Суровые времена. Тьма - Глен Кук

— Есть что-нибудь интересное? — спросил я.

— Воина, вот что. Так что давай не путайся под ногами. Чтобы исполнить свою роль, мне потребуется старый пердун. А ты разомнись, поешь чего-нибудь да свари ему супчику. Покормишь его, когда я закончу.

— Сам и корми его, «когда закончишь». Твоя работа, ты ее и делай. И нечего на меня перегаром дышать.

— Нет, не умеешь ты, Щенок, с людьми ладить.

— Ладно. Скажи лучше, мы собираемся что-то предпринимать?

— Нет. Хватит того, что мы протопали без передыху пятьсот дерьмовых миль посреди дерьмовой зимы ради того, что здесь, говорят, валежник шибко хорош для костров, чтобы готовить жратву; на открытом воздухе. Все ребята ведут себя так, словно их опоили. Может, их и впрямь опоили. Точно не знаю. Это просто предположение. Я могу ошибаться. Отвязался бы ты лучше, Щенок. У меня дел по горло.

Все было затянуто дымом. И чем ближе к передовой линии, тем, плотнее, буквально с каждым ярдом, он становился. Но я уже побывал там и теперь решил, что с любопытством можно и повременить.

А потому болтался около фургона и ел. Ел, ел и ел. И пил. Выдул едва ли не весь запас Одноглазого. И поделом ему, потому что он грубиян и невежа. Я вспомнил Сари. И понял, что теперь буду думать о ней непрерывно. Близкая опасность заставляет человека сосредоточиваться на самом главном.

Кроме того, меня беспокоила близость Нарайяна Сингха. Живой святой Обманников находился всего в миле отсюда. Он поддерживал огонь в походном костре. Дщерь Ночи, плотно укутанная в одеяло, сонно озиралась по сторонам.

— Дерьмо! — спохватился я. — Пропади все пропадом!

Я едва не впал в забытье, почти не отличимое от реальности. Теперь я просто места себе не находил, ожидая, когда можно будет вернуться к Копченому. И проверить, действительно ли Сингх готовит завтрак. Мне было необходимо убежать от мучительных воспоминаний о Сари. И когда же наконец зарубцуются эти шрамы? Когда боль стихнет хотя бы настолько, чтобы мне не приходилось от нее убегать?

Я уставился на костер, пытаясь отогнать прочь горькие мысли. Это было все равно, что отдирать присохшие струпья. Чем старательнее пытался я сосредоточиться на чем-нибудь другом, тем больше думал о Сари. В конце концов костер закрыл передо мной весь горизонт, и мне показалось, что по другую сторону пламени я увидел свою жену: бледная, взъерошенная, но, как всегда, прекрасная, она, кажется, готовила рис. Создавалось впечатление, будто я заглядываю в собственное прошлое. У меня перехватило дыхание, и я вскочил на ноги.

Нет, только не это! Ведь я уже пережил эти провалы в прошлое, покончил с ними… разве не так?

Из фургона вылез Одноглазый.

— Эй, Щенок, все сделано. Он в твоем распоряжении, ежели нужен. Но тебе необходимо сделать перерыв. В ближайшее время все равно ничего не произойдет.

— Слушай, что за дерьмо жгут в наших кострах? У меня от этого дыма стали появляться видения.

Одноглазый всосал в себя пару галлонов воздуха, чуток попридержал дыхание, а потом выдохнул и разочарованно покачал головой:

— Вечно тебе что-то мерещится.

— Ничего подобного. Со мной такого отроду не бывало.

За мной и вправду такого не водилось. А стало быть, об этом стоило поразмыслить. Я огляделся по сторонам, чтобы узнать, кто мог меня слышать. Матушка Гота хлопотала у семейного костра, но она не столь хорошо владела форсбергским, чтобы услышанное заставило ее насторожиться.

Она сама назначила себя семейною поварихой — а это означало, что мне, несмотря на сгоняющие жирок путешествия с Копченым, предстояло заметно растолстеть. Эта женщина по-прежнему таскала с собой весь свой арсенал. И в тех редких случаях, когда брала на себя труд попрактиковаться с дядюшкой Доем или Тай Дэем, выказывала свое умение всем этим пользоваться. Со мной матушка Гота говорила мало. Она находилась здесь не из-за меня. Я представлял собой лишь досадную помеху. Она считала, что ничего этого не случилось бы, не встань тогда Хонь Тэй на пути здравого смысла и исконных обычаев.

Я бывал просто счастлив, когда матушка Гота не попадалась мне на глаза. Так как только один ее вид пробуждал во мне чувства, которые требовалось укрощать. Так, например, я не мог отделаться от мысли, что все могло сложиться не в пример лучше, когда бы матери Сари не приспичило остаться с нами. Возможно, тогда Сари осталась бы в живых. Так мне казалось, хотя, по правде сказать, никакой логики в этих предположениях не было.

Как бы ни манил меня Копченый, я решил терпеть боль. Когда-нибудь все равно придется к этому привыкать. В конце концов я решил прогуляться вокруг лагеря споим ходом. Там, по крайней мере, не придется дышать дымом. Едва я успел двинуться, как из тумана материализовался Тай Дэй.

— Гляжу, ты уже снял лубок и повязку, — заметил я, — Решил вернуться к своим обязанностям?

Он кивнул.

— А не рано ли? Если рука не зажила как следует, ты запросто можешь сломать ее в том же месте.

Тай Дэй пожал плечами. Ему осточертело быть калекой, и в этом он, вероятно, был прав.

— А что с дядюшкой Доем?

За последнее время старина Дой мне опостылел. С возвращением Тай Дэя появлялась вероятность того, что дядюшка поддастся порыву и попытается сам свершить отмщение. С точки зрения Тропы Меча, такое решение представлялось бы вполне разумным.

Тай Дэй снова пожал плечами.

Просто счастье, что этому малому не приходится молоть языком, чтобы заработать себе на жизнь. Боюсь, он окочурился бы с голодухи.

— Лучше помоги мне здесь, брат. Я буду весьма опечален, если этот достойный старец погибнет.

Дядюшка Дой отнюдь не являлся дряхлым стариком. Будучи старше Костоправа лет на десять, он отличался куда большей бодростью и прытью.

— Он этого не сделает.

— Рад это слышать. Но беда в том, что на это способен любой. Так что лучше напомни ему, чтобы он постарался не выглядеть слишком уж чудно перед людьми, которые нас не знают. Капитан не был с нами в Деджагоре.

Ни с того ни с сего Тай Дэй сделался словоохотлив.

— То, что он пережил, — ад.

Что верно, то верно. Правда, никак не ожидал такого замечания от нюень бао.

— Так оно и есть. И это изувечило его, точно так же, как Деджагор изувечил нас. Он больше никому не доверяет. Его путь — путь одиночества, тут уж ничего не поделаешь. А в особенности он не доверяет людям, чьи верования, побуждения и поступки ему непонятны.

— Дядюшке?

— Ты должен признать, что дядюшка Дой чудной человек, даже по меркам нюень бао.

Тай Дэй хмыкнул, втайне соглашаясь с этим определением.

— Он заставляет капитана нервничать. А капитан — человек весьма могущественный.