За Русью Русь - Ким Балков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот так и люди, укрепив душу, возьмутся за руки и пойдут, не отталкивая друг друга, но помогая. И будут их лица одинаково приветливы и светлы, и уж никакая сила не подвинет в сердцах.
Возле пещеры, свив гнездо на черном дубе, жила огромная серебристая птица. Она большую часть времени проводила на дереве, а если слетала с него, то бесшумно, словно бы опасаясь потревожить покой старицы, и всегда ненадолго, так что Анастасия иной раз думала, что птица не покидает гнезда. Она чаще пребывала в неподвижности, спрятав под крыло голову, и у старицы возникло ощущение, что и птице не чуждо сладостное созерцание. И теперь Анастасия старалась пройти мимо так, чтобы под ногами не хрустнула ветка, не расшевелилась трава. Нередко старица выносила ломоток черного хлеба, единственно чем и питалась, клала под дерево, и если первое время птица не обращала на это никакого внимания, затверделый сухой ломоток так и лежал нетронутым и день, и другой, то через седмицу птица уже не дичилась и принимала дар старицы, а если та появлялась близ дерева, худая, длиннорукая, в строгом черном одеянии, птица освобождала голову из-под крыла и глядела на нее мутновато-желтым неподвижным глазом. Меж ними протянулась незримая, но обеими ясно сознаваемая нить, они как бы начали понимать друг друга, улавливать малейшее движение души, и если с одной случалось что-то, способное потревожить в сердечном утверждении, то и другая чувствовала беспокойство и силилась сделать так, чтобы все вернулось на круги своя. Но внешне это не отражалось на них, не сдвигало укоренелое, обращенное к дальнему, неизбывному. Обращение к другому миру совершалось ими незримо, не прибегаемо к физическому действию, а передаваемо через им одним ведомые ощущения. Соединенность этих двух существ имела удивительное свойство, она подталкивала к чему-то возвышенному, ясному и мудрому, разлитому в природе, зримому, имеющим душу чистую и светлую, хотя бы и прошедшую через многие житейские невзгоды, которые оставили неизгладимый след в их судьбе. Однако и самый глубокий след, в конце концов, утрачивал свою изначальность, подчиняясь тому, что теперь жило в них, неистребимое, от Духа Святого.
Анастасия, растворившись в природе и понимая себя как бы восходящей к Божьему миру и всем сердцем принимая это свое понимание и ничего не ища более, сделалась неприметна в выражении чувств, обретших удивительную ровность и неуклоняемость в какую-либо сторону, и нередко забывала, кто она и что сохраняет в душе своей. Она не то чтобы вычеркнула все из прежней жизни, но отодвинула, приглушила протянувшееся от нее, чтобы отсюда не угрожала опасность отвлечения от того, чему она теперь отдавала дни и ночи. Сон ее стал короток и чуток, но даже и во сне она не утрачивала нить божественного разумения, которая от молитв. Многие из них были рождены душою ее, и она приняла их как если бы они принадлежали кому-то благостному и сиятельному, отчего и пришли на память… Да, память, сколь велика сила ее! Воистину нужно обладать особой душевной устроенностью, чтобы черпать из нее лишь надобное для очищения души. Но если бы Анастасия заботилась лишь о себе, то и стала бы что-то другое. Она молилась и о близких, чаще о тех, кто ушел из этого мира, так и не познав Христовой благодати. Она жалела их искренне, с той душевной самоотдачей, которая требует высокого чувства, ничем не запятнанного, истового. Нередко после этого она долго не могла обрести прежнее физическое состояние и была опустошена и ослаблена. Она молилась об отце и о братьях, покинувших земной мир нераскаянными, и просила за них у Господа, ибо не познавши истинной веры, они не ведали, что творили… И да воссияет над ними милосердие Божие и простятся им невольные грехи их!.. Но странно, и во время молитвы она не умела представить их облик, он точно бы растворялся, не успев ни в чем обозначиться. Истинно изреченное: «Тело есть слабый призрак и подняться ему только однажды, а до той поры пребывать во тьме неузнанну и неприкаянну».
В молитвах она просила за русские земли, чтоб минули их несчастья, обошли стороной. Она часто видела добрых и злых людей, кого знавала по давним летам, но опять-таки не в телесной оболочке, а как бы вознесенно над ними и совсем не противно их земному естеству. В тех душах она прозревала неприютность и старалась помочь им. И, кажется, помогала. Это определялось ею потому, как тело становилось вяло и предельно ослаблено молитвами, в то время как на сердце возжигалось.
К ней в келью почти никто не ходил, разве что монахини из ближнего монастыря, поднятого ею вместе с блаженным Видбором, забредут в пещеру и помолятся, а потом уйдут, неслышно ступая на холодные каменные плиты. Но Анастасия не чувствовала одиночества, как если бы ее постоянно окружали тени близких и дорогих сердцу людей. Вдруг да и мнилось старице, что подле нее и воздух более уплотнен, чем в каком-либо другом месте, и дышится тут легче.
— Видать, потому так плотен воздух, что насыщен моими молитвами, очищен ими.
Но говорила легко, как о чем-то мало значащем, и однажды сильно удивилась, когда услышала об этом и от монахинь. Ее удивление усилилось, когда к ней стали приходить возлюбившие Христа и просили благословения ее, но зачастую и исцеления. Это так смутило Анастасию, что она вдруг ощутила старческую немощь. Но и то благо, что немощь ушла, когда однажды посреди ночи Анастасия услышала тихий, от
