Простые смертные - Дэвид Митчелл

…и заметил, что из кармашка пропала сделанная на паспорт фотография: я, Джуно и Анаис. Нет, это же просто невозможно! Однако пустое пластиковое окошечко настаивало: фотография исчезла.

Но как? Я носил ее с собой много лет, с тех пор, как Зои подарила мне это портмоне. Это было еще в те времена, когда мы, как все цивилизованные люди, вместе праздновали Рождество. Фотография была сделана за несколько дней до Рождества в фотобудке на станции метро «Ноттинг-Хилл». Мы с девочками просто решили убить время, поджидая Зои, а потом собирались все вместе пойти в итальянский ресторан на Москоу-роуд. Джуно, помнится, еще сказала, что вроде бы некоторые племена, живущие в джунглях Амазонии или где-то еще в этом роде, верят, что фотография способна украсть частицу твоей души, на что Анаис ответила: «Ну, значит, эта фотография украдет все три наши души». И с тех пор я всегда носил фотографию с собой. Она никак не могла выскользнуть из кармашка. Я, конечно, вытаскивал портмоне – например, в туристическом центре в Тингвеллире, чтобы купить открытки и воду, – но наверняка сразу заметил бы, если бы фотография исчезла. Не то чтобы это была страшная беда, но я, тем не менее, очень огорчился. Ведь тот снимок ничем нельзя было заменить. И он действительно вобрал в себя наши души. Возможно, впрочем, фотография еще найдется в машине… просто упала на пол возле ручки тормоза или…

Пока я сползал вниз по склону, зазвонил телефон и сообщил: НОМЕР НЕИЗВЕСТЕН. Я включил связь.

– Да?

– Добрый день… мистер Херши?

– Кто это?

– Это Ники Барроу из министерства юстиции, пресс-атташе Доминика Фицсиммонса. Мистер Херши, у министра есть кое-какие новости относительно Ричарда Чизмена… Вам удобно сейчас говорить?

– Э-э… да-да, конечно. Прошу вас.

Меня попросили подождать – в голове у меня так и крутились чертовы «Огненные колесницы» Вангелиса![206] – и я ждал, покрываясь то горячим, то холодным потом. «Друзья Ричарда Чизмена» давно уже пришли к выводу, что наш союзник из Уайтхолла о нас попросту позабыл. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди: это должны были быть либо самые лучшие новости – например, возможность репатриации, – либо самые худшие: какой-нибудь «несчастный случай» в тюрьме. Черт побери, мой телефон, оказывается, был почти разряжен, осталось всего восемь процентов. Скорей! Теперь уже семь процентов. Наконец послышался звучный голос Фицсиммонса: «Передайте ему, что я буду там в пять и проголосую», затем он обратился уже ко мне:

– Привет, Криспин, ну как ты?

– Не могу пожаловаться, Доминик. У тебя, по-моему, есть какие-то новости?

– Действительно есть: в пятницу Ричард возвращается в Соединенное Королевство. Мне примерно час назад звонил колумбийский посол – он после ланча связывался с Боготой. И поскольку согласно нашей системе правосудия Ричард имеет право на условно-досрочное освобождение, его должны выпустить к Рождеству при условии, что у него все будет чисто и он не будет замышлять никаких неблаговидных поступков.

Я испытывал самые разнообразные чувства, но решил сосредоточиться на позитиве.

– Слава богу! Огромное тебе спасибо! Насколько это определенно – насчет его возвращения?

– Ну, если исключить возможность того, что до понедельника отношения между правительствами двух стран могу испортиться, то вполне определенно. Я постараюсь обеспечить Ричарду особый статус – его мать и сестра живут в Бредфорде, так что власти, возможно, вполне устроит Хетфилд, открытая тюрьма в Южном Йоркшире. По сравнению с нынешней дырой – рай. А уже месяца через три ему разрешат на уик-энды уезжать домой.

– Слов нет, так приятно это слышать! Я очень тебе благодарен.

– Да, это вполне приличный результат. Тот факт, что я знал Ричарда по Кембриджу, с одной стороны, означал, что я внимательно слежу за его делом, а с другой – что у меня связаны руки. По той же самой причине я попрошу тебя никому не сообщать мое имя в социальных сетях, хорошо? Просто скажи, что тебе позвонил кто-то из министерских секретарей. Пять минут назад я разговаривал с сестрой Ричарда и попросил ее о том же. Слушай, мне нужно спешить – меня ждут на Даунинг, десять. Мои наилучшие пожелания вашей группе. А тебе – удачи в твоих профессиональных занятиях. Знаешь, Криспин, Ричарду очень повезло, что именно ты защищал на поле его угол, когда всем остальным было наплевать.

На последние два процента зарядки я послал поздравления Мэгги, сестре Ричарда, и попросил ее позвонить Бенедикту Финчу в «Piccadilly Review». Собственно, всю кампанию в СМИ вел как раз Бен. Результат был именно тот, которого мы и добивались всеми возможными способами – строили заговоры, льстили, умоляли, – однако радость моя тут же начала гаснуть. Все-таки именно я совершил то гнусное, непростительное злодеяние, из-за меня Ричард Чизмен оказался в тюрьме, но никто об этом даже не подозревает. «Ты мерзкий клятвопреступник и трус», – сказал я, обращаясь к исландскому безмолвию. Холодный ветер вздымал черную пыль; он делал так и прежде и будет делать это всегда. Я собирался попросить у груды камней исполнения одного своего заветного желания, но то мгновение уже миновало. Что ж, придется удовлетвориться тем, что есть. Большего я, видно, и не заслуживаю.

Но чем же я все-таки был занят, когда позвонил Фицсиммонс?

Ах да, фотография! Вот ее действительно жаль. И не просто жаль. Потерять эту фотографию для меня было все равно что снова потерять своих детей.

И я потащился вниз по склону к своему «Мицубиси».

Я знал, что фотографии там не окажется и нигде в другом месте ее тоже не будет.

19 сентября 2019 года

Сорок или пятьдесят двуногих в один голос вопили: «Смотрите, кит!»; «Где, где?»; «Вон там!» – и все это на пяти, шести, семи языках, пока лодка стремительно приближалась к дуге причалов. Люди старались поднять повыше всевозможные гаджеты, чтобы непременно запечатлеть шишковатый овал, вздымавшийся над кобальтовой поверхностью моря. Последовал мощный, как у паровоза, выдох, над дыхалом кита взлетел фонтан мелких водяных брызг, и ветер понес эту водяную пыль прямо на взвизгивающих и хохочущих пассажиров. Американский мальчик, примерно ровесник Анаис, поморщился: «Мам, с меня просто текут эти китовые сопли!» Но его родители, похоже, пребывали в полнейшем восторге. Через пару десятилетий они спросят у своего ставшего взрослым сына: «А ты помнишь, как мы в Исландии плавали на лодке и видели кита?»

С моей выгодной позиции – я стоял на капитанском мостике – мне был виден весь кит целиком; он был не намного короче нашей шестидесятифутовой посудины. «Как хорошо, что наше терпение все-таки в последнюю минуту было вознаграждено, – сказал седой гид, старательно подбирая английские слова. – Это горбатый кит – видите горбы у него на спине? Вчера во время утреннего рейса я видел здесь множество таких же китов и очень рад, что этот задержался и все еще вертится возле берега…» Мысли мои тут же уплыли куда-то не туда, и я задумался: а как киты выбирают друг для друга имена? И похоже ли ощущение стремительного плавания на ощущение полета? И страдают ли киты от безответной любви? И вскрикивают ли они, когда гарпун со взрывчаткой пронзает их тело? Конечно же, да! Такие существа должны кричать. Ласты кита были бледнее, чем верхняя часть его тела, и когда он ими шлепал по воде, я вспоминал, как Джуно и Анаис плавали на спине в бассейне. «Только не отпускай нас, папочка!» И я, стоя по пояс в воде в самой мелкой части бассейна, заверял их, что никогда их не отпущу, если они сами меня об этом не попросят, и они смотрели на меня, вытаращив глаза, полные самого искреннего доверия.

Телефон, – мысленно внушал я им, находящимся в Монреале. – Позвоните папе. ПРЯМО СЕЙЧАС.

Я ждал. Я считал до десяти. Потом до двадцати. Потом до пятидесяти…

…звонит, черт возьми! Мои дочери меня услышали!

Нет. Увы, это оказался Гиена Хол. Не отвечай, – быстро подумал я.

Но все же пришлось ответить: скорее всего, это насчет денег.

– Привет! Я тебя слушаю.

– Добрый день, Криспин. Связь что-то очень плохая. Ты что, в поезде?

– Вообще-то, я на лодке. В заливе Хусавик.

– Залив Хусавик… Это где же… дай догадаться. На Аляске?

– Это северное побережье Исландии. Я тут на фестивале в Рейкьявике.

– Ну да, ну да. Между прочим, отлично у вас вышло с Ричардом Чизменом. Я утром в понедельник об этом узнал.

– Правда? А в правительственных кругах это стало известно только во вторник.

Кличка Гиена совершенно ему не соответствует, и смех у Хола совсем не похож на хохот гиены: он скорее напоминает ту последовательность горловых звуков и пауз, которая возникает, когда человек, скажем, скатывается по деревянным ступеням лестницы в подвал.

– А Джуно и Анаис тоже с тобой? Мне говорили, что Исландия – просто рай для детей.