Искусительная маленькая воровка - Меган Брэнди

Тогда ему едва исполнилось пятнадцать, но его проблемы не закончились после того, как он всадил пули в голову этого недочеловека, потому что теперь он был разлучен с сестрой.

Подползаю к нему, сжимаю его руку в своей и тяну. Он неохотно позволяет отвести себя обратно в кровать, и мы вместе забираемся под одеяло. Я обнимаю его, и он зарывается носом в мои волосы.

Проходит несколько мгновений, и он стонет. Потом снова и снова. Я поглаживаю его голый живот. Так продолжается всю ночь, и, только когда солнце робко заиграло за приоткрытыми шторами, он расслабляется и засыпает спокойно.

Все это время я лежала, прокручивая в голове события последних месяцев и особенно последних дней. Мне хочется выбраться из кровати и вернуться в Грейсон Мэнор раньше девяти, чтобы поговорить с отцом и остальными наедине. Единственное, что меня останавливает, – это хаос, который устроит Бастиан, обнаружив мое исчезновение. Он никогда ничего не делает наполовину.

Мое внимание привлекает скрежет за окном. Смотрю на Бастиана – он вроде бы спит, соскальзываю с кровати и подхожу к окну посмотреть.

Вижу Хейза, приятеля Баса. Он вышел из большой стальной двери с гигантским колесным замком в центре. Оставив дверь приоткрытой, парень куда-то уходит.

Почти не раздумывая, я лечу вниз и проскальзываю в узкую щель. Со ступенек мне виден коридор с жутковатым освещением, как будто специально задуманным для того, чтобы усилить криповую атмосферу этого места.

Здесь холодно, и мне легко догадаться почему – «пыточный» подвал моего отца точно такой же.

Спускаюсь вниз. Здесь четыре двери, и я открываю первую.

Передо мной довольно большая комната. Из трех стен на идеальном расстоянии друг от друга из бетона торчат цепи. Мне становится не по себе. И дело даже не в следах крови в дальнем углу – явно не застарелой, а пролитой совсем недавно. Больше всего меня напрягает длинный деревянный ящик без крышки, из которого высовываются скомканные простыни в красных пятнах.

Внезапно я жалею, что на мне нет обуви, поскольку холод становится все сильнее. Бросаю взгляд на кляксы крови у цепей, замечаю пятно размером с мяч и медленно иду к самодельному гробу – а что еще это может быть?

Мой взгляд привлекает золотистый отблеск, и я поворачиваю голову, чтобы взглянуть.

Я бы узнала этот оттенок золота где угодно…

Наклоняюсь и поднимаю маленький предмет. Провожу большим пальцем по гравировке – «Г». Это символ Общества Грейсон. Такие булавки у немногих.

Я хмурюсь, когда думаю об этом.

– Я его предупреждал, – раздается хриплый голос Бастиана у меня за спиной.

Оглядываюсь через плечо и вижу, что он стоит, прислонившись к косяку, ступни и грудь голые, черные волосы восхитительно торчат во все стороны. Какая глупость – замечать это в такой момент, но я не могу отвести взгляд.

Бастиан наклоняет голову, изучая меня без всякого выражения, а я вспоминаю, как увидела на его запястье вещицу, украшенную бриллиантами.

– Часы… – говорю я.

– Нет причин пропадать им просто так.

Я киваю в сторону гроба.

Глаза Бастиана слегка сужаются.

– Ему повезло, его убила инфекция, пока меня не было. Было бы хуже, если б я вернулся, – он делает паузу, прежде чем добавить: – Если бы твой отец не опередил меня.

Мои брови подпрыгивают.

– Мой отец, – повторяю я без эмоций.

Он смотрит на цепи, под которыми самые маленькие пятна, размером со слезинку, и я понимаю.

– Это был ты… ты. Ты напал на нас той ночью. Ты забрал моего отца.

Его прозрачные глаза невозмутимо смотрят в мои.

– Да.

– Я… – У меня все плывет перед глазами, и я качаю головой. – Но как?

– Мне помогли. Я получил предупреждение от… человека, с которым у нас был взаимный интерес.

Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что думать, что спрашивать или чувствовать.

С моим отцом все в порядке, это очевидно. Бастиан не убил его. Возможно, даже не бил. Я видела отца, так что…

– Зачем?

Он отталкивается от косяка, подходит ко мне и протягивает руку. Кладу золотую булавку ему на ладонь. Бастиан подносит ее к глазам, обдувает теплым дыханием, затем трет о ткань моего топа.

– Я хочу сохранить ее для тебя, но не по тем причинам, о которых ты могла бы подумать. – Темные глаза поднимаются ко мне. – Я хочу сохранить ее, чтобы она служила напоминанием о том, что случится с любым, кто причинит тебе боль. Теперь это моя булавка-обещание. Он посмел прикоснуться к тебе. Он причинил тебе боль.

– Я легко могла бы утопить его.

На губах Бастиана растягивается ухмылка, и он убирает волосы с моего лица.

– Я знаю, детка. Ты вдохновила меня кое на что, когда мне надо было посчитаться с парнем, который увез Бриэль. – По его лицу пробегает тень, и все сходится воедино.

– Подожди… Ты был в тот день в Грейсон Элит? Ты видел, как я столкнула Оливера в воду?..

Он кивает.

– Обидчика моей сестры я привязал к инвалидному креслу и тоже столкнул в бассейн. Правда, для верности привязал пару кирпичей.

– Бастиан… Почему ты забрал моего отца?

– Потому что ты моя, но он бы не понял этого без… встряски. Я ждал все эти месяцы. Выполнял свои обязанности у Брейшо, но ты все время была у меня перед глазами. Если честно, я хотел заставить тебя страдать, сожалеть и скучать по мне, и мне это удалось, богатая девочка, – он напирает на меня, и я отступаю, пока мои лопатки не упираются в холодную стену. Костяшки его пальцев привычно оказываются под моим подбородком, он приподнимает его, взгляд фиксируется на моих губах. – Все сошлось. Я понятия не имел, чего хочу, пока не встретил тебя. Я понятия не имел, как стать тем, кого ты заслуживаешь, но верил, что стану им. Единственное, в чем я сомневался, – что смогу дать тебе то, в чем ты больше всего нуждаешься. Я говорю о любви, моя девочка. Но потом я понял, что люблю тебя. Моя любовь, должно быть, необычная, может быть, неправильная, но она настоящая, – от резкого вдоха мои легкие расширяются, и его глаза, встретившись с моими, снова темнеют. – Мне не нужно признание твоего старика. Ты моя, несмотря ни на что… но я хочу добиться признания. Ради тебя, потому что я знаю, что ты этого хочешь. Потому что ты любишь его.

– Я люблю тебя.

Глаза Бастиана вспыхивают, грудь быстро поднимается и опускается, но в его взгляде нет