Царь Саул - Валентин Пронин

— Это прямая измена, — возмутился номарх. — За неповиновение избранному правителю следует карать смертью. А Саул?

— Вначале он терпел. Продолжал погонять волов, распахивая поле, и заниматься воинскими упражнениями с несколькими сотнями добровольцев. Они составили ядро его будущего постоянного элефа. Так называют эшраэлиты отряд воинов в тысячу человек.

И всё-таки молодого царя поддерживала знать южных областей. Постепенно он сумел собрать три элефа. Ему содействовали левиты. Внешне был за царя первосвященник Шомуэл, тайно надеявшийся на возвращение власти судьям. Как потом выяснилось, он сам хотел бы создать наследственное правление. Но оба его сына оказались бестолковыми, развращёнными пьяницами и откровенными мздоимцами. Народ презирал их.

— А скажи-ка, Гист, кем ты был при новом царе? — хитро спросил номарх. — Как ты, любезнейший, стал… хм… придворным?

— С позволения превосходительного господина Рехмиу, мудрого Хнумхотепа и сиятельного Нахта, я не стану похваляться некоторыми из своих знаний и навыков. Вначале я закрепился в семье царя как лекарь. Я удачно вылечил родственников Саула. Впоследствии не раз давал лекарства и царю, когда его мучила бессонница и терзал злой дух, приводя к безумным поступкам и бессмысленной жестокости. Но это было потом, после того как Саул одержал несколько побед над аммонитами, пелиштимцами и амаликцами. Ещё он расправился с несколькими особенно ярыми противниками на севере и построил хорошую крепость в своём родном городе. Затем перебил несколько гарнизонов пелиштимских князей в других городах. Они потеряли господство над Эшраэлсм.

— Бывший погонщик волов совсем неплохо себя показал, — заметил Рехмиу. — Я был бы рад держать под своей рукой столь успешного полководца. Впрочем, кое-что о войнах ибримского царя я узнал. У меня есть соглядатаи в Пелиштиме.

— Первосвященник Шомуэл начал проявлять враждебность к Саулу, — продолжил Гист, помолчав. — Он решил вместо Саула поставить другого человека, не столь удачливого и упорного. Первосвященник обвинил царя в нарушении воли бога, который сообщал свои пожелания ему одному, прилетая в священную Скинию.

— Скиния? — поднял брови номарх.

— Это переносной храм, — сказал Нахт. — Шатёр для совершения священных ритуалов у племён козопасов.

— Обычная кожаная палатка, — подтвердил Гист. — В неё разрешено входить только первосвященнику и левитам.

— Разговаривать с богом в палатке может один первосвященник? — насмешливо произнёс Нахт. — А кто докажет истинность того, что объявляет всем этот человек?

Жрец Хнумхотеп посмотрел на сиятельного Нахта сурово, как на позволившего себе недопустимую вольность.

— Вера в богов или вера в повеление бога не требует доказательств, — жёстко сказал он. — Вера либо есть, либо её нет. Тот, кто требует доказательств воли богов, есть сомневающийся преступник. Он подлежит суду жрецов и наказанию, если суд сочтёт таковое решение справедливым.

— Слова твои истинны, мудрейший Хнумхотеп, — торопливо проговорил чиновник-скопец. — Однако нельзя же сравнивать веру в вечных и всемогущих богов Кеме с измышлениями тёмных племён, у которых храм всего лишь шатёр из козлиной кожи.

— Я не обсуждаю здесь истинной веры и великих богов. Я не хочу сравнивать с ними колдовские поклонения духам, летающим в кожаные шатры. Хотя для эшраэлитов придумана вера полезная и объединяющая этих бывших кочевников. И создана она мудрыми учителями под сводами египетских храмов. — торжественно подытожил жрец.

— Не будем вести споры, — снова вступил Рехмиу, искривив лицо брюзгливой гримасой. — Во всякие времена бывали изменения. Например, не забыли ли вы… Впрочем, почти все изображения и надписи фараона-отступника уничтожены[89], когда вернулись к старым богам. Случилось это… сейчас уж и не вспомню толком… И как звали этого фараона-злодея тоже забыл… Упоминал кто-то из жрецов, что он приказал всему царству Кеме поклоняться одному богу-Солнцу. Впрочем, я больше ничего не знаю да и не хочу знать. Скажи-ка, Гист, что ты ещё делал при царе Сауле?

— Кроме врачевания, я исполнял кое-какие казначейские дела, потому что среди окружения царя не оказалось ни одного человека, знающего письменные знаки и искусство счета. Только через несколько лет часть этих обязанностей приняли на себя дядя царя и один сидонец, придумавший удобные значки для записи.

— Вернёмся к тому, в чём обвинил первосвященник царя Саула, — напомнил Нахт, видимо, сожалея о своих сомнениях по отношению к воле единственного бога эшраэлитов. Раздражение жреца Хнумхотепа его несколько испугало.

— Как я уже говорил, Шомуэл обвинил Саула в неисполнении приказа, который бог передал ему в Скинии. — Гист выпил своё вино и держал пустую чашу в руках. — Старик-первосвященник, а его устами сам бог, требовал чтобы царь, побеждая врагов, убивал всех людей и животных. И даже сжигал имущество побеждённых не беря — ни ценностей, ни одежды. Разрешалось оставлять только оружие.

— Но это похоже на безумие, — почти растерянно произнёс номарх. — Даже самые дикие народы не делают такой глупости. А куда Саул должен был девать украшения из золота и серебра? Выбросить в пропасть? Закопать в песок? А дорогие одежды, ковры и всякую утварь… Сжечь? И зачем резать целые стада овец и прочих животных, оставляя их грифам, орлам и шакалам? Наконец люди… Даже желая наказать за сопротивление и верша священную месть, завоеватели всё-таки оставляют красивых девушек, молодых крепких мужчин и здоровых детей. Ведь их можно выгодно продать, получив большую прибыль. Не понимаю. Тут какие-то очень тёмные ритуалы. Но совершенно бессмысленные.

Гист лукаво усмехнулся.

— Первосвященник добивался, чтобы царь и его приближённые не богатели от военной добычи, чтобы не поддерживать в ополчении желания служить Саулу, — сказал лекарь. — А среди родственников царя, начальников войска и среди простых воинов зрело недовольство. И однажды, после победы над амаликцами, Саул сохранил часть стад, оставил себе верблюдов и дорогие вещи. Он одарил воинов и полководцев, не забыл и свою семью. Тогда Шомуэл прибыл в военный лагерь и при всех заявил: «Бог проклял Саула за непослушание и хочет отобрать у него царский венец». Саул пришёл в ужас и умолял о прощении. Он, конечно, не отказался от царского венца, но сильно огорчился. Он верил властному старику и боялся бога Ягбе. Первосвященник уехал в ярости, понимая, что его планы срываются.

— Это нужно было ожидать, — сказал Нахт, покосившись на жреца.

— Дальше последовали тайные деяния первосвященника. Позже они стали известны, — продолжил Гист. — Шомуэл скрытно приехал в городок Бет-Лехем. Там он помазал на царство юношу, сына некоего Ешше. Юношу звали Добид. Его занятием было пасти отцовских овец. Как оказалось, Добид умел хорошо играть на арфе, знал много песен и молитв. А ещё, гоняя по холмам отару, он постоянно упражнялся в метании камней из пращи.

— Мне кажется, у юноши присутствовали все нужные качества, чтобы носить венец эшраэльского царя, — тонко пошутил превосходительный господин Рехмиу.

— Если бог прилетает в кожаный шатёр, то за царя вполне сойдёт и пастух, — поддержал шутку номарха сиятельный Нахт.

Жрецу Хнумхотепу эти шутки не понравились.

— Бог способен явить своё присутствие в любом месте и, по желанию своему, вознести избранного человека в любое достоинство, — сказал он.

Повинуясь поощрительному жесту номарха, Гист не перестал говорить.

— У царя Саула был двоюродный брат Абенир. Человек смелый, жестокий, весьма неглупый и не желающий упустить ту благоуспешность, какая внезапно выпала ему в жизни. Из землепашца стать правой рукой царя, главным начальником войска… Такое удаётся редким счастливцам. Абенир задумал создать группу соглядатаев, чтобы следить за происками Шомуэла. Здесь, должен сознаться, я всячески помогал Абениру. За Саула были некоторые влиятельные люди из южных областей Эшраэля. Ими владело понимание выгод при царском правлении в противоположность устаревшим требованьям священников. — Гист поперхнулся и опасливо посмотрел на Хнумхотепа.

Жрец сидел неподвижно. Его выбритое худощавое лицо с выступающими скулами не выразило никакого отношения к сказанному.

Гист слегка поёрзал на месте. В его глазах мелькнул признак сомнения. Казалось, он решил избежать опасных признаний, хотя говорил он о своей деятельности в Ханаане египетским вельможам и египетскому жрецу, лицам заинтересованным.

Однако, как только лекарь собрался продолжить повествование, номарх Рехмиу хлопнул в ладони и встал.

— Сейчас нам принесут жареных голубей, утку, тушёную с финиками и чесноком, фрукты, медовое печенье и вино, охлаждающее тело при сильной жаре. Но мы продолжим не здесь, а в садовой беседке. Надеюсь, мудрейший Хнумхотеп, ты сейчас не соблюдаешь пост… — Жрец усмехнулся и покачал головой. — Значит, мы все усладим своё сердце довольством сытости и лёгкого опьянения.