Рейтар - Андрей Круз

— В кучи не сбиваться, прямо на окоп не скакать, взводам менять направление через каждые пять секунд. Сотники, следите за этим, нам лишние потери ни к чему. Вопросы?

Полк молчал. Где-то звякала уздечка, где-то всхрапнула лошадь, где-то переступили копыта, люди же молчали. И тогда батареи дали первый залп. Снаряды с шелестом пронеслись над нашими головами и рванули вскоре на позициях валашцев. Затем еще залп, еще — фонтаны земли поднимались над линией окопов противника. А затем последовала команда: «В атаку — марш-марш!»

И сотни рванули в галоп. Направление для каждой было намечено заранее, по ориентирам, полк выходил из-под прикрытия рощи и сразу веером разворачивался во всю ширину фронта. Со стороны валашцев послышалась нестройная стрельба, начали спотыкаться лошади, полетели на грязную землю всадники, но не так много, не остановишь лавину из семи сотен рейтар такими потерями. Кузнец проматывает копытами ленту земли под нами, рука на рукоятке длинного рейтарского револьвера, который заряжен картечью. Ближе и ближе окопы, справа от меня и чуть сзади как всегда Барат — глаза прищурены, крепко сжатые зубы оскалены в злобной гримасе.

Пушки замолчали, через нас снаряды уже не перебросить, видна суета в траншеях — начальные поднимают солдат, спрятавшихся от обстрела. Но поздно уже, не больше ста шагов до них. Стрельба участилась, но потерь не прибавилось — стреляют в панике, дергают затворы, не успевают целиться. только треск, а толку уже мало. И вот Кузнец вынес меня прямо к окопам, остановился, подчиняясь команде, и я, чуть перегнувшись с седла, двумя выстрелами свалил двух солдат — одного, пытавшегося ударить коня штыком, и второго, бросившегося удирать по окопу. Выстрелы гремели со всех сторон, несколько раз грохнули гранаты, кося осколками и своих, и чужих.

Рейтарские кони плясали над окопами, выстрелы револьверов косили всех, кто пытался сопротивляться или бежать. Серые мундиры валашских солдат мелькали в ходах сообщения, те пытались бежать в тыл, но второй эшелон атакующих уже прошел вперед, лишая тех возможности закрепиться. Бой закончился быстро, уцелевшие валашцы, виду явно крестьянского и вахлаковатого, побросали винтовки и подняли руки, сдаваясь. А рейтары быстро занимали новые позиции. Несли в тыл раненых, собирали убитых, складывали в кучи трофеи — бой закончился.

Я думал, что будет команда закрепиться, но к нам подошел еще и конно-егерский полк, после чего Аххе погнал всех дальше, явно стараясь выйти на последние коммуникации валашского войска. К вечеру мы дошли до главного, Столичного тракта, сбили с перекрестка хлипкий заслон, явно не ожидавший нашего появления, и уже там начали окапываться — цель рейда была достигнута.

К утру к нашим позициям подошли дополнительные части, потом еще и еще — похоже, что барон Брангский пригнал сюда если не главные силы своей армии, то немалую их часть. Получилось как с маленьким узелком на нитке, который опустили в густой раствор соли — на нем начали нарастать кристаллы, все увеличиваясь и увеличиваясь. Войска все прибывали и прибывали, в прямо на вытянутой гряде низких пологих холмов занимали позиции валашцы. Кажется, готовилась большая битва, может даже решающая.

Глава 60

Аххе считал, что каждый его подчиненный должен знать смысл тех приказов, которые он выполняет. Правильно, так любой хороший командир думает. Поэтому, в очередной раз собрав командиров сотен, он сказал:

— Противник ищет решающей битвы, — полковник заложил толстые руки за спину и покачивался с носков на пятки, при этом было слышно, как поскрипывают его новые сапоги. — Запасы у них тают, пополнять их в достаточном количестве не получается, время работает на нас. Войска Городов и Дикого Барона начали маневры на юге и юго-западе страны, сил на одновременное отражение у Радо Сарежского нет, единственная надежда — разбить нас по частям. Последняя карта, последний бросок костей.

Аххе оглядел молча слушающих взводных, кивнул каким-то своим мыслям, затем продолжил:

— Позиция у валашцев лучше, они занимают высоты. Но у нас численное превосходство, хоть и небольшое, а также мы сыты, у нас хватает и патронов, и снарядов. Место нашему полку по диспозиции отведено на правом фланге… где мы сейчас и находимся, — он вроде как шутке ухмыльнулся. — Какие будут приказы дальше — не знаю, просветить вас не могу. Думаю, что будут такими, какие обычно дают лучшим рейтарам войска. Об этом подумайте. Идите к сотням, поговорите с людьми, пусть будут готовы. Завтра мы должны показать все, что умеем. Если все сделаем правильно, то война закончится.

Ощущение грядущей битвы висело в воздухе грозовым облаком облаком. Даже бойцы моей сотни, вроде бы прошедшие огонь и воду наемники, были непривычно сосредоточены, в лагере не слышно ни шума, ни песен. Кто оружие чистит, кто снаряжение чинит, кто еще чем-то нужным занят. Что-то будет, скоро что-то будет.

У палатки Барат меня встретил, сказал:

— Старший, я твоего Кузнеца почистил, сияет как самовар.

— Спасибо, — я хлопнул своего вестового по плечу. — Сам-то готов?

— Да я уже ко всему готов, старший, — засмеялся он. — Что бы ни случилось. Когда начнется?

— С рассветом, похоже. Выспись. И не ешь с утра, сам знаешь.

Собрал взводных, поговорил. О чем? Да ни о чем, чтобы просто готовы были. Люди все опытные, ничего я им нового не открою. Бой так бой, отдых так отдых. Завтра — бой. Вот и все. Поставил задачи, а потом все спать разошлись.

У сотника палатка своя, путь и маленькая. Можно лечь, закинув руки за голову, подумать. Появилась возможность закончить свой путь честным солдатом, в честном бою? Может и так. Хотя, мне бы еще смерти Орбеля дождаться, я его пережить клялся. Глупо в таком клясться, не моя на то воля, долго жить или недолго. Да и зачем мне долго? Что мне тут с этим «долго» делать? Нечего, совсем нечего. Подохнет Орбель — и незачем дальше жить будет, сам смысл существования потеряется. Я сейчас как инструмент, для единой работы предназначенный: сделал ее — и можно выбрасывать.

Проснулся рано, еще до горниста, и быстро, со странно свежей головой для такого времени. Сел как подкинутый, потряс головой. Внутри словно сжалось все — сколько не воюй, а все равно каждый раз вот так, все нервы на кулак намотаны. К подъему даже умыться успел, потом кофе напился, но есть не стал, как и все остальные, кто раны в живот опасается.

Потом началась суета и беготня. Люди забирались в седла, десятки строились во взводы, взводы — в сотни, из сотен собирался полк, вытягиваясь на плацу в длинную линию. Затем линия превратилась в колонну и полк, оторвавшись от своих обозов и лазарета, оставшихся в лагере, на рысях пошел туда, куда направила его воля полководца.