Последняя охота Серой Рыси - Чарлз Робертс

В стаде было несколько самок и пара неуклюжих годовалых самцов. Наш Властитель, очень довольный, крупною иноходью пошел вперед, чтобы встретить их и взять под свое покровительство. Еще минуту спустя ему попались на глаза два красивых молодых самца, более величественными шагами следовавшие за остальными членами стада. Лось остановился, склонив свой могучий лоб, словно злобный жеребец, прижал уши назад и громко предостерегающе закричал. Прямые темные волосы на его шее медленно поднялись и встали дыбом.

Оба молодые самца с глупым изумлением смотрели на это грозное явление. Пора битв еще не наступила, поэтому они не испытывали ревности, и незнакомец не пробуждал в них ничего, кроме холодного равнодушия. Но он шел по полю с таким угрожающим видом и сам был так огромен, что они ясно поняли: надвигается буря, и мир будет нарушен. Нарушать мир и сражаться в середине зимы, когда у них не было рогов и кровь их медленно текла по жилам, было противно их обычаям.

Тем не менее они не могли допустить такого оскорбления в своей собственной крепости.

Глаза их злобно сверкнули, и, мотая головой, они двинулись вперед, навстречу дерзкому незнакомцу. Сторожа в изумлении собрались у ворот, а один из них поспешно отошел и побежал к зданию, которое находилось в стороне среди деревьев.

Когда гигантский лось, который был больше и темнее всех тех, которых они прежде видели, величественно спустился к стаду, самки отошли немного в сторону и остановились, спокойно смотря на него. Они были хорошо откормлены и в настоящее время относились совершенно равнодушно ко всему, что происходило в пределах их ограниченного мирка. Но битва есть битва, и если она должна разыграться, они не прочь были посмотреть на нее.

Оба молодые самца были у себя дома, право было на их стороне, и бодрое мужество было им присуще. Но когда на них налетел этот мрачный ураган с твердынь Старого Согамаука, они, казалось, лишились всех прав.

Стоя бок о бок, сражались они с этим напавшим на них олицетворением гибели. В минуту столкновения они стали на дыбы и с диким бешенством пустили в ход свои острые копыта. Но гигант-незнакомец не смущался такими мелочами. Как слепая стихия, он набросился на них, неотразимый, как обвал, и почти столь же гибельный. Ноги их подкосились, и, оглушенные, они упали перед ним врастяжку, как телята.

Такая полная победа, укрепившая превосходство его помимо всяких интриг, могла бы удовлетворить Властителя, но сердце его было полно обид, и жажда мести требовала удовлетворения. Когда побежденные самцы попытались встать на ноги, он набросился на ближайшего из них и безжалостно начал топтать его ногами. Тем временем второй, спасая свою жизнь, в ужасе обратился в бегство, не стыдясь отступления. Тогда, оставив свою жертву, пленник помчался за ним, решив уничтожить обоих. Страшен был вид этого темного гиганта, когда, взъерошив гриву и вытянув голову, широко раскрыв рот и сверкая глазами, он крупными шагами мчался вслед за беглецами.

Но как раз в тот миг, когда достаточно было одного шага и жертва была бы настигнута, случилась странная вещь. На голову преследователя упала петля, затянулась, отдернула шею его в сторону и с такой силой бросила его на землю, что, казалось, беснующееся его тело испустило последнее дыхание. В то время, как он, захлебываясь, пытался набрать в легкие свежего воздуха, необходимого ему для жизни, другие петли обвились вокруг его ног, и, прежде чем он успел оправиться настолько, чтобы собраться с силами, он снова был связан, как тогда дядей Адамом в снегах Согамаука.

Так лежал он в этом унизительном положении, с сердцем, преисполненным бессилия и позора. А две его побитые жертвы были взяты на аркан и уведены прочь. Так как ясно было, что Властитель не потерпит, чтобы они жили в его царстве даже в качестве смиренных подданных, их перевели в другое, более скромное помещение, ибо великану-лосю было предназначено наилучшее место.

Но вряд ли он чувствовал себя по-царски — этот косматый гигант, лежа на боку, с трепещущим сердцем. Самки подошли к нему и смотрели на него с чувством спокойного пренебрежения, пока его бешеное фырканье и неукротимая ярость, сверкавшая в его глазах, не заставили их в страхе попятиться прочь. В это время вернулись люди, которые сбили его с ног. Они бесцеремонно поволокли его к воротам, освободили от уз и осторожно удалились по другую сторону решетки, прежде чем он успел подняться. С криком он вскочил на ноги и смотрел на них с такой ненавистью в глазах, что они подумали, не бросится ли он снова на железные прутья. Но урок прошел ему недаром. Несколько секунд стоял он, весь дрожа. Потом, как бы признав превосходство этой власти даже над своей собственной, он понял, что вызывать ее на бой не имеет смысла. Тогда он с силою отряхнулся, отошел прочь и горделивой поступью направился к стаду.

На закате стало холоднее. Тяжелые облака скучились на небе, и в воздухе чувствовался надвигающийся снег. С севера подул сильный, порывистый ветер. Не видя убежища, которое пришлось бы ему по вкусу, лось повел свое маленькое стадо на вершину обнаженного холма, откуда он мог обозреть окрестности и выбрать прикрытие. Ноздри его дрожали. Сильный ветер, дувший с севера, проникал в самую глубину его сердца. Он забыл, зачем он пришел сюда. Пристально всматривался он в этот чуждый ему мрачный мир и сквозь неведомый, густой и непроницаемый мрак бурной ночи, казалось, видел нагую вершину Старого Согамаука, вздымающуюся из глубины лесов, казалось, слышал шум ветра в верхушках елей и треск сухих ветвей, ударявшихся одна о другую. Самки долго стояли, сбившись в кучу и прижимаясь к его плотным бокам, словно ожидая чего-нибудь нового от его могучей силы. Но когда буря разразилась, они вспомнили о том прикрытии, которое устроили им люди, и о той обильной пище, которая в нем заключалась. Одна за другой они поворачивали и медленно, гуськом стали спускаться со склона. Они направились в тот угол, где, как они знали, стояли открытые ворота в их теплый сарай. Властитель, погруженный в свои мечты, не обратил внимания на их уход. Но вдруг, почувствовав своё одиночество, он двинулся вперед и осмотрелся кругом. В бурном мраке как раз в эту минуту скрылся последний из годовалых лосей, следовавший по пятам за своими матками. Сделав несколько шагов вслед им, Властитель сначала замедлил в нерешительности свой шаг, а потом круто остановился. Пусть идут! — они, вероятно, вернутся к нему.

Он возвратился на свое место на вершине голого холма, и, высоко подняв голову, глотал холодный воздух.

Зимняя ночь спустилась над ним, и северный ветер, родной ему, с ревом и свистом обвевал его голову.