Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Судя по остаткам гавани, Ханчжоу в свое время получал грузы ароматической древесины, пряностей, приправ и благовоний с Явы, из Кхмера, Аравии и восточной Африки[913]. В городе были иностранные кварталы, как в столицах страны времен династий Тан и Сун, здесь селились купцы-чужеземцы. Общины иностранцев избирали собственных предводителей, торговали на своих рынках и молились в своих мечетях и церквях. А общины выходцев из Фучжоу процветали за морями, хотя в документальные свидетельства не попадали до конца XIV века, до тех пор, пока смена династии и политики не привлекла к ним внимание. Когда в 1368 году династия Мин запретила заморские плавания, это заставило китайцев Палембанга, например, остаться за морем и заняться пиратством и контрабандой.

В начале XV века короткое время казалось, что заморская торговля может стать государственным делом, а жители Фучжоу — основными специалистами в этой области и участниками[914]. Император Юнлэ был одним из самых агрессивных и нацеленных на море правителей в истории Китая. Инструментом удовлетворения его морских амбиций стал евнух-адмирал Чен Хо, который командовал первой океанской экспедицией «кораблей-сокровищ» в 1405 году. Экспедиция была рассчитана на то, чтобы унизить элиту ученых и возвысить соперничавшие с ней лобби: группу евнухов, стремившихся к власти; купцов, которые хотели получить защиту и поддержку на море в своих заморских предприятиях; империалистов, желавших возобновить программу завоеваний времен Хубилая; религиозный истеблишмент, который хотел отобрать у ученых-управителей право распоряжаться средствами и потому одобрял новые предприятия.

Ряд морских экспедиций, которые продолжались с перерывами до 1433 года, захватывал Индийский океан до Джидды, Ормуза и Занзибара. В результате двор заполнился экзотическими приношениями и приобрел фантастический зверинец из животных, которые, как предполагалось, предвещали добро: жирафов, страусов, львов, леопардов, зебр, антилоп, носорогов и существ, напоминающих белого тигра с черными пятнами, которые не едят мясо и питаются травой. Эти животные побуждали ученых рассуждать о «различиях» в мире. Они свидетельствовали перед варварами о силе Китая не меньше, чем свержение династии в Шри-Ланке и тирана на Суматре, наказание пиратов и превращение Малакки из рыбацкой деревни в великое торговое царство. На стеле, воздвигнутой в Фучжоу в 1432 году Чен Хо, выражена вера в науку и империю:

В объединении морей и континентов династия Мин зашла дальше, чем Хань и Тан… Страны за горизонтом во всех концах земли стали нашими подданными… Как бы далеко они ни находились, можно рассчитать расстояния до них и ведущие к ним маршруты[915].

Но стремление проявить силу за океаном ненадолго пережило императора Юнлэ. При дворе снова получили власть ученые-управители и конфуцианские идеи, и купцам Фучжоу, к их досаде, оставалась лишь отведенная законом прибрежная торговля; но, используя недочеты в системе официальной бдительности, они организовали эмигрантские колонии в Малакке, на Борнео и в Японии. Когда в 1567 году ограничения были сняты, подпольный империализм Фучжоу готов был развернуться в полную силу. К 1580-м годам Манилу (там к 1603 году, когда китайский квартал потряс первый погром, жило двадцать пять тысяч китайцев) ежегодно посещали не менее двадцати кораблей из Фучжоу; однако в течение двух десятилетий было восстановлено прежнее количество. Здесь, на территории, номинально принадлежавшей Испании, и в голландской торговой Батавии истинными колонистами были китайцы, которые селились в больших количествах, развивали экономику и обогащали местные общины своими средствами. В популярной шутке XVIII века Манила для выходцев из Фучжоу была «вторым домом»[916]. Наряду с официальной «данью», ежегодно поступавшей в Фучжоу с островов Рюкю: тридцатью разновидностями золотых колец, пятьюдесятью семью видами сырья для производства благовоний, животными семнадцати редких видов, включая белых обезьян и попугайчиков с Формозы (Тайваня) — шла частная торговля менее экзотическими товарами: купцы ввозили соломенные циновки, бумагу, стеклянные бутылки, грубые ткани, нарезанных кубиками креветок[917].

Подгоняемые бедностью или алчностью, жители Фучжоу тысячами переселялись в Корею, Японию и на архипелаги юго-восточной Азии. Среди переселенцев были и капиталисты, например деревенские старосты, в чьих руках сосредоточивался капитал инвесторов, и отчаянные мелкие торговцы, как Ли Чан, который в 1544 году рассказал корейским властям, что бежал из родной деревни, пораженной засухой. «Откуда нам было взять даже простую пищу? У нас не было выбора, пришлось уйти в торговлю, построить лодку и начать торговать с малой прибылью. Ради нескольких мгновений счастья я и моя семья сели в небольшую хрупкую лодку, чтобы пересечь широкий неведомый океан. Легко умереть от солнечных ожогов на гигантских волнах… Огромные валы вздымаются до небес, но мы вынуждены рисковать и идти дальше»[918]. Конечно, этот торговец-нелегал несколько преувеличивал опасность своего занятия. К концу столетия риск торговли заметно снизился, и появился обширный класс нуворишей.

В определенные периоды китайский империализм грозил захватить власть во всем китайском заморском мире. В начале XVII века головорезы, в чьей деятельности торговля сочеталась с пиратством, создавали целые государства или нечто очень похожее; говорили, что у Ли Тана три горы серебра: одна в Японии, одна в Фучжоу и одна в Маниле, и он на собственные средства содержит военные флоты; его преемник Чен Чилунь управлял из Амоя династической и дипломатической сетью, и его называли «Великим морским царем»; он превратился в «космополитическую» фигуру, но оставался образцом традиций, которые олицетворял, — традиций заморского империализма Фучжоу и «симбиотических отношений» между этой провинцией и морем[919]. Его сын Коксинга основал собственное государство с центром в Тайване; это государство соперничало с империей. Однако в целом китайские купцы, не пользуясь поддержкой своего центрального правительства, предусмотрительно предпочитали использовать для защиты и развития своей деятельности строителей западных империй[920]. У выходцев из Фучжоу были устойчивые морские традиции, но эти люди никогда не пытались создать империю. Они оставались «купцами без империи» или образовывали лишь неформальные империи[921]. Они были разбросаны по самостоятельным, часто автономным колониям и сосредоточивались на торговле и ремеслах. Они оказывали влияние на приютившие их общины, эксплуатировали их, развивали новые виды деятельности, поддерживали связь друг с другом, не отличались честолюбием и с расчетливой скрытностью преследовали свои интересы.

14. Традиции Одиссея

Греческое и римское побережья

Беотия. — Греческие колонии. — Афины. — Эгейское и Ионическое моря. — Рим. — Римская империя. Возрождения и их обрамление

…me tabula sacer

votiva paries indicat uvida

suspendisse potenti

vestimenta maris deo.

(А мне гласит

Со священной стены надпись, что влажные

Посвятил я морскому

Ризы богу могучему).

Гораций. Оды (Пер. В. Брюсова)

Как зов наяд, мне голос твой

Звучит за ропотом глухим

Морей, ведя меня домой,

К сиянью Греции святой

И славе, чье имя — Рим.

Эдгар Алан По. К Елене (Пер. Г. Кружкова)Плуг и корабельный нос: разговор с Гесиодом

Представьте себе поэта, идущего за тяжелым плугом. Поскольку это Беотия середины VIII века до н. э., почва жесткая, а плуг громоздкий. В раздражающей манере, какая иногда свойственна младшим братьям, Персий развалился поблизости, наблюдает за работающим Гесиодом и досаждает ему глупыми вопросами о том, как разбогатеть. Такой разговор действительно происходил — а может, Гесиод его придумал; но стихотворение, в котором он о нем рассказал, очень реалистично рисует жизнь на бедном берегу богатого моря. Гесиод рассказывает об этом в форме монолога, но можно с большой долей уверенности восстановить вопросы и ответные реплики. Из этого потока слов можно выделить данное Гесиодом древнейшее известное руководство по плаванию под парусами, адресованное древнегреческим морякам[922].

— Греция и бедность — сестры, — начинает Персий, цитируя любимую поговорку Гесиода. — Как мне побыстрей разбогатеть?

— Работай, брат мой, только так голод не будет тебе страшен. Ты получил лучшую часть отцовской земли. Чего еще тебе нужно?

— Мне нужно избежать тяжкого труда. Ты меня знаешь.

— Вначале построй дом, — советует старший брат, — приведи в него женщину, добудь быка для пахоты — женщину-рабыню, а не жену, чтобы она могла по очереди с тобой идти за плугом.