Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко

находил себя застывшим посреди дороги, отчаянно сжимающим кулаки, глядящим пустым взглядом в одну точку или вцепившимся ногтями в свои щёки и что-то бормочущим. Ньють то и дело дотрагивался до локтя Найло, но не окликал. Вообще не издавал ни звука, даже не сопел и не шипел, сердито глядя на почти вошедшее в зенит солнце.

Йеруш вёл бесконечный спор с голосами в своей голове. Сегодня они звучали особенно громко и настырно, и Йеруш подолгу замирал недвижимо среди дороги, и только бешено блестящие глаза говорили, что он не спит, не умер, не потерял способности осмысливать происходящее. Просто сейчас оно происходит не снаружи.

Очнувшись от очередного забытья среди неподвижности, Йеруш в который раз за сегодня осознал себя замершим посреди дороги. Моргнул, мотнул головой, сделал шаг вперёд — и ощутил, как под ногой что-то дёрнулось, потом его ткнуло под колено и тут же полоснула острая боль по ноге.

Ойкнул, отпрыгнул и едва не задохнулся от неожиданности и ужаса.

Большая, с руку длиной змея стояла на хвосте, оскалив окровавленные зубы, и шипела, голова её дёргалась — влево, вправо, назад, вперёд, хвост хлестал жёлто-серую пыль, словно хвост котуля. Йеруш, оцепенев и разинув рот, смотрел на змею и не чувствовал ничего, помимо ужаса, холодящего хребет омерзения, остро-пульсирующей боли пониже колена и понимания, что он, кажется, серьёзно вляпался.

Это длилось миг или два — потом Ньють, оттолкнув Йеруша, бросился к змее, ловко сцапал её прямо под головой, второй рукой схватил за хвост и несколько раз с размаха ударил оземь. В первый раз змея взвилась бешеной изгибающейся лентой, от второго удара повисла обмякшей тряпкой. Ньють для верности приложил её ещё раз.

— Так! Тихо! Тихо-тихо-тихо!

Йеруш прижал пальцы к вискам. Ньють, наклонив голову, рассматривал дохлую змею в своей руке, поворачивал её так и эдак, словно собирался укусить в ответ.

— Брось каку! — Велел Найло, содрогаясь всем телом, стараясь не смотреть на руку котуля, сжимающую это мерзкое дохлое тело. — И принеси воды. Много-много воды.

Дохромал до ближайшего холма, уселся наземь и, шипя, стал закатывать штанину на правой ноге. Укус был ниже и левее колена, в ямке под выступом мышцы — две алые точки на побелевшей коже.

Это же надо настолько утратить связь с реальностью! Настолько вляпаться на ровном месте!

Йеруш рванул застёжку своего рюкзака, сунул руку в недра, завозился там, раз за разом сердито отпихивая красный замшевый конверт, который всё лез под руку, лез под руку и хотел знать, не желает ли Йеруш открыть его, наконец-то открыть его, а то вдруг укус змеи смертелен и Найло умрёт в этих серо-жёлтых холмах, так и не успев сделать в своей жизни ничего особенно важного и не заглянув напоследок в красный замшевый конверт, который все эти годы только наполнял, но никогда не заглядывал внутрь, никогда не доставал из него предметы, которые… Сдавленно ругаясь, Йеруш в очередной раз отпихнул конверт и наконец нащупал в рюкзаке ремень, которым связывал штативы.

Беззвучно шевеля губами, щурясь от неистово поярчевшего солнца, старательно и туго перетянул ремнём ногу над коленом. Руки дрожали, руки знали, что времени мало. А когда его было много? Следом Йеруш выдернул из рюкзака нож, но тут же бросил обратно, пробормотав: «Некроз? Дудки!». Скрючившись загогулиной, напоминающей знак ₰ — отрывистое «р» — потянул ногу ко рту, не без труда достал губами рану и принялся отсасывать яд. Плевался долго, пока не занемело бедро и не закружилась голова.

Вернулся Ньють с баклагой воды. Йеруш отполз в тень холмистого склона, взял баклагу и принялся пить. Хотя не хотелось.

Ну а что тут ещё делать. Только лежать и пить, пить и лежать, пока организм не справится с ядом. Да, вот ещё…

Потащил к себе рюкзак, удивившись, до чего же тот стал тяжёлым. Порылся в нём, старательно держа в мутнеющих мыслях предмет, который хотел найти, но не нашёл. Решил попробовать позднее, когда отдышится. Очень нужно было отдышаться. Просто полежать и отдышаться.

Полуденное солнце поджаривало воздух. Едва заметный ветерок шуршал серо-жёлтой пылью. Где-то вдали орала птица. Ньють забился в самую тенистую складку холмистого склона и встревоженно, неотрывно смотрел на Йеруша, вцепившись пальцами в свои щёки, вздёрнув уши, блестя глазами.

В теле Найло закончились силы, а ещё в нём заканчивался воздух. Сердце убежало из груди в голову и пыталось вырваться наружу, колотясь в виски, от этого голова шла кругом и тошнило, словно… словно… Что-то вертелось в памяти. Что-то связанное с Университетом, ночью, грохотом прибоя… Да, точно, тот единственный раз, когда Йеруш набрёл на студенческую вечеринку, да ещё зачем-то там остался. Наутро у него лопалась голова, лопались глаза и пересохшие губы, распухший язык не помещался во рту. Откуда-то появились глубокие следы ногтей на плечах. Почти ничего из ночных событий Йеруш не помнил и был твёрдо уверен: это лучшее, что память смогла для него сделать. Тело ослабло и не справлялось с простейшими движениями, тряслись пальцы, дрожали ноги. Неистово хотелось пить, пить, пить, не останавливаясь, но вся попавшая внутрь Йеруша вода тут же извергалась из Йеруша в помойное ведро.

В тот день он был уверен, что умирает. Сейчас его тошнило ничуть не меньше, и сердце бубухало в голове очень похоже, и силы ушли из тела совсем.

— С той разницей, что сейчас я не умираю, — прерывисто дыша, прошептал Йеруш расплывающимся кругам перед глазами. — Это всего лишь укус змеи. Гораздо безопаснее студенческой попойки.

Старательно собрался с мыслями, заставил тело протянуть руку к рюкзаку и долго рылся там, плохо понимая, что за вещи подворачиваются ему под руку. Вяло отпихнул красный замшевый конверт. Наконец нащупал коробку со шляпками губчатых грибов, которые растут в болотистых лесах Уррека. Как-то раз в таком лесу Йеруш ткнул Илидора в ключицу тлеющей веткой.

Найло с трудом проглотил одну грибную шляпку, не жуя. Теперь нужно немного подождать, а потом — снова пить и лежать. Лежать и пить. Тошнота накатывала волнами, но и гриб, и выпитая вода оставалась внутри Йеруша. Какое-то время он лежал, неспособный на новое усилие, потом снова подтащил к себе баклагу и сделал ещё несколько глотков. Баклага стала почти неподъёмной. Тело мелко трясло, то словно поднимало над землёй, то вдавливало в серо-жёлтую пыль. В голове бурлила лава такаронских подземий, а из этой лавы кричали знакомые голоса, кричали о своих обидах, несбывшихся надеждах, об ожиданиях и разочарованиях, они взрезали голову, жгли