Колыбельная для эльфа - Ольга Хрипина-Головня

Ничего не происходило.

Будь ты проклят!

— Мессия!! — закричала Амарисуна во все горло, и тотчас крик утонул в наконец-то прорвавшейся буре. Ветер закрутил девушку, заставил зажмурить глаза, упасть, обхватив голову руками. Буря подняла в воздух с десяток воинов и отшвырнула от своих коней, буря схватила Суну за волосы и ударила оземь. И вдруг новая тишина оглушила до звона в ушах, и прорезался сквозь нее шелест давно упавшей и сгнившей листвы, и Мориан снова положил ей руку на плечо.

Силы ниткой разматывающегося клубка уходят к небу, и дорога Времен будет скоро готова принять ее, а все же…

Амарисуна открыла глаза и приподнялась на дрожащих руках.

— Тиа?

— Да, моя девочка?

— Это он или она?

— Смотри сама, моя храбрая, бедная девочка….

Невысокая женщина с жестоким, некрасивым лицом, немигая глядела на Амарисуну. Тонкие губы были поджаты, короткие черные волосы — взлохмачены. Свободное, похожее больше на наспех разрезанный мешок, нежели на одежду, платье слабо трепыхалось на ветру, руки с длинными, тонкими пальцами машинально разглаживали несуществующую складку. Женщина не пугала и ужасала одновременно. На нее не хотелось смотреть, и в тоже время невозможно было оторвать от нее взгляда. Она была несуществующим всем, от чего хотелось убежать как можно дальше. Она призвана была тем, кто хотел мира, но походила больше на стража войны и холода. И только глаза предавали — внутри них плавились и менялись образы тех, кем Мессия мог, могла бы родиться. Смелые мужчины, нежные женщины, задорные, робкие, яркие, сентиментальные и полные жизненной силы — в ком-то из них когда-нибудь должен был бы воплотиться Мессия. И невозможно было не полюбить ее — мгновенным, болезненным обожанием и яркой, не менее болезненной надеждой, что сейчас она протянет к тебе руку, и ты проснешься.

"Сейчас она сделает шаг вперед, и я умру. Совсем. Навсегда."

Женщина стояла на месте. Всмотрелась за спину Суны и видела, что там, в другой земле, кони воинов Аши в слепом ужасе бросились прочь, сбрасывая тех, кто еще оставался в седле.

"Шагай же быстрей. Как только ты окончательно придешь в этот мир — я наконец-то погибну. Мне очень страшно ждать…".

— Michialel! — со стороны домов, со стороны голых, тянущих худые ветки к небу деревьев, раздался прерывающийся, яростный крик. Мессия повернула голову и вдруг Суна увидела в ней саму себя, усталую, испуганную, измученную.

— Michialel! Mesaha, aunka tia, Patashi!

Рябь прошла по телу Мессии, как от камня, брошенного в воду. Суна моргнула. Вместо женщины, вместо своего двойника, рядом с ней стоял седовласый мужчина средних лет в церемониальной одежде тиа. А навстречу ему бежал, спотыкаясь, последний тиа дома Мичиалель, грязный, помятый, но возмутительно живой, хотя ему полагалось ждать Амарисуну на дороге Времен.

— Я — наследный тиа дома Милари! Отпусти ее! Бери мою силу! Останови войну!

Мессайя улыбнулся, кивнул, поднял руки к небу, и оно почернело, а затем взорвалось ярким, ослепительным светом. Свет расцветал, распускался белыми лепестками, алел и взрывался голосами. Он опутал небосвод стеблями незнакомых цветов, взошел незнакомыми звездами и созвездиями знакомыми. Свет прошел сквозь сердце холодной сталью меча, отразился от сияния Силеля и восторгом, благоговейным трепетом сковал дыхание. А в центре беснущегося света стоял он, Мессия, ни день, ни ночь, ни истина, ни ложь — абсолютная сила, последяя надежда, отголосок былых времен и былых легенд.

Амарг расправил крылья, раскинул руки и засмеялся, как смеется побежденный, поверженный, сломленный. Завертелся вокруг оси, запел и вдруг упал, обхватив голову руками. Свет коснулся его робко, погладил руку и обнял, поглотив всего. Подняли к небу голову люди, стих шум битвы и упало на землю оружие. Унялся огонь, как не было. А эльфы и эмъены, арги и сельты, сельтены, асманты и дьеши, замершие посреди битвы, смотрели и не верили, видя застилавшую горизонт фигуру. В одной руке ее горел огонь, в другой — сверкал меч. И была она воплощением всех тайных надежд, мечтаний и помыслов. Утешала и корила, обещала и поддерживала, давала надежду. Она пришла к каждому, залечивая раны, вдыхая жизнь. Гладила по голове, улыбалась и хмурилась. А свет постепенно залил все вокруг — и горы, и дома, и леса, и земли. Проник в каждый уголок, выгнал, вымел всю темноту, не посмевшую сопротивляться, расцветил мир новыми красками, и стало казаться, что так будет всегда.

Корчилась позади Тьма, не в силах отвести от себя этот свет и эту силу. Падали пеплом те, кто слишком далеко зашел в служении ей. Рассыпалось заклинание, и эмъены поднесли к глазам руки, будто заново увидев их, заново осознав себя.

Бой был проигран. И отступать было некуда и незачем.

Он погиб.

Можно было взмолиться Ей о пощаде, она укрыла бы крылом темноты и спрятала, но жить, нет, существовать дальше одной?

Правительница эмъенов гордо улыбнулась, видя, как подбирается к ней пламя света

И вонзила в себя меч.

…Женщина шагнула по дороге Времен. Женщина, взяв за руку эмъена, прислонилась лбом к его плечу, и он благодарно обнял ее и затих.

Свет начал утихать, становась прозрачным. Небо заалело закатом — нежным, мирным, тихим.

Истончилась и исчезла фигура.

Забирай то, что принадлежит тебе, Хранительница — и будь счастлива.

Кончики пальцев знакомо покалывало.

— Мориан, как?..

Рука в руке, переплетая пальцы. Они идут между домами, приближась к границе, и там видны двое — из всех погибших — что так и остались лежать на земле.

— Я же все-таки тиа. Там, за гранью, мне было, кому помочь. Они сказали, что мне… нам рано еще прощаться друг с другом.

— Нам, это…

— Просто позови их, Суна. Не бойся.

Она колебалась лишь несколько мгновений, а потом подошла к телам своих друзей и опустилась на колени перед подругой, взяла ее за руку и позвала по имени:

— Аэль.

Утекала через пальцы сила, вливалась жизнь в тела, заставляя биться сердца, открывать глаза. Сжимать в руках рукоять меча и выпускать ее, увидев свет, и лицо, озаренное этим светом, и Мориана за спиной Амарисуны. А поодаль — наверное, просто почудилось, — стояла, сложив руки на груди, фигура. То ли мужчина, то ли женщина, и пела песню, сложенную когда-то давно. Мелодию, что привела Суну к умирающему Мориану.

Колыбельную для уставшего эльфа.

ЭПИЛОГ

— Мама, а что было потом? После того, как Суна Ноэйл попала в землю Милари?

Из-под одеяла высунулась голая детская пятка и попыталась дотянуться до ленивого, сидевшего на краешке кровати кота.