглупел, граф Парижский. Ах, прости, оговорился. Ты уже не граф. Турнули тебя из графского фьера. Теперь ты бродяга бездомный и безземельный. Правда, не бедный. Совсем не бедный. Оно и плохо. От золота все зло. Не находишь? - Буальди опять расхохотался. - Где золото, там измена. Ты же сговорился по отдельности и с Гериком, и с помешанным монахом. С потаскухой Гертой тоже договорился? Поимел ее, конечно. Но ее только мертвый не имел. Хотя и в этом сомневаюсь. Сговориться-то ты сговорился, только не учел, что я одним простым ходом столкну вас всех лбами. Теперь люди Герика уверены, что убийца ты.