Властелин Огненных Земель - Дэйв Дункан

Парень испуганно уставился на него, не веря своим ушам, зато оглушительный хохот, которым разразилась толпа, заглушил все, что тот мог попытаться сказать на это. Хохот перерос в аплодисменты, а аплодисменты — в восторженные крики. Вот такие слова от него и ожидали услышать.

Духи! Неужели они хотят, чтобы он захватил трон силой? Здесь у него собралось меньше десятой части фюрда, и он уже видел, как край толпы постепенно тает по мере того, как стоящие там люди сознают, что эта компания вдруг стала опасной. Все, кто наберет меньше половины, проиграют. Он крикнул, требуя тишины.

— Друзья! Братья! Бельцы! Я верю, что моего отца убили и что его брат замешан в этом преступлении, но у меня нет твердых доказательств для того, чтобы объявить кровную вражду. Я уверен, что его сын, мой двоюродный брат, пытался убить меня той же ночью. Ни тот, ни другой недостойны мест, которое они занимают. Они мои родственники, но я не могу со спокойной совестью становиться на сторону любого из них. На мууте фейнов я буду стоять сам по себе.

Чума на оба ваши дома! Такого решения не предложил за несколько часов споров никто. Это было не по правилам, но отец нарушал и не такие правила. Радгар придумал это только что и сразу же увидел, что это чудовищно безрассудно, ибо означало вражду с обеими партиями — эрла и таниста. Но это был выход из стоявшей перед ним дилеммы. Толпа встретила это предложение восторженным ревом. В своей непривычно спокойной манере юный ателинг провозглашал революцию, значит, возможно, в нем и было все-таки что-то от его отца. Они пойдут за ним — во всяком случае, сейчас.

7

Единственной причиной, которая помешала Оводу просто лечь и умереть, было то, что для этого не нашлось удобного места. Все вокруг него превратилось в ложе из гвоздей, вселенную острых ножей. Он соорудил из перевязи жгут, чтобы остановить кровотечение из раздавленной руки; остальные повреждения, похоже, свелись к синякам и царапинам от головы до пят. Терзаемый жаждой, он услышал где-то неподалеку звук капающей воды. Почему-то этот звук не послужил поводом для надежды или отчаяния, но привел его в ярость — никакой палач не подвергал свою жертву пытке хуже, чем эта! То, что сквозняк прекратился, не обязательно означало конец, убеждал он себя. Это говорило только о том, что туннель завален с одной стороны, не обязательно с двух. Клинок не сдается. Он может надорвать сердце и упасть замертво, но никогда не сдается.

Не имея ни малейшего представления о том, куда идти, он решил двигаться на шум воды. Используя «Ничто» как щуп, он выяснил, где камни есть, а где — нет, и тронулся в путь. Раз или два он оказывался в больших пустых пространствах, где не мог нащупать ни стен, ни потолка; в других ему приходилось протискиваться в узкий лаз, полный битого стекла — так, во всяком случае, ему казалось. Стук капель, казалось, сделался реже, и его неотступно терзала мысль о том, что он может прекратиться вовсе. Ему даже начало казаться, что тот отдаляется по мере его приближения, что это обман слуха, порождение каких-то злых духов, имеющее целью единственно мучить его. Казалось, он ползет сквозь этот кошмар уже несколько дней и никогда не найдет эту воду. Прежде чем он добрался до нее, он увидел впереди на потолке блики дневного света.

Выходящий в Веаргахлейв конец туннеля был почти полностью перегорожен оползнем. Перед завалом скопилась лужа воды, и он сумел утолить жажду. Он нашел даже кучку порриджа — овсяной болтанки — в месте, где просыпался рваный мешок муки; он заставил себя проглотить немного этой гадости, чтобы желудок не казался таким пустым. В сломанной руке пульсировала свирепая боль, отдававшаяся во всем теле. Не будь ее, он, возможно, свернулся бы калачиком и проспал так остаток жизни, но для этого ему не хватало покоя.

Он перебрался через нападавшие с горы обломки и увидел наконец Веаргахлейв. Увидел он, правда, совсем немного. Буря и извержение превратили день в ночь, но он решил, что если солнце еще не село, то сделает это очень скоро, поскольку багровое свечение в кратере было ярче, чем тучи над головой. Он слышал треск, а к запаху серы примешивался теперь запах дыма. То, что лес горит, его не удивило. Порывистый ветер нес с собой заряды дождя. Воздух, Вода, Земля и Огонь — все четыре основные стихии присутствовали в изобилии, и это напомнило ему о Хильфвере.

Разумеется, у него не было шанса найти заклинателя в этом безумном мареве — да и толку от этого было бы немного, но ничего лучше ему делать не оставалось, и он не мог выдумать другого повода, ради которого оказался здесь. Охая от боли, он сполз на дно кратера и устало заковылял в лес.

Радгар наверняка знал, что Хильфвер и Фюрлаф — один человек, но только раз в присутствии Овода назвал старого калеку «eald faeder» — дедушка. Он много рассказывал о своем прадеде, Гюфблейсе, и об отце, Эйледе, но имени Фюрлафа почти не упоминал, словно позор того, что бывший король сделал с жевильийцами, все еще лежал на их семье. Гюфблейс погиб, сражаясь с драконом. Эйлед заманил своего в море, где тот и сгинул. Хильфвер-Фюрлаф натравил свое чудовище на армию захватчиков, и только после того, как оно уничтожило жевильийцев, он загнал его в спасительное море. Как? И что случилось после? Он бормотал еще что-то про недостаточно глубокую воду. Если он упал на левый бок, и дракон навалился на него…

Обезумевший, безнадежно изувеченный, он укрылся в Веаргахлейве, а народу сказали, что он мертв. Чего он так стыдился? Возможно ли, что он не просто приманил огненного дракона, но сам призвал его, как призвал призрак Йорика? Считается, что огненные драконы — это нечто, что случается само собой, вроде грозы или урагана, но почему бы умелому заклинателю не суметь создать такого, особенно во время извержения вулкана, когда духи огня так и роятся в воздухе? Это наверняка ужасное преступление, и захватчики здесь ни при чем. А прошлой ночью старый безумец услышал, что один его сын убил другого. Насколько безумнее от сделался от этого?

Что-то звало Овода, тянуло его сюда. Он помедлил на берегу клубившегося паром озера, дальний берег которого терялся в деревьях. Ему придется одолевать его вброд, надеясь, что он не сварится при этом заживо… Что-то в Веаргахлейве грозило Радгару смертью.

Часть IX

Эйлединг

1

Дойти в такой дождь от Халигдома до Сюнехофа означало промокнуть до мозга костей. Закутавшись в плащ, Радгар задержался на краю площади, чтобы оглянуться на своих сторонников: Леофрика, Сеольмунда и еще больше двух сотен фейнов, от подростков вроде Овода — где, кстати, бедняга Овод? — и до стариков, столь дряхлых, что они едва волочили ноги, поддерживаемые дюжими внуками. Он потерял своего Клинка, получив взамен свиту. Радуясь хотя бы тому, что она не растаяла по дороге, он откинул капюшон, расправил плечи и первым зашагал через площадь к крыльцу.