Главное управление - Андрей Молчанов

Естественно, кто бы сомневался в такой необходимости…

Прибыл Юра не один, а в сопровождении, как я и предполагал, ответственного товарища. И то, что товарищем оказался мистер Скотт, ничуть меня не удивило. Все происходило в рамках предполагаемого мной сценария.

– Ну, хозяин, разливай за встречу, – бодрым голосом начал Юра, но тут же под долгим и выразительным взором мистера Скотта, сник, покладисто молвив: – А, впрочем, зачем я буду мешать вашей беседе? Пойду, пожалуй…

– Окажите любезность… – процедил Скотт.

И Юра, кивая любезно и улыбаясь вымученно, оставил нас наедине.

– Что случилось? – грозным голосом поинтересовался Скотт.

Я изложил ему свою версию событий, вывод из которой следовал лишь один: я бежал от неумолимо надвигающейся на меня тени провала.

– Как фамилия этого милиционера, разоблачившего вас? – прищурился Скотт.

– Миронов.

– А что, как вы думаете, способствовало аннулированию вашего нового назначения?

– Это уж вам виднее… Ведь с вашей подачи…

– У нас нет информации, – проронил он. Покачал головой. – Странно, все очень странно… А как же ваша семья?

– После моего карьерного краха моя жена глубоко разочаровалась в моей персоне, – ответил я правдиво, лишь чуть сместив временные рамки. – Если раньше благодаря своей должности я был хоть как-то адекватен ее сиятельному общественному статусу, то отныне превратился в фигуру серую и никчемную. И она быстро утешилась с иным претендентом на супружество.

– Вот так поворот! – с чувством произнес он.

– Господин Скотт, – вступил я. – Вы без сомнения внимательно изучили мою личность и понимаете, что я никогда не собирался покидать Россию. И от того, что я здесь, в вашей юдоли, восторга мной не испытывается никакого. Но я просто спасаю свою жизнь. И прошу помочь мне с документами.

– Но вы же ничего не сделали для нас… – развел он руками. – Даже наоборот… Там где присутствовали вы, была завалена вся работа… Ходоровский, «Риф»… Это прецеденты, не скрою, для серьезных подозрений относительно вашей добросовестности…

– Есть другие прецеденты, – сказал я. – Во-первых, Миронов способен соблюсти паритет. Во-вторых, пока я нахожусь в распоряжении кадров, я взял с собой московский телефон и буду на связи с министерством. Так что еще не потерян для вас как перспективное должностное лицо в России. В-третьих, с моей подачи, пусть я был использован втемную, «Риф» отработал многие интересующие вас персоны, и работа эта уже иными силами, но продолжается, дураку ясно. Это – заслуга, нуждающаяся в поощрении. А теперь последнее, эмоциональное. Куда лучше, считаю, принять в страну человека с деньгами, без криминальных наклонностей, с высшим образованием, нежели очередного кубинского беженца, которого придется поставить на социальное довольствие, а вскоре – на полицейский учет…

– Я не верю, что, получив документы, вы в необходимый нам момент не откажетесь от возвращения в Россию… – прозорливо парировал он.

– Тогда я пойду иным путем, – сказал я. – Тут моя мать, гражданка США, тут адвокаты, способные оправдать мой приезд под чужим именем разного рода аргументами… Вам это надо?

– Хорошо, – вздохнул Скотт неприязненно. – Но если вы и получите документы, то на другое имя.

– Да хоть на имя Христофора Колумба!

– Вы думаете, это вызовет у кого-то здесь удивление? – дернул он уголком губы насмешливо.

– Да, ваш обыватель, мягко говоря, к ассоциативному мышлению не склонен, эрудицией не отмечен, а чувство юмора у него пещерное, – согласился я. – Но управляют им умы весьма гибкие и интеллектуальные, что примечательно. Сподоблюсь на комплимент: вы тому – наглядный пример.

– Вы тоже парень не промах, – удрученно промолвил Скотт.

На чем и расстались.

И вот уже два года я живу во Флориде. У меня приличный дом с бассейном и с собственным причалом в тихой бухте Мексиканского залива. Я рыбачу, ловлю лангустов, крабов, практически каждый день ухожу в океан на собственном небольшом боте к коралловым рифам, к зеленой прозрачной воде, с закатом, набирающей тугую темную синеву.

Рядом – небольшой городишко, в котором я открыл рыбный ресторан и бар. Место бойкое, рядом с торговым центром и с курортными отелями, посетителей тьма, и все мои вложения я давно окупил.

У меня жена и двое детей.

С этой красавицей-китаянкой я познакомился случайно и банально: помог ей довезти корзину с продуктами из супермаркета к машине.

Ей было всего двадцать три года. Она работала как иностранка в компьютерной компании, мечтала зацепиться в Америке, а тут подвалил я, очарованный не только ее ослепительной, точеной и гибкой красотой, но и самим ее характером: она необыкновенно доброжелательна, покладиста, прилежна и в работе, и в ведении хозяйства, а кроме того, отнюдь не глупа. Закончила здесь технический колледж, получила твердую специальность, но ее увлечение – английская классическая литература, и она стремится поступить в университет, дабы выучиться на филолога. Вернее, стремилась, но не вышло: я потянул ее замуж, потом один за другим родились дочка и сын, и все свое внимание она перенесла на семью.

В своем женском совершенстве она для меня неоспорима. Я поглядываю, конечно, искоса на местных красоток, но им до нее – пропахать космос. Оказать им знак внимания – унизить и себя, и жену. А она этого не заслуживает. Да и я тоже, полагаю.

У нее трогательная, неусыпная забота о наших малышах, и она живет этой заботой и счастлива ею.

О своем прошлом я рассказал ей в общих чертах, в подробности не вдаваясь. Да они и не очень-то интересуют ее, они из той жизни, что непонятна ей и неинтересна по своему устройству и принципу.

Она знает одно, главное: у нее надежный и верный муж. И меня она боготворит. И я отвечаю ей искренней благодарностью. И кажется, люблю ее. Но то, что дорожу ею – точно. Да и чем мне теперь дорожить?

В принципе, я живу по благополучному американскому трафарету. Семья, бизнес, в выходные – вечеринки с местными знакомыми и с приятелями, которыми я успел обзавестись. Люди они поверхностные, без страстей, но участливые и благостные. Мои рассказы о России слушают, раскрыв рты. Для них я просто бизнесмен, решивший эмигрировать из бесперспективной для себя страны, не более того. То, как я развернулся на здешнем деловом поприще, вызывает у них сдержанное, но уважение.

Кроме того, у меня – плантация авокадо. И на эту осень – большая неприятность, связанная с ней. Федеральная комиссия посчитала, что во Флориде именно в плодах этого дерева поселилась какая-то зараза, и запретила их продажу на рынке. Коррупционная афера, точно! Но хрен пикнешь!

Я с грустью смотрю, как мои десятки тысяч долларов опадают на землю, превращаясь в гниль.

Ладно, не это главное.

Целый год, прошедший после моего отъезда из России, я не выключал своего московского телефона. Звонки были в основном праздные, от знакомых, которых я уже потихоньку начал забывать. Дескать, как дела, чем занят? Да ничем. Сижу дома, в Москве, читаю книжку. Ах, вот как… Да вот так.

Изредка звонила Ольга, ей я честно поведал о своем пребывании в Америке и о новом браке.

А вот звонок из министерства все-таки грянул. Мне предлагали место начальника районного отдела милиции. Не то в Мытищах, не то в Химках.

Когда звонок поступил, я пребывал на яхте своего соседа, состоятельного итальянца, подозреваю, крупного мафиози, владельца судовой компании. У него же тут сеть оружейных магазинов. Где продаются без особенных формальностей и «Стечкин», и «Макаров», и более крупные калибры. Причем для их приобретения никаких выдающихся заслуг не требуется, как для покупки дрели или бензопилы. Итальянец, кстати, весьма заинтересованно произвел обмен клише, доставшееся мне от дагестанских фальшивомонетчиков, на мой новенький, оснащенный мощными моторами и спутниковой связью океанский бот.

Думаю, меня он принимает, не комментируя свои мысли, очевидно понятные мне, за своего собрата по аналогичным, кормящим его делам, осевшего в Штатах из-за боязни либо судебного преследования на родине, либо из-за тамошних криминальных разборок. Не удивлюсь, если вскоре от него поступит предложение поучаствовать в каком-нибудь совместном горяченьком деле.

А праздновали мы его день рождения в окружении привычной компании наших общих знакомых.

Светило тропическое солнце, голубая волна била в крутой белый бок судна, звенели бокалы с аперитивами, было легко и празднично на душе.

И тут сквозь гундосивший в трубке голос чиновника из кадров, доносящийся через дали дальние, из другого, словно потустороннего мира, в сознании моем возникло видение того места службы, что мне предлагалось: мрачной захолустной ментовки на задворках холодного, стоящего в дымных автомобильных пробках города. Стены, крашенные масляной краской, решетки, тесные кабинеты, суета местных деловитых оперов, разводы на службу патрульных…