Остров фарисеев. Фриленды - Джон Голсуорси

– Мы убиваем жуков, мы их боимся, – заявила Сюзи.

Они тесно сгрудились вокруг Тода: Билли стоял на его широкой ноге, Сюзи уперлась локтем в объемистое колено, а тоненькая Бидди прижималась к могучему плечу.

– Зря, – сказал Тод, – жуки хорошие.

– Их птицы едят, – сообщил Билли.

– Этот жучок питается древесиной, – сказал Тод. – Он проедает дерево насквозь, и оно гниет…

Тогда заговорила Бидди:

– И больше не дает яблок!

Тод положил жучка на землю; Билли слез с его ноги и принялся его топтать. Мальчик старался изо всех сил, но жучок остался цел и вскоре исчез в траве. Тод его не останавливал; потом взял мальчика и водворил обратно к себе на ногу.

– А что, Билли, если я на тебя наступлю? – спросил он.

– Как?

– Я ведь тоже большой, а ты маленький.

Билли изумился, и на его квадратном личике появилось строптивое выражение. Он сумел бы дать отпор, но ему уже успели внушить, что каждый должен знать свое место. Тишину нарушил захмелевший шмель, запутавшийся в золотых, как колосья, пушистых волосах Бидди. Тод пальцами вытащил шмеля.

– Красавец, правда?

Дети сначала было отпрянули, но теперь вернулись на место. А пьяный шмель неуверенно ползал в большой горсти Тода.

– Пчелы жалят, – сказала Бидди. – Я раз упала на пчелу, и она меня ужалила.

– Ты первая ее обидела, – сказал Тод. – А шмель ни за что на свете не ужалит. Погладь его.

Бидди протянула худой пальчик, но не решалась дотронуться до насекомого.

– Смелее, – сказал Тод.

Бидди открыла рот и, набравшись смелости, погладила шмеля.

– Он мягкий, – сказала она, – почему он не жужжит?

– Я тоже хочу погладить, – сказала Сюзи, а Билли нетерпеливо прыгал на ноге Тода.

– Нет, – сказал Тод. – Только Бидди.

Все молчали, пока собака не подняла морды, черной с розовато-белым пятном на переносице, и не потянулась к шмелю, словно тоже хотела его приласкать.

– Нет, – сказал Тод.

Собака поглядела на него, и в ее желто-карих глазах появилась тревога.

– Он ужалит собаку в нос, – сказала Бидди, а Сюзи и Билли еще теснее прижались к Тоду.

В ту самую минуту, когда головы собаки, шмеля, Тода, Бидди, Сюзи и Билли могли бы уместиться в петле диаметром три фута, Феликс вылез из автомобиля Стенли и, пройдя в сад, увидел эту идиллическую группу – всю в солнечных бликах, – на фоне листвы и цветов. Была в этом какая-то особая значительность – тут билась сама жизнь, словно в хорошей картине или песне; она была пронизана по-детски чистым восторгом и удивлением, рядом с которыми меркнут все другие чувства; тихая заводь простоты, где сразу замирают все лихорадочные стремления и страсти. Может быть, Феликс ушел бы, чтобы не мешать, но собака заворчала и завиляла хвостом.

Они отослали детей на луг, и тут Феликс, как всегда, немного растерялся, не зная, с чего начать разговор с братом. Доходят ли до сознания этого великана простые житейские вещи? Захочет ли он вникнуть в суть дела?

– Мы приехали вчера, – сказал Феликс. – Недда и я. Ты, наверное, знаешь про Дирека и Недду.

Тод кивнул.

– Что ты об этом думаешь?

– Он хороший паренек.

– Да, – пробормотал Феликс, – но зато настоящий порох!.. Этот пожар у Маллорингов – к чему он может привести? Нам, старина, надо быть начеку. Не можешь ли ты пока отправить Шейлу с Диреком за границу проветриться?

– Не захотят.

– Но, в конце концов, они от тебя зависят!

– Не говори им этого, иначе я их никогда больше не увижу.

Феликс оценил всю простодушную мудрость этого замечания и растерянно спросил:

– Что ж нам делать?

– Сидеть спокойно.

И Тод положил руку на плечо брата.

– А что, если они действительно попадут в беду? Этого боятся и Стенли и Джон. И о маме надо подумать. – И с внезапным жаром Феликс прибавил: – А я не могу видеть, как волнуется Недда.

Тод убрал руку. Феликс много бы отдал, чтобы прочесть мысли брата в хмуром взгляде его синих глаз.

– Тревогой делу не поможешь. Что будет, то будет. Посмотри на птиц.

Произнеси эти слова любой другой человек, кроме Тода, Феликс рассердился бы, но в устах брата они звучали как невольно выраженная, глубоко продуманная философия. И разве в конечном счете он не прав? Что такое жизнь, которую они все ведут, как не беспрерывная тревога о том, что еще только может произойти? Ведь человек потому и чувствует себя несчастным, что в нервной тревоге все время предвосхищает будущие беды. В этом, быть может, горе и болезнь всей эпохи. Пожалуй, и всей долгой человеческой истории.

А что, если Тоду удалось открыть секрет счастья, который знают только птицы и цветы: отдаваться настоящему с такой полнотой, какая исключает всякую мысль о будущем? Да, пожалуй, счастье в этом. Ведь сам Феликс бывал по-настоящему счастлив только в те минуты, когда его целиком захватывали работа или любовь. Но почему это случалось так редко? Нет умения жить в полную меру каждый миг? Да! Вся беда в трусости и в том, что не хватает жизненных сил, чтобы со всей полнотой жить настоящим. Поэтому любовь и борьба – всегда горение: в такие минуты человек берет от настоящего все, что оно может дать. Вот почему было бы смешно обратиться к Диреку и Шейле с трезвым советом: «Уезжайте. Оставьте дело, к которому вас влекут ваши чувства, которое вас интересует. Откажитесь от настоящего, потому что вы должны заботиться о будущем!..» И Феликс сказал:

– Я бы многое отдал, старина, чтобы иметь твою способность жить только этой минутой.

– Ну что ж, и правильно, – сказал Тод. Он внимательно разглядывал кору дерева, которая, насколько мог судить Феликс, была вполне здоровой. А не отходившая от него собака разглядывала Тода. Оба они жили только этой минутой. И, чувствуя себя побежденным, Феликс вместе с ним пошел к дому.

По кирпичному полу кухни метался Дирек, а вокруг него, занимая вершины разностороннего треугольника, стояли три женщины: Шейла – у окна, Кэрстин – у очага, и Недда – у противоположной стены. Увидав отца, Дирек закричал:

– Почему ты впустил их, отец? Почему ты не отказался выдать им Трайста?

Феликс посмотрел на брата. Тод стоял в дверях, почти доставая до притолоки курчавой головой; лицо у него было изумленное и горестное. Он ничего не ответил.

– Сказал бы, что его здесь нет! Потом бы мы его куда-нибудь отправили. А теперь он в руках у этих скотов!.. Хотя это мы еще посмотрим…

Дирек бросился к двери.

Тод и