История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 2. Магизм и единобожие - Александр Мень

Очевидно, израильское религиозное сознание видело этот источник в чем-то другом.

7) Древо Познания и Магизм

В сказаниях шумеров, вавилонян и греков человек утратил блаженную жизнь, став жертвой завистливых богов (см. выше гл. VII). В Библии же мы видим нечто совершенно иное: не каприз, не зависть, не случайность, а прямая вина человека, нарушившего заповедь Божию, омрачила его существование.

Эта истина открывалась в его собственном историческом опыте, ибо, соединенный с Богом в Завете, он знал, что измена Ему несет гибель. Грех есть нарушение Завета. И драма в Эдеме есть, в сущности, история первого Завета, нарушенного человеком. Но грех в Библии «есть не только особое нарушение заповеди, но также и сомнение во всемогуществе Божием, выявившееся в нарушении Его требований. Именно это крылось в словах змея в Раю: «Верно ли сказал вам Бог?» Это есть также сомнение в истинности Его обетовании. Грех — это недовольство Божественным Провидением в прошлом и сомнение в Его водительстве в будущем. Неблагодарность, маловерие и недоверчивость противоположны богобоязненности и вере» (R. Bultmann. Primitive Christianity, 1964, р. 62).

Но этим аспектом нельзя ограничиваться, если мы хотим уяснить глубинный смысл Откровения. Оставляя в стороне все произвольные домыслы, всю «библейскую алхимию», мы должны расшифровывать символику Вечной Книги в свете того, что нам известно о мире, окружавшем древний Израиль.

Боги Ханаана, ставшие соперниками Ягве после завоевания страны Обетованной, были богами плодородия, так же как и Ваал Мелькарт, который едва не занял место главного бога Самарии во времена Илии. Имитационная магия этих враждебных ягвизму культов сулила человеку, как мы знаем, владычество над стихиями и производительными силами (см. выше гл. IV, XX и XXIII). Плотское соединение с жрицами-кедешим, отождествлявшимися с богиней плодородия, обеспечивало, согласно сирийскому мифу, процветание земли. «Культовый миф, — замечает Дж. Маккензи, — так же, как и змей, обещает человеку уподобление божеству» (J. McKenzie. The Two-Edged Sword, p. 122) Соединяясь. с кедешим, человек якобы становился сопричастен Ваалу; обряд воспроизводил брачные отношения богов, чтобы наделить людей их силой. Как мы видели, образы сказания об Эдеме (запретный плод, женщина, змей, нагота и стыд) довольно прозрачно указывают на этот основной грех, который был угрозой израильской религии вплоть до времен вавилонского плена (см. гл. XXIII).

Как уже было сказано, «познание добра и зла», соблазнившее человека, относилось не к нравственным категориям. «Знание, закрытое для людей, по крайней мере первоначально, понималось как волшебство и волшебная сила» (Ю. Велльгаузен. Введение в историю Израиля, с. 397. См.: J. Coppens. La Connaissance du bien et du mal et le peche du Paradis, 1948). Посягая на Древо Познания, человек хотел завладеть ключами мира и благодаря этому стать «как Бог» (см.: G. v. Rad. Old Testament Theology, v. I, p. 155).

В этом нетрудно обнаружить уже хорошо знакомую нам тенденцию. И заклятия Вавилона, и магические уловки египтян, и ворожба царей-колдунов — все это аспекты одного и того же стремления похитить автономную, безблагодатную власть над миром. Здесь торжество ложного антропоцентризма, эгоистического вожделения и ослепленной гордыни (см.: Б. Вышеславцев. Миф о грехопадении. — «Путь», 1932, № 36). Все должно служить одной цели: ДА БУДЕТ ВОЛЯ МОЯ.

Так рождается ложное отношение и к Богу, и к природе, отношение, полное зависти, корысти, требовательности и рабской враждебности. В этом обнаруживается единство Магизма и Грехопадения как духовной болезни, ибо Грехопадение совершилось в сфере религиозной, на путях, связующих человека с Богом.

Первоначальное человечество (представленное одним, двумя или сотней индивидов — не столь уж важно) изменило своему божественному призванию, воспротивилось Творцу и тем самым отпало от Него. Таков смысл библейского сказания, и об этом говорит нам вся история религии, которая составляет стержень духовной истории человечества.

Этот отрыв вносит искажение во все бытие человека. Ягвист говорит: 1) о вступлении человека в длительную борьбу со Змеем (Быт 3, 15), 2) о нарушении гармонии между людьми и аномалии во взаимоотношении полов, 3) о враждебности природы к человеку и, наконец, 4) о смерти.

Первое означает, что, поддавшись искушению, Адам оказался связанным неразрывными узами со своим искусителем. Он сам допустил вторжение в свою жизнь темного начала. Вот буквальный перевод библейского текста. Ягве говорит Змею: «И вражду положу Я между тобою, и между женою, и между семенем твоим, и между семенем ее; оно будет поражать тебе (ишуфха) голову, а ты будешь поражать его пяту». Это — грозное пророчество, которое в высшей степени исполнилось в жизни людей. Демонический соблазн и внутренняя борьба стали неразлучными их спутниками.

Однако в том, что Змей будет поражаем в голову, а человек только в пяту, толкователи видели намек на конечную победу над Змеем (см.: Е. Maly. Genesis. — JBC, p. 13). Христианская традиция даже называет этот текст Первоевангелием, хотя, на первый взгляд, в нем нет прямого указания на победу. Но здесь, как верно замечает о. А. Князев, нужно учитывать, что «весь богословский ансамбль Книги Бытия определенно говорит о борьбе Бога со злом и об отдельных победах Бога в деле восстановления человека, одержанных в лице Ноя, Авраама и всего Авраамова семени» (А. Князев. Откровение о Матери Мессии.— ПМ, 1953, № 9, с. 107).

Другое указание на постоянное присутствие зла в человеке после Падения мы находим в рассказах Пролога о Каине, Потопе и Башне (см. выше гл. XXIII). Зло в человеке возрастает до такой степени, что Бог даже решает вернуть мир к Хаосу через Потоп. И только возобновление нарушенного Завета полагает начало новому человечеству — Народу Божию.

Второе следствие Падения имеет прямую связь с язычеством. Культ Богини-Матери явился одной из первых форм поклонения твари (см. гл. II). Именно он породил жестокую борьбу полов в эпохи матриархата и патриархата. «Женское единобожие, — по словам Вяч. Иванова, — соответствует подчинению Адама Жене, как матери. Последовало новое возмездие за вину Евы, и мужское стало господствовать над женским, и новый совершился грех — грех порабощения Жены. Это порабощение не спасло ничего и только увеличило меру бедствий» (Древний ужас. — «По звездам», с. 423).

И не только отчуждение Мужа и Жены порождено Грехопадением, но и утрата духовной гармонии между индивидами-ипостасями. Люди — чужды и «непроницаемы» друг для друга, люди разобщены, хотя и не способны жить в абсолютной изоляции, — вот трагедия падшего мира. Мы можем ощущать острое одиночество в толпе, мы убеждаемся, что так называемый «массовый человек» чаще всего теряет человеческий облик.

Люди нередко бегут от себе подобных. «Я знаю, что такое ад, — говорил Сартр, — ад — это другие». В этой роковой отчужденности обнаруживается распад Адама. И становится понятным, почему, противопоставляя «ветхому» Адаму Адама «нового», апостол Павел видит исцеление человечества в том, что будет восстановлено его соборное органическое единство.

Третий момент — это трагическая борьба человека с природой. Потеряв связь с Духом, он стал бессильным и не знал уже больше путей к ее тайнам. Он стал вырывать их у нее для своих нужд, насиловать природу, отгораживаться от нее, в то же время страдая от разрыва с ней. От первых цивилизаций, от первого Города до технической эры все возрастала эта страшная дисгармония: природа мстила за себя. Эволюция техники все более выходила из-под контроля человека. Урбанизация и механизация кажутся теперь лишь предтечами страшной эры роботов, которую предвидят современные пророки. Человек одержал пиррову победу над природой; этим полны думы современных писателей, размышляющих о будущем: Бредбери, Лема и многих ученых-футурологов.

И, наконец, Смерть…

Бог говорит Адаму, что он умрет «в день» (б'йом), когда вкусит от Древа Познания. Однако из рассказа Библии мы узнаем, что Человек не умер сразу же после нарушения заповеди. Очевидно, если мы не хотим соглашаться со Змеем, то нужно признать, что в Библии прежде всего речь шла о смерти духовной, которая есть грех.

Здесь мы подходим к тому недоумению, которое вызывало буквалистское толкование. Если грех был совершен предками, почему он перешел на потомков? Быть может, на это возразят, что греховность приобретается каждым в течение жизни. Но «безгрешные младенцы» — это вымысел. Хотя они и не грешат сознательно, но в них явно уже присутствует иррациональная склонность ко злу. Об этом свидетельствует жизнь, об этом свидетельствует наука, психоаналитические исследования, и, наконец, об этом свидетельствует Церковь, совершая крещение над младенцами. Крещение младенцев есть указание на то, что души новорожденных не творятся заново, но исходят из общечеловеческой души, сотворенной единожды и несущей после Грехопадения печать духовного извращения. И дело тут не в биологической наследственности, а в том, что ложное направление принял весь «Адам», вся соборная душа человечества.