Меч, палач и Дракон - Александр Рау

Гальба ждал первых слов гостя. Он ждал допросов, пыток и суда — ничего не было. Только тьма и неизвестность. Герцог боялся лишь того, что его решили сгноить в подземном узилище. Подлый страх он отгонял молитвами, призывая кары небесные на головы врагов своих и Камоэнса.

— Огонь не мешает?

— Мешает. Погаси, — ответил герцог.

— Хорошо, — факел затух, словно его окунули в воду. В воздухе запахло дымом.

Герцог узнал голос.

— ТЫ?!

— Я, — вошедший был спокоен, — Давай обойдемся без криков и драк. Я пришел поговорить.

— О чем? Скорей ты хочешь насладиться триумфом — подлый ублюдок!

— Может, я и подлец, но своих родителей знаю. Не хочешь разговора — я уйду. Других людей ты увидишь только на эшафоте, — маг забыл о своей обычной вежливости.

Гальба с удовлетворением отметил, что он устал и раздражен.

— Как меня уже осудили?! — возмутился герцог. Его глаза окрепли, и он уже различал съежившуюся фигуру чародея, прислонившегося спиной к холодной стене.

— Да. Обошлись без соблюдения закона. Совет графов созывать не стали. Победителям ни к чему формальности. Продажный законник Катлано, впрочем, уже нашел прецедент заочного суда над регентом. Еще при первых королях это было — лет четыреста назад.

— За что меня осудили?

— За убийство наследника — принца Хорхе. За прочие тайные убийства. За попытку захватить престол. Ангела знает, что это не так, но молчит. Иначе возникнет много вопросов, требующих объяснений.

Гальба зарычал.

— Господи, ты видишь грехи их — покарай!

— Покарает, когда придет время, — успокоил его маг.

— Это сумасшедший бред.

— Не совсем — Гюрза-Кербон убивал для тебя. Но в твою непричастность к убийству Бласа и принца я верю.

— Потому что это твоих рук дело? — натужно расхохотался герцог.

— Нет. Кербон сам признался. Он хотел отомстить тебе — растоптать, унизить. У него получилось.

Герцог ударил кулаком по каменному полу.

— Щенок. Гадюка!

— Гюрза. Ты поймал змею — не удивляйся ее яду. Педро — дело его рук. Я клянусь, что не убивал твоего сына.

— Зачем ты пришел сюда, колдун? Помучить меня?

— Нет. Объясниться до конца. Сказать правду. Ты мой старый враг, я привык к тебе. Антонио. Буду скучать.

— Я тоже, — Гальба внезапно улыбнулся, — Маг Гийом — самый опасный сукин сын, что попадался мне, за исключением Хорхе. Приятно думать, что и ты остался с носом. Как же ты уступил Ангелу этой заднице — Рамону? Тьфу! Столько лет портить мне сон и спасовать перед ловким вором. Как подумал — противно стало. Принцесса Камоэнса в его лапах, спит с ним — она, хоть и дура, конечно, — но кровь стынет от злобы.

— Она с ним не спит, — проскрежетал зубами Гийом, — Хотя и дружит. Это ее выбор.

— Ты не любовник, а слабак! Давно бы подчинил ее силой и не знал бы бед!

— Скажи, Гальба, насилие, обычно выбираемое тобой, — оно тебя спасло? — уколол его в ответ чародей.

— Все равно ты трус и слабак. Я умру, зная, что все делал правильно. Ты же, колдун, будешь до конца дней кусать локти, мучаясь. Я все знаю о вашей страсти. Стоила ли она таких жертв? Тайные свидания. Робкие поцелуи, маскировка. Да ты два года только и делал, что ходил вокруг нее и облизывался, мечтая задирать юбку.

— Мечтал, — легко согласился маг, — но не только о юбках и трахе. Она дала мне цель, мечту и любовь, добавила в жизнь остроты, нежности и счастья. Я был кому-то нужен. Оно стоило того, герцог. Умирая, я буду знать, что есть, что вспомнить. Каждый миг — радости или горя — он навсегда здесь, — чародей коснулся лба.

— А когда я умру? — Гальбе надоели разговоры о любви.

— Завтра. Готовься к топору, тебя лишили дворянского звания.

— Все равно! Эти идиоты думают меня оскорбить — это я еще преподам им урок! — пригрозил регент, — А ты что будешь делать, колдун?

— Уеду после казни. Как ты и хотел когда-то. Меня здесь больше ничего не держит.

— Они знают, что ты здесь?

— Нет. Пока нет. Общение с тобой запрещено. Но я сумел пройти.

Герцог сдержал свое обещание. Когда судебная карета остановилась у коричневой дорожки, ведущей к эшафоту, он ступил на нее так, словно бы она вела в пиршественную залу. Легко и непринужденно.

— Что замерли, засранцы? Хорошее зрелище? — он обвел взглядом притихшую толпу.

Рамон Мачадо сделал все, что бы превратить казнь в зрелище. На площади собралось почти десять тысяч человек — больше она не вмещала. Дворяне, купцы, ремесленники, слуги, воры, нищие и гулящие девки, священники, монахи и солдаты, торговцы пивом и орешками. Для грандов было отведено отдельное место напротив эшафота. Паасины — ставшие личной стражей Мачадо — вместе с городской стражей сдерживали напор толпы. На соседних улочках дежурили отряды конницы, готовые к любым неожиданностям, будь то попытка спасения Гальбы, или бунт черни.

Ангела и Рамон были верхом, окруженные свитой вельмож.

— Хороший сегодня денек. Руки прочь, быдло! — закричал Гальба на стражника подтолкнувшего его.

Воин опешил и замер в нерешительности.

— Я сам пойду на мой последний бой, — заявил герцог.

Толпа, алчная до зрелищ и крови, обычно шумная и нетерпимая к обреченным молчала. Старый герцог до сих пор внушал ей трепет, несмотря на свое падение. Грязное рваное одеяние он — король по крови — нес с истинно монаршим величием

На эшафоте Гальбу ждали двое стражей, палач — могучий детина в маске, и худой противный судейский с огромной бородавкой на носу. При виде нахмуренных бровей герцога он вздрогнул и попятился. С трудом остановился и стал читать, гундося и не поднимая глаз. Взгляда бывшего регента он вынести не мог.

Гальба не стал слушать обвинения и приговор, повернулся к королеве Камоэнса.

— Здравствуй, Ангела, — голос его разносился по всей площади, — Даже не вериться, что мы родственники. Надо было тебя раньше замуж выдать, а то свихнулась ты, мужчину попробовав.

Лицо Ангелы покраснело — не от стыда. От злости.

— На меня поклеп возводишь — будто принца я убил. Нашла бы повод получше. Мешаю я тебе. Всегда мешал. И с колдуном спать — род позорить, и Камоэнс рушить. Хорхе был бы жив — первой бы тебя повесил, увидев, что вы с его страной сделали — разбойники и мародеры. Растащили по кускам! Продали!

Толпа напряженно внимала герцогу. Судейский совсем затих, шепча приговор себе под нос. Ангела бросила пару слов Рамону. Свита переглядывалась, нервно закусывая губы. Победившие вельможи не ожидали от врага такой прыти.

— Гийом — еще можно понять. Я его шесть лет убить пытался — не получилось. Но Рамон — вор… Скажи, у него хоть есть яйца? Мужик он, али баба продажная, всех за чужой счет ублажающая?