Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

Перед поездкой в Соединенные Штаты было инсценировано его исключение из нацистской партии, затем он оказался в абвере, где прошел курс обучения методам диверсии как в Тегеле, так и в Куензее. После этого он получил фиктивное имя Юлиус Георг Бергман. По разработанной абвером легенде, он выдавал себя за австрийского промышленника, имеющего в Румынии деловые интересы, но вынужденного бежать из-за примеси еврейской крови. Ему удалось получить въездную визу в США (которую не могли получить даже настоящие еврейские беженцы) и, в отличие от Гаусбергера, солидные средства от абвера. В Нью-Йорк он приехал в январе 1939 года и немедленно приступил к выполнению задания: купил в одном из пригородов большой дом, построил для отвода глаз лесопилку, закупив пилораму и другое оборудование, которое впоследствии намеревался использовать для диверсий, приобрел взрывчатку и принялся изготовлять взрыватели и оболочки для бомб, одновременно присматривая людей для участия в будущих операциях.

Если шпионаж – искусство, то диверсии – это наука, требующая технических знаний. Бергман не обладал талантами ни в том ни в другом. До этого он вращался в венских кафе среди музыкальной богемы и для выполнения своих новых обязанностей нуждался в квалифицированных и надежных помощниках. Все кандидаты, рекомендованные ему Каппе, отказались с ним сотрудничать, удалось найти лишь одного чернорабочего для лесопилки, поляка по имени Майк. Под руководством Бергмана он мастерил самодельные бомбы, но однажды от прикуриваемой Бергманом сигареты взорвалась почти готовая самодельная бомба. Поляк получил ожоги второй степени и потерял несколько пальцев на руке.

Взрыв мог привести к провалу. Бергман запаниковал. Ему бы следовало отправить Майка в больницу или, по крайней мере, вызвать врача, но он не решился, понимая, что в обоих случаях слух о происшествии дойдет до полиции и она заинтересуется его лесопилкой, на которой хранились взрывчатка и оболочки для бомб. Он сам кое-как оказал Майку первую помощь и отправился искать врача, умеющего держать язык за зубами. Он нашел его по соседству. Врач, пожилой немец, был убежденным нацистом, и в приемной у него висел портрет Гитлера, что не помешало ему содрать за визит 350 долларов.

Майк поначалу не догадывался, что занимается чем-то противозаконным, но поведение Бергмана после случившегося открыло ему глаза. Он стал шантажировать своего хозяина, требуя денег. За короткое время Бергман выплатил ему 1,5 тысячи долларов – практически все, чем располагал после покупки дома, оборудования для лесопилки, сырья для бомб и проч. Однако аппетиты вымогателя росли, и Бергман решился на то, что ему категорически запретили: обратился к Лахузену с телеграфной просьбой немедленно выслать деньги. Вскоре ему действительно прислали переводом из банка в Бухаресте на банк в Нью-Йорке 500 долларов, но на его подлинное имя – Георга Буша. Несмотря на критическое положение, он не решился получить перевод и новой телеграммой попросил Лахузена выслать деньги на ту фамилию, под какой он жил в США.

Ожидая результатов и нянчась с Майком, Бергман в то же время не оставлял попыток завербовать людей, готовых пойти на совершение диверсий в нью-йоркском порту. После длительных поисков ему удалось найти двух стивидоров, вместе с которыми он беспрепятственно побывал на нескольких пароходах, пришвартованных к причалам на Гудзоне и Ист-Ривер. Все получилось очень просто. Примерно по полчаса он торчал на пароходах «Индепенденс-Холл» и «Эффингем», и никто даже не поинтересовался им. «Отсутствие всяких мер безопасности в порту, – писал Бергман в донесении Лахузену, – вызывает крайнее удивление. Я поражаюсь беззаботности американцев. Но ведь точно такие же порядки существуют на английских и французских судах. Грузчики – есть у них на судне дело или нет – свободно поднимаются на борт и так же свободно уходят. Я сам несколько раз посетил английские и французские суда, и никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Мне бы не составило никакого труда заложить там сколько угодно и каких угодно бомб. К работе приступлю немедленно, как только получу деньги».

Но денег Бергман так и не получил. В отчаянии он пришел в германское консульство в Нью-Йорке и попросил ссудить ему некоторую сумму (главным образом для удовлетворения требований Майка), но получил совет обратиться в посольство в Вашингтоне. Так он стал известен Томсену.

В ответ на протесты последнего Лахузен 4 июня 1940 года приказал Бергману и Гаусбергеру вернуться в Германию. Гаусбергер подчинился, а Бергман остался в США и некоторое время жил одалживая где удастся деньги.

Так он сумел протянуть до лета 1941 года, а затем измученный безденежьем и преследуемый явился в ФБР[175].

Как раз в тот момент, когда, казалось, диверсионная работа в США будет временно прекращена из-за настойчивых возражений Томсена, Лахузену предложили новый план диверсий, основанный на привлечении исполнителей, которые не смогли бы скомпрометировать абвер.

Инициатором опаснейшего плана массовых диверсий в Соединенных Штатах и Канаде выступил Оскар Карл Пфаус – один из уцелевших членов шпионской организации Грибля. В двадцатых годах подхваченный потоком других немцев, разочарованных поражением Германии в Первой мировой войне, этот оголтелый нацист оказался в Америке. За годы своей жизни в Штатах он сменил много профессий – был бродягой, лесником, старателем, ковбоем, журналистом. Один из поклонников его публицистического таланта даже выдвинул его кандидатом на Нобелевскую премию мира за серию статей в поддержку псевдорелигиозной организации «Глобальное братство». Затем он отслужил в армии, был полицейским в Чикаго, где и столкнулся с преступным миром, работая по раскрытию банды Капоне – Аркадо.

В 1938 году германский консул в Чикаго доктор Тегелисс Таннхаузер порекомендовал ему вернуться на родину. Пфаус приехал в Германию и поступил на службу в абвер.

Там для него нашлась своя ниша, и 1 февраля 1939 года его направили в Ирландию для вербовки террористов из числа членов Ирландской республиканской армии.

Он вернулся, наладив сотрудничество между ИРА и абвером в деле организации террористических актов и диверсий в Соединенном Королевстве. Еще более важным оказалось то, что Пфаус узнал о существовании активно действующей в Нью-Йорке и Бостоне подпольной организации ирландских экстремистов, которую возглавлял бывший начальник штаба ИРА Шон Рассел, живущий в изгнании в Нью-Йорке[176].

По возвращении в Берлин он предложил использовать ирландцев для диверсионной работы в Штатах, а Канарис и Лахузен немедленно ухватились за поданную Пфаусом мысль. На роль организатора диверсионных акций в США был подобран сорокавосьмилетний респектабельный австрийский бизнесмен Карл Франц Рековски, в течение многих лет занимавшийся в этой стране оптовой торговлей бумагой.

Ему присвоили псевдоним Рекс (позднее измененный на Ричард I) и выделили на расходы 200 тысяч долларов (к тому времени Берлин уже осознал, что ирландцы стоят дорого). Связь он должен был держать с абвером через резидентуру в Мехико.

Рековски приехал в Соединенные Штаты 6 июня 1940 года, лишь через два дня после того, как Гаусбергер впервые вышел на связь, и установил контакты с рекомендованными Пфаусом ирландцами, которых в одном из своих первых донесений он назвал вымышленными именами: Джон Маккарти, Джим Конати и Тони Гриббен. Главным был Маккарти – «представитель ИРА в Соединенных Штатах», игравший ключевую роль в деле Рассела. Этот патриот был «организатором диверсий».

«Ирландцы согласились, – писал Рековски, – осуществлять широкомасштабные диверсии… в отношении британских кораблей в американских портах и складов, где хранятся изделия для военных поставок; нарушать линии коммуникаций и нападать на военные и экономические объекты, имеющие значение для союзников. Ирландская организация в настоящее время достаточно обеспечена взрывчаткой. <…> Все активные диверсанты являются ирландскими националистами».

Рековски гордо перечислял акции, уже осуществленные его ирландскими друзьями: взрыв на пороховом заводе в Кенвиле, штат Нью-Джерси, 12 сентября, в результате которого погибло 52 человека, было ранено 50, а убытки исчислялись в «миллионы долларов»; «грандиозные взрывы» 12 ноября на трех военных заводах в Вудбридже, штат Нью-Джерси, в Эдинбурге и Аллентауне, штат Пенсильвания. В подтверждение он приложил соответствующие вырезки из газет, причем одну из них с заявлением военного министра Генри Л. Стимсона о том, что «безошибочность в выборе объектов диверсий наводит на мысль о немецкой скрупулезности».

Рековски использовал эти успехи для подкрепления своих просьб о дополнительной высылке денег. В докладной от 7 марта 1941 года на имя Канариса Лахузен писал: