Бабочка - Анри Шарьер

— Он мой друг. Прежде, чем убить его, вам придется убить меня.

Мы вышли семь дней назад, и от палящего солнца я уже дохожу. Даже китайцы напоминают вареных раков.

— Смотри, летающий шар! — я впервые вижу летающий дирижабль. Он, правда, так далеко, что мы даже не в состоянии определить его размеры.

Но вот он изменил направление и приближается к нам. Растет, буквально на глазах и менее чем через двадцать минут оказывается прямо над нами. Квик-Квик и Ван-Ху поражены и что-то кричат по-китайски.

— Говорите по-французски, черт побери, чтобы и я мог понять!

— Английская колбаса, — говорит Квик-Квик.

— Нет, это не просто колбаса. Ею можно управлять.

Мы ясно различаем детали громадного предмета, кружащего над нами. В знак приветствия из дирижабля спускают флажки. Мы ничего не понимаем и не можем ответить. Дирижабль спускается все ниже, и я явственно различаю людей.

— Смотри, — говорит Ван-Ху.

— Куда?

— Туда, в направлении материка. Эта черная точка — корабль.

— Откуда ты знаешь?

— Говорю тебе, это рыболовный траулер.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что над ним нет дыма.

Через некоторое время мы убеждаемся в том, что это действительно корабль, правда, не рыболовный траулер, а серый торпедный катер, направляющийся прямо к нам. Он идет на большой скорости, и я боюсь, как бы он не подошел к нам слишком близко. Волны могут опрокинуть нас.

Над катером развевается английский флаг. Сделав круг, катер начинает осторожно приближаться к нам сзади. Вся команда — в синих матросках — высыпала на палубу. Офицер в белом кителе, кричит с мостика в мегафон:

— Стоп, остановитесь!

— Квик-Квик, спусти парус.

Менее чем через две минуты основной и дополнительный паруса свернуты, и мы почти останавливаемся: нас несут только волны. Я не могу оставаться в таком положении долгое время. Лодка без собственной тяги двигателя или ветра не подчиняется рулю, а это очень опасно при высоких волнах. Я прикладываю руки рупором ко рту и кричу:

— Ты говоришь по-французски, капитан?

Капитан передает мегафон другому офицеру.

— Да, капитан, я говорю по-французски.

— Чего вы от нас хотите?

— Поднять вас на палубу.

— Нет, это слишком опасно, мы боимся, что вы сломаете нашу лодку.

— Это военный патрульный корабль, и вы должны нам подчиниться.

— Нам наплевать, мы не воюем.

— Разве вы не спаслись с потонувшего корабля?

— Нет, мы бежим с французской каторги.

— Какая каторга, что это такое?

— Тюрьма, лагерь. Конвикт[9].

— А! Да, да, я понимаю. Кайенна?

— Да, Кайенна.

— Куда вы направляетесь?

— В Британский Гондурас.

— Это невозможно. Вам придется повернуть на юго-запад, к Джорджтауну. Подчиняйтесь, это приказ.

— О, кей.

Я приказываю Квик-Квику развернуть паруса, и мы поворачиваем в сторону, указанную катером.

Сзади слышен гул моторов. Это от катера отделилась моторная лодка и быстро приближается к нам. На носу ее стоит моряк с карабином в руке. Лодка обходит нас с правой стороны и буквально прилепляется к нам, не останавливаясь и не прося нас остановиться. Моряк прыгает в нашу лодку, а моторка возвращается к кораблю.

Он присаживается рядом со мной, кладет руку на руль и направляет лодку немного южнее.

Каждый из нас получает от него по пачке английских сигарет.

— Бог мой, — говорит Квик-Квик. — Они, наверно, дали ему сигареты, когда он спустился в лодку. Не может быть, чтобы у него в кармане всегда были три пачки сигарет.

Я смеюсь и смотрю на английского моряка, который правит лодкой гораздо лучше меня. У меня много времени для раздумий. На этот раз побег удался, и я совершенно свободный человек. Кажется, в глазах у меня заблестели слезы. Это верно. Я свободен: с начала войны беглецов не выдают.

Моя уверенность в победе над тропой разложения настолько сильна, что я не думаю ни о чем ином. Наконец-то ты победил, Бабочка! После девяти лет борьбы ты победил. Спасибо, Боже, ты мог, наверно, сделать это и раньше, но пути твои неисповедимы, и я не жалуюсь. Благодаря тебе, я все еще молод, здоров и свободен.

Девять лет каторги и два года тюрьмы во Франции. Итого одиннадцать лет.

В четыре часа пополудни, минув маяк, мы входим в огромную реку — Демерара. Снова появляется моторная лодка. Моряк передает мне руль, а сам хватает брошенный ему канат и привязывает его к скамье. Лодка тащит нас двадцать километров вверх по желтой реке. Неожиданно перед нами появляется город. «Джорджтаун!» — кричит моряк.

Мы медленно подплываем к столице Британской Гвианы. У причала много торговых судов, военных кораблей и полицейских катеров. На берегу реки — пушки.

Это война. Она длится уже два года, но до сих пор я ее не ощущал. Джорджтаун, столица Британской Гвианы, важный порт на реке Демерара, находится в состоянии полной боевой готовности.

Мы бросили якорь у военного причала. Квик-Квик со своим поросенком, Ван-Ху с небольшой связкой в руке и я поднимаемся на причал. На причале, принадлежащем морскому флоту, нет ни одного гражданского лица. Одни только матросы и солдаты. К нам подходит офицер. Я узнаю его: это офицер, который говорил с нами по-французски. Он протягивает мне руку и спрашивает:

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, капитан.

— Это хорошо, но все же придется пойти в поликлинику. Там тебе и твоим друзьям сделают прививки.

ТЕТРАДЬ ДВЕНАДЦАТАЯ. ДЖОРДЖТАУН

Жизнь в Джорджтауне

Нам сделали многочисленные прививки и после обеда отвезли в городской полицейский участок. Начальник полиции Джорджтауна, ответственный за порядок в порту, немедленно принимает нас в своем кабинете. Рядом с ним стоят английские офицеры в мундирах цвета хаки. Полковник, предлагает нам сесть напротив него и спрашивает на чистейшем французском:

— Откуда вы плыли?

— С каторги во Французской Гвиане.

— Скажи мне, пожалуйста, из какой именно точки Французской Гвианы вы бежали.

— Я с Чертова острова. Остальные из полуполитического лагеря Инини, что возле Коуроу.

— На какой срок тебя посадили?

— Пожизненное заключение. За убийство.

— А китайцев?

— Их тоже за убийство.

— Срок?

— Пожизненное заключение.

— Твоя профессия?

— Электрик.

— А они?

— Повара.

— Вы за де Голля или Петэна?

— Мы ничего об этом не знаем. Мы заключенные и пытаемся вернуться к честной жизни.