Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

люди действий, и обречены трудиться, стараясь не поддаваться порокам и зажигать надежду в сердцах других.

— Я пишу книгу для молодых людей о том, как должно себя вести, — неожиданно признался ага.

— Это непросто. Многие брались за это, но всё выливалось в нудные поучения! Вы же хотите это изменить?

— Да, мне приходится много общаться со знатными юношами, что окружают атабека, и я понимаю, что правильные слова надо облечь не только в рифму[36], но они должны запоминаться как бы само собою.

— Это называется пословицы или поговорки. Они распространены у простых людей и очень действенны.

— Да, вы правы, и я боюсь осуждения, ведь слог у них не так изыскан, но всегда точен и надолго остаётся в памяти.

— «Ученье — свет, не ученье — тьма», — не задумываясь, с улыбкой процитировала Катя, а ага подхватил и ответил:

— «Ученик, который учится без желания, это птица без крыльев!» Или вот ещё, как вам это: «Ученье в старости — это запись на песке, а в молодости — это резьба на камне».

— Здорово, а вот вам: «На Бога надейся, а сам не плошай».

— «Предотвращай милостыню, не допуская нищеты» — ответил ага, напоминая о недавней теме разговора.

И так они перебрасывались разными поучающими фразами, пока не дошли до ворот, где Катерину дожидались носильщики. Ага при расставании почувствовал себя неловко. Ему было стыдно за своё неожиданное счастье, он корил себя, что отодвинул разговор о муже Катрин на вечер.

А вечером снова играла музыка и Катерина показала Явашу, какой выкуп она привезла за Бертрана и воина, служащего ему. Ага с интересом разглядывал украшение, но сильнее драгоценных каменьев его привлёк портрет гостьи.

— Это мой пасынок рисует, — сразу же взялась пояснять Катя. — Он необычайно талантлив, но немного стесняется своего дара. Почётно быть воином, достойно похвалы умение красиво говорить, а вот мастерство писать картины никем не восхваляется, хотя считается полезным в книжном деле.

Ага кивнул, давая понять, что услышал.

— Через три дня мы будем праздновать совершеннолетие моего сына, — откладывая медальон, произнёс он, — я приглашаю вас. А это дивное украшение пусть останется у вас. Мне бы не хотелось лишать вас такой ценности, но я советую вам продать её и нанять отряд воинов для охраны. Если вы решите последовать моему совету, то я выступлю посредником между вами и отрядом сопровождения.

— Но как же выкуп? Я не совсем вас поняла, — растерялась Катя.

— После праздника я отпущу вашего мужа и его воина без всякого выкупа.

Она смотрела на него и осознавала, что он влюблён. Не страстно и рьяно, а тихо и безнадёжно, с готовностью подарить себя ей, но не желая навязываться. Она слегка коснулась его руки, он вздрогнул и затаился.

— Вы с первого мгновения завоевали моё сердце, но я не смогла бы здесь остаться, даже не будь у меня мужа.

— Почему?

— Мы не молоды, и каждый из нас опутан душевными связями, обязательствами. Я должна вернуться.

— У вас есть дети?

Катерина могла бы честно сказать, что для неё эти земли чужие, что жара ненавистна ей, а жить от зимы до зимы не хочется. Что она устала обустраиваться и несмотря на то, что Яваш ей симпатичен, она не испытывает к нему физического влечения. Но кому нужна эта правда? Поэтому она привела довод, против которого нечего возразить:

— Да, и они ждут меня.

Больше в этот вечер они ни о чём не говорили. Немного посидели, потом Катя попросила у сидящей в стороне девушки её инструмент и спела выученную ею в дороге песню о любви.

Казалось бы, надо радоваться, что ага не берёт выкупа за Берта, но на душе было муторно. Она бы предпочла прямо сейчас уехать из дома Яваша, чтобы резко оборвать появившиеся симпатии, но он отпускает Бертрана только после праздника. Впрочем, это условие, которое больше измучает агу, чем её, и оно не невыполнимое, к тому же все равно необходимо время, чтобы продать медальон.

Немного посидев в своих покоях и осмыслив то, что сказал ага, Катерина встретилась с Рутгером и рассказала ему о празднике, об отказе выкупа и совете нанять охрану.

— Думаю, нам так и следует поступить, — подумав, решительно произнёс капитан. — Второй раз надеяться на удачу было бы глупостью.

Они промолчали о графе. Оба ничего не сказали о других христианах, остающихся в рабстве. Это решение им далось нелегко, и камнем будет лежать на сердце, пока король не выкупит всех.

Глава 12

Граф Тулузский

Бертран ждал Катерину. Вернувшись с работ, он едва выдержал, когда все напьются из бочки и почти целиком залез в неё, чтобы смыть с себя всю грязь. Одежда оставалась прежней, но здесь он ничего не мог изменить. Клод, воин Берта, тоже постарался привести себя в порядок и надеялся, что сеньора не оставит его в рабстве. Остальные с завистью смотрели на двух счастливчиков и зубоскалили. Раймунд де Тулузе весь день был молчалив и угрюмо наблюдал за суетой Бертрана.

Катя в сопровождении Рутгера появилась, когда ещё не стемнело. Она с тревогой смотрела на Берта и, сжав губы, наблюдала как он будто бы нехотя поднялся, неторопливо подошёл к ней, посмотрел в её глаза и вытянув руку вперёд, схватив её за локоть, резко прижал к себе, обнимая и жадно вдыхая лёгкий аромат её тела. Все надуманные обиды, вся сила воли куда-то испарились и вцепившись в него истончившимися пальцами, она вжалась в его тело, чтобы каждой клеточкой ощутить присутствие мужа наяву.

— Катрин, я не верю, что ты здесь, — шептал он, — ты мой ангел, моя душа. Зачем ты так рисковала? Любовь моя, ты самая отважная женщина на Земле!

— Берт, больше некому. Соседи, все кого ты охранял, одурели от жадности и кружат возле замка в поисках добычи. Леон не мог оставить наши земли! — Катерина сглотнула и как-то по-детски наябедничала: — На нас нападал Отиз.

— Дестют де Отиз?! Мерзавец!

— Леон вынес ему приговор и Дидье казнил его. Насколько я помню, у Отиза была жена, и если она подаст жалобу королю, то разбирательство вымотает нам нервы.

— Леон был в своём праве, — твёрдо произнёс Бертран, но тут же с досадой мотнул головой: он прекрасно понимал, что любое происшествие можно перекрутить, и невиновный станет виноватым, если есть возможность выжать из дела деньги.

— Рутгер добрался до замка едва живой и Луция его еле выходила. Я не хотела брать капитана с собою, ему трудно ходить, но