Как любить животных в мире, который создал человек - Генри Манс

и продвинутые сенсоры. Подвиньтесь, умные города: грядут умные леса, луга и болота. Это выходит далеко за пределы всего, на что мы сегодня способны, но технологии уже становятся инструментом защитников природы и помогают нам взаимодействовать с дикими животными. Дроны их подсчитывают, камеры-ловушки благодаря машинному обучению определяют виды, а вскоре, предположительно, начнут узнавать и отдельных особей.

Гарвардский и Корнеллский университеты пытаются создать роботизированных пчел, которые имитируют настоящих: может быть, они смогут заниматься опылением. Объединенная команда пока не придумала, как объединить этих мини-роботов в рой и придать им достаточную мощь, чтобы справиться с сильным ветром. Для более простых (и иногда более сомнительных) задач вроде слежки «робопчелы» могут подойти лучше. Но если вы экомодернист, такие эксперименты – захватывающее свидетельство человеческой изобретательности.

Другая экомодернистская страсть, которую пропагандирует Бренд, – это «деэкстинкция», отмена вымирания. Она заключается не в том, чтобы поднять вид из могилы, а в том, чтобы отредактировать живые виды и заставить их воспроизводить экологическую функцию вымершего. Вместо воскрешения шерстистого мамонта можно отредактировать несколько генов у индийского слона и адаптировать его к холодному климату. По словам Бена Новака, который возглавляет эту инициативу Бренда, смысл в «восстановлении жизненно важных экологических функций», а не в том, чтобы помочь животному или удовлетворить наше любопытство. Сейчас Новак работает над возвращением американского странствующего голубя, который, как он утверждает, играл ключевую роль в благополучии лесных видов, пока его в начале ХХ века не истребили охотники. Он планирует генетически отредактировать его ближайшего родственника – полосатохвостого голубя – и надеется выпустить первые пробные стаи где-то между 2030-м и 2040 годом.

В основе всего этого лежит философия антропоцена: раз мы все равно на все влияем – намеренно или по недосмотру, – почему бы не выбрать первое? Редактирование генов лишь направляет наше могущество в правильное русло. «Сегодня на планете нет вида, который не успел бы адаптироваться к человеческой деятельности прошлого и не изменился по сравнению тем, каким он был до контакта с людьми», – пишет Новак. Разумеется, это так. Спорна, однако, реакция на этот факт. Новак и другие люди, работающие над деэкстинкцией, искренне любят мир природы, но в конечном счете их технологии остаются мечтами. Большинство генетиков сомневаются в таком подходе. Генную инженерию упрощенно сводят к вырезанию и вклеиванию, но имитация целого вида потребовала бы множественных, сложных изменений – наверное, что-то вроде попытки с нуля вырастить дождевой лес на свободном участке земли.

Что означает перспектива деэкстинкции для любителей животных? Станем ли мы меньше переживать по поводу вымирания миллионов видов, если будем знать, что можно воссоздать что-то аналогичное? Я думаю, нет, учитывая массу неопределенностей. Отмена вымирания не снимает с нас обязанности остановить исчезновение животных на планете. Способность выводить животных не имеет смысла, если им негде жить, и усилия следует сосредоточить прежде всего на получении для этого финансов.

Деэкстинкция, однако, остается интригующей возможностью там, где нам спасти определенные виды не удается. Если она может когда-нибудь стать реальностью, наверное, нельзя препятствовать ее развитию. Несколько лет назад американский генетик по имени Харрис Левин осознал, что его исследования зашли в тупик: он хотел картировать расхождение видов, но ему перестало хватать для этого секвенированных геномов. Во время перелета через Атлантику он заказал джин с тоником и на салфетке прикинул, сколько будет стоить изучение геномов всех эукариот, то есть животных, растений, грибов и всех остальных существ, у которых ДНК находится в ядре клетки.

Эти подсчеты легли в основу серьезного проекта по созданию цифрового хранилища жизни – Earth BioGenome Project. Левин считает, что иначе мы потеряем виды навсегда. «Каждый день с лица земли исчезает, может быть, пара сотен видов, и этот процесс ускоряется, – объясняет он. – Посчитайте, что будет, если мы не изменимся. Неизвестно, на что будет способна наука будущего… Если иметь информацию в цифровом виде, если знать последовательность всего генома, может быть, будет возможность отменить вымирание, воскресить их, называйте как хотите. Это научная фантастика, но мобильный телефон у вас в руках – тоже».

Секвенирование геномов может изменить само наше восприятие жизни. У калифорнийской секвойи, например, геномы в десять раз больше нашего. «Это, как бы сказать, ставит нас на место, заставляет быть скромнее, ведь у нас геном средних размеров для млекопитающего, – говорит Левин. – Мы ничуть не отличаемся от коровы».

Команда Левина оценивает расходы на BioGenome Project в $4,7 млрд. – близко к тому, что он писал на своей салфетке. Это была бы своего рода страховка на случай пожара. Было бы лучше направить средства на этот проект, а не на попытку потушить пожар, выкупая и защищая тропические леса? Не уверен, но, может быть, какой-нибудь миллиардер думает иначе.

* * *

Есть два вида защитников природы: одни, как Стюарт Бренд, в целом оптимисты, другие, как Дуг и Крис Томпкинс, считают, что технологии породили текущий хаос и не помогут нам из него выпутаться. Оптимисты указывают, что, вопреки некоторым предсказаниям 1970-х, человечество не осталось без еды и материалов. Сельское хозяйство стало эффективнее, и мы начали добровольно сдерживать рост нашей популяции. Пессимисты могут возразить, что изменения климата, видимо, нам неподконтрольны и сотни тысяч видов могут вскоре исчезнуть.

Если вы оптимист, вы скажете, что технологии позволят нам обращаться с животными не так жестоко. Мы сможем делать мясо из стволовых клеток, а не из скота. Один из проектов Бренда – прекратить использовать мечехвостов для производства вакцин. С 1970-х годов их светло-голубая кровь является для фармацевтической отрасли единственным источником вещества, которое позволяет выявить бактериальное загрязнение (до этого использовали кроликов, усыпляя их сотнями тысяч в год). Сегодня у Восточного побережья США ежегодно вылавливают около пятисот тысяч мечехвостов. После забора крови в лабораториях как минимум сто тридцать тысяч погибают: их продают как наживку или неудачно возвращают в океан. Атлантические мечехвосты сравнительно мало изменились за четыреста пятьдесят миллионов лет, а сейчас им приходится умирать, потому что их кровь помогает нам сохранить здоровье. Синтетические заменители пока не получили одобрения, но остаются главной надеждой для самих мечехвостов и морских птиц, которые питаются их яйцами.

Если вы пессимист, вы видите в технологиях еще бо́льшую угрозу нашим отношениям с другими животными. Человечество может и дальше выискивать способы высасывать ресурсы планеты – например, посредством глубоководной морской добычи. Мы можем тратить все больше времени у экранов и меньше на лоне природы. С помощью биологических и роботизированных имплантатов мы можем усилить себя настолько, что превратимся в новую форму жизни. В 2020 году Илон Маск показал миру свиней с