"Фантастика 2023-103" Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Поляков Влад

— А Питер?

Качаю головой.

— Насколько мне известно, нет. Он не знал. Только Коннери.

— Но как? — в его глазах искреннее недоумение. — Я не понимаю, как тебе удалось.

Пожимаю плечами.

— Проще, чем кажется, — вздыхаю. Рассказываю все, как есть: — База данных рухнула как раз во время судебного процесса над моим отцом. Когда данные восстанавливали, в мои закралась ошибка в графу «пол». На тот момент у меня была короткая стрижка, фигура не сформировалась. Вот меня и приняли за мальчика. Когда соцработник в здании суда обратилась ко мне «мальчик мой», я совершенно растерялась. А потом поняла, в чем дело. Стоило только смотреть вокруг и повторять за мальчишками. Никаких врачей и медосмотров, сам понимаешь. Поэтому никто не заметил ошибки.

— И все же, — не сдается Кесседи. — Как ты смогла? У тебя же должны быть месячные, в конце концов!

Усмехаюсь. Да уж. Начнись они у меня в Нижнем мире, мне пришлось бы несладко.

— Мне повезло, — отвечаю без всякого стеснения. Начистоту, так начистоту. — Месячные начались за несколько месяцев до маминой смерти. Она успела отвезти меня к гинекологу, где мне их прервали до момента, когда решу завести ребенка. Как это принято во всем цивилизованном мире. Говорю же, повезло. Стечение обстоятельств. Мне оставалось только следить, чтобы никого не было рядом, когда раздеваюсь. Да с опаской ходить в туалет. Ты же видел, я всегда переодевалась в ванной, — напоминаю.

— Помню, — отзывается. — Но я знал про историю с Бобом. Откуда мне было знать, не было ли чего-то в этом роде, кроме того случая.

— Не насиловали ли меня до этого? — понимаю.

— Угу, — подтверждает. — Курт, например, тоже никогда не переодевается при всех.

— Но ты никогда не спрашивал, — поражаюсь.

Райан снова поднимает глаза. Смотрит серьезно.

— Я не играю в игры с детскими травмами. Я не психотерапевт. Если кому-то комфортно одеваться за закрытыми дверями, пусть так.

Кесседи, восхищаюсь тобой, честное слово.

Замолкаю, кусаю губы. Казалось, мне столько нужно ему сказать. Но слов нет.

— Почему ты не сказала? — а вот и главный вопрос.

— Я ведь уже объяснила, — делаю вид, что не понимаю вопроса. — В Нижнем мире больше шансов выжить, если ты мальчик.

Райан качает головой. Смотрит прямо в глаза.

— Почему ты мне не сказала? Потом. Все же не доверяла? Боялась, что я тебя… — не сразу подбирает слово, — обижу?

Вот уж о чем у меня ни разу и мысли не было, так о возможности физического насилия со стороны Кесседи. Нелепая мысль.

— Боялась, — смотрю прямо на него широко раскрытыми глазами. На мне больше нет кепки. Я полностью открыта. Не вру и не изворачиваюсь. Только правда. — Боялась тебя потерять.

Я довольно притворялась. Больше не хочу. Мне не стыдно за свои чувства.

Его брови приподнимаются. Потом, наоборот, сходятся к переносице. Точно вижу по взгляду, когда до него доходит смысл последних сказанных мною слов в полной мере. Реакция — удивление, растерянность.

— Как там Проклятые? — спешу задать новый вопрос, пока Кесседи, чего доброго, не решил извиниться за то, что я умудрилась в него влюбиться.

— Хм, — Райан даже вздрагивает. В глазах явная благодарность за перемену темы. — Все нормально. Сейчас они в реабилитационном центре. С ними работают психологи. Сказали, что, скорее всего, пройдет несколько месяцев, прежде чем им разрешат уйти и жить самостоятельно. Соцслужбы Верхнего мира ими очень заинтересовались. Уже обещали, что им предоставят комнаты в одном из общежитий. И позволят бесплатно учиться и жить там, пока не смогут найти работу и обеспечивать себя.

Киваю своим мыслям. Все верно. Государство должно быть благодарно людям, остановившим теракты, рискуя собственной шкурой.

— А Курт? — спрашиваю.

— С ним тоже все нормально, — сообщает Райан с легкой улыбкой на губах. Он здорово испугался за этого балбеса, тогда, в торговом центре. — Коннери пообещал, что ему не будут предъявлены обвинения. Все списали на состояние аффекта. Но, возможно, в реабилитационном центре его продержат дольше остальных.

— А ты? — интересуюсь весело. — Они… Им.. А ты? Тебя, что же, отпустили без всяких мозгоправов и реабилитационных центров?

Разводит руками:

— Как-то так, — морщится, — беседы с психологом не избежать. Но обещали один и в качестве формальности. Тебе, кстати, тоже не отвертеться.

Вздыхаю. Переживу как-нибудь.

— И где ты сейчас? — спрашиваю.

— Пока мне выделили одну из квартир СБ, обычно используемую для важных свидетелей. Дальше — пока не знаю, — поднимает рукав, вижу новенький коммуникатор на его запястье. — Коннери всучил, — поясняет. Смотрит время. — Через час у меня встреча с тем самым доктором СБ, который так жаждал со мной познакомиться.

На лицо снова просится улыбка. Это хорошо. Возможно, СБ заинтересуется талантами Кесседи и оставит его у себя. Помогут получить образование, сделать карьеру. Он этого заслуживает.

— Хорошо, — произношу вслух. — Рада за тебя.

Говорить «рада» вместо «рад» непривычно. Такое чувство, что учусь говорить заново.

Райан смотрит на меня, будто хочет что-то сказать. Но не говорит. Отводит взгляд.

— Мне пора, — произносит в итоге. — Не хорошо опаздывать на встречу к СБ.

— Конечно, — соглашаюсь. — Иди.

Все еще сижу, впившись в край стула, будто бы, если отпущу, упаду. Теплая ладонь внезапно накрывает мои напряженные пальцы.

— Все будет хорошо. Выздоравливай, — а потом поднимается и уходит.

Сижу. Провожаю его взглядом. Почему у меня такое чувство, что это было прощание?

Вот сейчас по закону жанра мне следовало бы заплакать. Он уходит, а она смотрит ему в спину с глазами, полными слез. Но глаза сухие. В груди пусто. Ничего не чувствую, кроме усталости.

— Кэмерон!

Смаргиваю. Не может быть…

Медленно поворачиваю голову. Мне страшно посмотреть в ту сторону. Вдруг мне только почудилось?

Но мне не кажется. В противоположной стороне коридора, куда ушел Райан, стоят мой отец и Коннери. Полковник, наконец-то, одет по форме, перестав прятаться за нелепым шарфом. А папа… Какой же он худой. Должно быть, такой же, как я. Впалые щеки, морщинки, которых не было, в уголках глаз и рта. Горящие глаза, кажущиеся гораздо больше, чем есть на худом лице. Но это он! Он…

— Папа, — шепчу. Перевожу взгляд на полковника. Не соврал. Коннери кивает в ответ. — Папа! — кричу уже громко, нарушая покой госпиталя.

Мне бы вскочить и броситься ему на шею, но я на костылях.

Неловко поднимаюсь, а папа уже преодолевает разделяющее нас расстояние и сгребает меня в объятия. Мои ноги болтаются в воздухе.

Это он. Он. Настоящий. Тощий, уставший, в одежде не по размеру. Но это он!

Вот теперь, кажется, плачу. Папа гладит меня по спине, качает из стороны в сторону, как маленького ребенка.

— Девочка моя, — ласково шепчет на ухо.

Поднимаю голову и вижу, как Коннери тихо уходит по коридору.

Не соврал.

50.

Нам возвращают дом. Наш дом.

Когда все имущество ушло с молотка на погашение долгов, дядюшка Квентин зачем-то выкупил дом и оставил себе. Кто знает, чем он руководствовался. Не понимаю и не хочу знать.

Четыре года дом пустовал. Перед нашим приходом его вымыли и вычистили. Затем Коннери лично вручил папе документы на собственность.

На этот раз полковник не соврал ни в чем. Мы получили даже больше, чем нам обещали. Отца освободили. Вернули дом. А на наш счет упала внушительная сумма денег — благодарность от государства.

«Строй-Феррис» временно закрыли. Коннери объяснил, что решение по фирме будет принято после суда над дядей. Вероятно, папе даже вернут его детище как единственному наследнику своего брата. Какая ирония.

Хожу по дому. Заглядываю в комнаты. Все осталось по-прежнему. Даже семейные фото в рамках.

Странно оказаться здесь после стольких лет. Ничего не станет как раньше. Мама никогда не войдет в эти двери. Не придет в мою комнату. Не сядет рядом. Не обнимет…