Княжий пир - Юрий Никитин

Владимир молчал, Ивану почудилось, что великий князь колеблется. Наконец Владимир сказал тяжело:

– Ты прав, покорным стадом может управлять и ленивый пастух… Ни одна овца не вякнет, что их ведут не в ту сторону.

– Вот-вот!

Владимир внимательно смотрел в аскетичное лицо:

– Ты говоришь не как священник, а как политик… Кто ты?

Иван поклонился:

– Миссионерам новой веры разрешено жить по местным обычаям. В одних племенах мы вместе с дикарями едим живое мясо других людей, в других – вкушаем скоромное в запрещенные дни, в третьих… словом, я говорю тебе правду о нашей вере. Ее не скажет простой священник, ибо сам не знает. Эта вера превращает людей в рабов… ибо она и возникла среди рабов Рима, но зато крепит государство! Наша вера запретит любые бунты, любые крики супротив власти, ибо ты поставлен самим Богом! И ты свободно и беспрепятственно сможешь крепить свою Новую Русь!

Владимир кивнул, отпуская его, а когда священник неслышно удалился, тихий и покорный как овца, кивком подозвал Претича:

– Видишь того, черного?

Претич с отвращением поглядел вслед длинноволосому мужику, баба и есть, к тому же в длинном черном платье:

– Этот… иудей?.. Ну, Иван?

– Он не иудей, – поправил Владимир, – это имя иудейское. Все, кто примет их веру, должны имена тоже сменить на ихние. Ну, иудейские.

Претич усмехнулся беспечно, показав желтые зубы, крепкие, как у медведя:

– Да чтоб хоть один славянин принял имя… как его… Ивана? Да таких дурней на всей Руси не отыщешь!

Владимир нахмурился, больно весел и беспечен воевода, велел жестко:

– Этого… в сутане… или в рясе, уже запамятовал, ко мне не допускай. Ни за какие коврижки!.. Я боюсь его.

– Ты?

– Боюсь, что подкрадется в минуту горькую, когда душа слаба, а на сердце тяжесть, когда жизнь страшна.

Претич изумился еще больше:

– Это тебе-то страшна?

– Это я для других грудь колесом, морда ящиком, – объяснил Владимир горько. – А на самом деле я слаб, ленив и трусоват. Мне в самый раз быть князем рабов, а не свободных и гордых людей. Я один на вершине… это страшно. Как хочется, чтобы за спиной стоял кто-то сверхмогучий, защищал и поддерживал! Заставлял самых непокорных кланяться, не позволял перечить, как вы все только и делаете!

Претич с озадаченным видом развел руками:

– Не допущу, как велишь… Только ежели ромеи такие хитрые, то другую щель отыщут.

ГЛАВА 3

Ночью не спалось, он раздраженно поднялся, долго стоял у окна. Его Киев, престольный город, спал, только на улицах хлебопеков горели огни да в ряду оружейников доносился стук молотов, явно получили срочный заказ.

Ромеи, как сказал Претич верно, другую щель отыщут. По крайней мере, искать будут. Щель, чтобы если не накинуть на шею молодой Руси петлю христианского рабства, то хотя бы втихомолку построить одну церквушку, другую, третью…

Церкви пытались тихой сапой строить еще при Аскольде и Дире, их разрушил Олег, затем одну сумела поставить Ольга, сама принявшая чужую веру и взявшая имя Елены, но ее сын Святослав тут же отстранил мать от власти, велел церковь сжечь со всеми, кто был внутри, и следующая попытка была только при Ярополке, что наследовал киевский престол после гибели Святослава.

Злые языки указывают на Владимира, что силой захватил Киев со своими варягами, мол, тут же разрушил святую церковь, но на самом деле Владимир лишь выстроил на главном холме капище… даже храм своих русских и славянских богов, а церковь не тронул. Он всерьез полагал, что можно и Христа приобщить, пусть и его статуя будет среди русских богов, не подерутся, зато каждый сможет кланяться тому, кому больше верит.

Но однажды с дальних застав богатырских явился сильномогучий богатырь Илья Жидовин, прозванный Муромцем, со своими побратимами… После разгрома Хазарского каганата он перешел на службу к Святославу, кем восхищался, но в его походах участия не принимал, он-де степняк, поединщик, в толпе строем ходить не может. И Святослав отпустил защищать рубежи земли Русской. Когда Святослав погиб, Илья служил вроде бы Ярополку, хотя на самом деле так же верно и ревностно защищал кордоны своей страны, а кто там в Киеве на престоле, интересовался мало.

Владимир едва успел осесть в Киеве, еще все варяги были при нем, ломал голову, как спровадить буйных друзей, ставших ненужными, когда Илья как раз и явился погулять в стольном граде. Напившись, как водится у славян, учинил драку: что за пьянка без доброй драки? – угостил дружков, злата и серебра полны карманы и еще в седельном мешке, пошел по улице, задираясь и буяня. Когда на глаза попалась выстроенная Ярополком новенькая церковь, Илье почудилось, что загораживает дорогу, ну никак не пройти! Улица тесная, то одним боком стукается о стену, то другим… Велел грозно подать свой богатырский лук. Принесли впятером, со страхом смотрели, как напрягся старый богатырь, набрасывая петлю тетивы на рог. А когда оттянул тетиву, пробуя, все вздрогнули от зловеще-торжествующего гула.

Семь златоверхих башенок было на церквушке, но все их сшиб калеными стрелами Илья под хохот и радостные вопли народа. Вдобавок и двери вышиб… Владимир тогда велел связать Илью и посадить в сруб, но вовсе не за церковь, а чтобы не покалечил больно много народа. А утром позвал к себе похмелиться, порасспрашивал о заставах, велел кузнецам срочно осмотреть оружие, доспехи, починить, перековать коня, снабдить старого богатыря всем, что понадобится на охране кордонов Руси. А когда Илья отбыл, велел довершить начатое Ильей. На месте церкви поставили столб Велеса, а на жертвенном камне три раза в год приносили в жертву быков и телят.

Но ромеи не унимаются. Накинуть петлю христианства – это славянского волка превратить в овцу. А кто же платит овце дань?

Заснул под утро, мерещилась разная нечисть, а на восходе солнца раздраженно услышал гул встревоженных голосов. Привычно ухватился за меч, сердце колотилось, на страшный миг почудилось, что в дверь ломятся убийцы, посланные вероломным Ярополком, с трудом опомнился, ведь он уже не гонимый, как зверь, беглец, за шкуру которого назначена награда, он – великий князь, враги повергнуты, Ярополк убит…

Из верхнего окна светелки видно было море крыш, все намного ниже княжеской, к тому же его терем на высоком холме, дальше крыши хибарок ремесленников, базары, свободные места для конных ристалищ, игр, потешных боев, капища, священные рощи…

Восток озарился розовым, алым цветом окрасились облака. Солнце еще не выглянуло из-за виднокрая, а розовый отсвет упал на землю, растворился среди темной зелени. В глаза больно кольнуло солнечным зайчиком. Он вздрогнул, даже отшатнулся. На дальнем холме, прямо напротив капища Сварога и слева от поля для конных скачек, блистало нечто яркое, сыпало разноцветными искрами, словно сама радуга опустилась на землю и приняла форму… затейливо изукрашенного теремка!