Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко

принципе, как сказал протезист, возможно, но у него подобного опыта не имелось, да и вообще он ни разу не художник.

Но и так, как мне казалось, я выгляжу с этой капой более устрашающе, чем с обычной белой. Во всяком случае, когда я наблюдал своё отражение в зеркале в гримуборной, превращённой в раздевалку.

Енгибарян на английском приглашает нас с Лайлом в центр ринга, звучит гонг и команда «Бокс!», после которой соперник сразу же прёт на меня, сокращая дистанцию и выбрасывая удар за ударом. Я уклоняюсь, снова разрываю дистанцию, зрители свистят, но я не собираюсь ввязываться в обмен ударами, в котором заведомо проиграю. Лучше побросаю джебы, благо что оппонент не особо заботится о защите, и одиночные левой прямой раз за разом достают его бородатую физиономию с вывернутыми губами и приплюснутым носом. Тот в ярости, бегает за мной, но я блокирую его удары, выворачиваюсь из углов и канатов, снова разрываю дистанцию… И так два или три раза.

Хотя один удар справа у него зашёл. Чувствую, как под левым глазом набухает гематома. Надеюсь, она не закроет глаз окончательно.

– Тридцать секунд! – слышу крик Степанова.

Что ж, концовку раунда можно и поработать. Включаю «солнышко Демпси», совмещая уклоны с нырками, обрушиваю на опешившего от такой наглости град ударов, не таких тяжёлых, как хотелось бы, но всё равно довольно чувствительных. К чести Лайла, тот довольно пытается работать на встречном курсе, но попасть в меня не так-то просто. Однако разочек прилетает довольно чувствительно, но я однозначно попадаю больше, надеюсь, боковые судьи – а среди них на этом поединке двое наших – подсчитают всё правильно.

Гонг… Я не спеша иду в свой угол, не плюхаюсь, а с аристократическим видом сажусь на вращающееся сиденье, всем видом демонстрируя, что для меня первый раунд – всего лишь лёгкая разминка. На ринг тут же взбирается девица в бикини, с белозубой улыбкой, вихляя задом, демонстрирует зрителям квадратный щит с номером следующего раунда.

Геннадий Степанов вытирает мне лицо влажным полотенцем, а его брат прикладывает мне к глазу пакет со льдом и, стараясь перекричать зрителей, говорит:

– Нормально всё пока, продолжай в том же духе.

– По-кров-ский! По-кров-ский!

Это прорываются редкие голоса наших болельщиков. Хоть какая-то, а поддержка. Красная капа после промывки снова отправляется в рот, братья-тренеры напутствуют меня, и мы снова остаёмся с темнокожим соперником один на один. Второй раунд становится копией первого. Лайл бегает за мной две минуты, а когда Степанов кричит, как мы договаривались: «Минута!», я выдаю финишный спурт. В этом раунде пораньше, решив измотать своего визави перед заключительной трёхминуткой. Из его груди вырываются хрипы, я же лёгок и бодр, дышу так, словно бегу трусцой, а не провожу напряжённый, изматывающий поединок.

И удары проходят один за другим. Мой соперник, похоже, просто не привык защищаться, или, в любом случае, не умеет этого делать, поэтому перчатки то и дело достигают цели. Работаю преимущественно в голову, иногда перевожу на корпус. От каждого прошедшего в голову удара во все стороны летят брызги пота – с Лайла он течёт буквально ручьём. Мелькает где-то краешком мысль, вдруг Енгибарян остановит бой за моим явным преимуществом? Хотя не такое уж оно и явное, соперник время от времени огрызается, да и гонг прозвучит с секунды на секунду.

Бах!.. В голове что-то взорвалось, и в глазах потемнело, ноги стали ватными, колени подогнулись… Я почувствовал, как оседаю на канвас. Крики в зале слились в один густой, плавающий под черепной коробкой гул. Спина прижалась к канатам, не давая мне растянуться на покрытии ринга. Взгляд чуть прояснился, однако картинка никак не хотела обрести чёткость. Но всё же в моё сознание ворвались окружающие звуки.

– …Три! Четыре! Пять!

Я мотнул головой, и зрение сфокусировалось на Енгибаряне, отсчитывавшем мне нокаут. Или нокдаун? Это зависит от того, как быстро я приму вертикальное положение. Вцепившись в канат, я начал подъём, и в этот момент на счёте: «Восемь» спасительным набатом звучит гонг.

– In the corners! – почти без акцента с каким-то, показалось, облегчением в голосе командует рефери.

Кое-как я доплёлся до своего угла и буквально рухнул на сиденье.

– Ты как себя чувствуешь? – с тревогой спрашивает Анатолий Григорьевич. – Если плохо, то я выброшу полотенце.

– Не нужно ничего выбрасывать, ещё самим пригодится, – шучу я сквозь лёгкое головокружение.

– Давай пока не ввязывайся в размен, погуляй, покидай с дистанции. Мы и так ведём по очкам. Если к концу раунда оклемаешься, то можешь попробовать взвинтить темп, поработать сериями.

Куда ж он мне так «удачно» зарядил? Похоже, правый короткий боковой в нижнюю челюсть прошёл. Если бы не гонг, то Енгибарян мог и нокаут засчитать. Впервые в жизни я оказался в такой ситуации, включая прошлую. Хотя в прошлой я боксировал не так много, всё из-за своего увечья, которого в этой реальности смог избежать. Чёрт, надо же было так «зевнуть» удар! Понадеялся, что соперник деморализован, а он, собака чёрная, взял и огрызнулся.

Однако к концу тайм-аута я умудрился практически полностью прийти в себя. Сам не ожидал. Что это, ещё одна способность моего организма в дополнение к выносливости? Вполне может быть, я уже ничему не удивлялся. Да и глаз не хотел до конца заплывать, повезло, что гематома не такая большая.

После команды «Бокс!» Лайл, скалясь своей белоснежной капой, буквально прыгает на меня, будучи уверенным, что я ещё не пришёл в себя и пара точных попаданий отправят меня на канвас окончательно и бесповоротно. Я встречаю его двойкой в голову и успеваю поднять левое плечо, на которое принимаю первый удар, а от последующих спасаюсь уходом в сторону. А моя двойка, кажется, не прошла бесследно. Соперник тряханул головой, словно собирая мозги в кучу, снова зло оскалился и под вопли заполнившей зал публики ринулся на меня. На этот раз ему получилось загнать меня в угол, где Лайл принялся осыпать меня градом ударов. А мне не оставалось ничего другого, как ждать, когда ему это надоест, либо, что скорее всего, попросту выдохнется. Потому что только я способен почти три минуты лупить соперника в таком темпе. Вот только пока приходится защищаться, блокируя и клинчуя. В клинче мы возимся секунд десять, нанося друг другу короткие боковые и апперкоты. Всё-таки он давил меня своей массой, трудно было держать на себе такую тушу.

К счастью, Енгибарян это тоже понимал и быстренько прекратил «обнимашки», разведя нас в стороны. Ага, мой темнокожий друг изрядно выдохся в затяжной