Могила Таме-Тунга - Константин Нефедьев

— Все в порядке, инспектор! Я обеспечу вам всемирную известность! Имя детектива Педро Маттиаса затмит Шерлока Холмса! Жмите изо всех сил в редакцию!

Это было сказано с такой твердостью, что инспектор не посмел ослушаться и дал полный газ…

(Вот уж сколько прошло лет, а в кругах сантаренских газетчиков и до сих пор рассказывают о головокружительной карьере Муано Мармаре, который из грошового репортеришки в мгновенье ока стал заместителем шефа-редактора, а потом и совладельцем газеты).

Полицейский джип примчал Мармаре к подъезду редакции. Мармаре влетел в кабинет шефа, хлопнул кулаком по столу и — откуда только взялся голос — загремел:

— Ах ты, старый маразматик, маньяк… мегера! — и тут же осекся: тогда он еще не научился подбирать с ходу ругательства.

— Почему «мегера»? Мегера — женщина… — вытаращив от неожиданности глаза, пролепетал шеф-редактор.

— Молчи, старая калоша! Так, значит: «придумай свое»? Да? «Вложил тебе в рот…» — издевался Мармаре. — Запомни, старая перечница! Я сам и никто другой отыскал сенсацию! Слушай мои условия! Ты даешь мне полосу и платишь три «куска» наличными и два за дополнительный тираж. А теперь разумей, старый хрыч! ФАЛЬКОНИ УБИТ РУССКИМ КОММУНИСТОМ! Понятно? Может, повторить? ЕГО ДОСТАВИЛИ СЮДА ИЗ МОСКВЫ! Дошло? НА «ЛЕТАЮЩЕЙ ТАРЕЛОЧКЕ»! Есть десятки свидетелей. РУССКИЙ УКРЫЛСЯ В ЧЕШСКОМ КОНСУЛЬСТВЕ! Инспектор Маттиас клятвенно подтверждает. Все ясно, старая зануда? Гони монету!

Муано Мармаре сдержал слово. На следующий день все сантаренские ловцы новостей пили самое настоящее американское виски «Наполеон», которое пьют только конгрессмены и гангстеры. Оно и в Нью-Йорке-то стоит по восьми долларов за пинту.

Так началось восхождение Муано Мармаре.

С нока «Гдыни», стоявшей на рейде Сантарена, слетел отходной, синий с белым квадратом, флаг и вместо него взвился бело-красный, лоцманский. Густой один, второй, третий гудок прокатился по реке. С мостика раздалась на польском языке команда. Где-то в недрах судна глухо застучала машина, забурлил за кормой винт.

На баке загрохотал брашпиль, выбирая со дна якорь…

Сергей стоял на верхней палубе «Гдыни», тоскливо глядя на гайолу, на которой толпились его друзья.

Грустно, очень грустно было Сергею покидать их.

Вон у штурвала стоит Мартино, высокий, статный, с суровым взглядом и лицом аскета, старший сын верховного вождя лакори. Он убил Фесталя, чтобы тот не выдал тайну его племени. О чем думает он сейчас, серьезно глядя в глаза Сергею? Рядом с ним Руи, хороший парень Руи. Он в новом светло-сером щеголеватом костюме и орхидеей в петлице. Вместо культи из левого рукава чуть-чуть высовывался протез в черной перчатке. Руи смирился с потерей кисти. Прошла угрюмость, и он снова полон сил, отваги. Из открытого люка моторного отделения высовывается испачканная в мазуте физиономия Отега. Он тщательно вытирает ветошью руки, машет, что-то кричит, наверно, очень хорошее, потому что все заулыбались. Из-за грохота выбираемой якорной цепи Сергей не слышит… Молчаливый Лоренцо, небрежно облокотясь на стойку тента, глядит своими внимательными глазами, не прекращая полировать ногти о подол рубахи. Рядом с ним весельчак и жизнелюб Антонио и чуть застенчивый Кано, которому так чертовски не везло в жизни…

Хотя разве только одному ему не везло? Им всем, находящимся сейчас на гайоле, — и бывшим бандитам, и некогда жестокому эксплуататору полковнику Гарсия Кольешу, что стоит на корме рядом со вновь обретенным сыном Жоаном, и великодушному Молосу Ромади, которого не сломила нужда, несчастья, — всем им разве везло в жизни?

Жизнь, среда с ее законом джунглей — «или ты, или тебя» — сделали одних бандитами, других эксплуататорами. Они выросли в атмосфере зла, ненависти, алчности, насилия. Но когда они, пройдя через тяжкие испытания, муки, познали доброту, сердечность, бескорыстие — лед, сковывавший их сердца, растаял. Может быть, впереди их ждут еще большие испытания, но старое к ним не вернется.

Так думалось Сергею, когда он с высоты верхней палубы «Гдыни» с грустью глядел на рядом плывущую гайолу.

Но вот сильнее застучала машина. Быстрее забился винт. Пароход вытягивался на фарватер Амазонки.

Освещенный лучами заходящего солнца, уходил за корму Сантарен с его белыми домами, садами, красными стенами старинного форта на возвышенности.

— Прощай, Саор, адиос! — донеслось с гайолы. — Прощай, друг!

— Прощайте, друзья! Я никогда не забуду вас, — прошептал Сергей, и впервые за многие годы на уголках его глаз проступили слезы.

Пароход дал прощальный гудок, вспугнув стаю диковинных птиц с причудливо изогнутыми длинными шеями. Они взвились в воздух, сделали большой круг над рекой и, построившись ровным углом, полетели вдогонку за уходящим солнцем, туда, куда шла и «Гдыня»…

А гайола все уменьшалась и уменьшалась, пока наконец не растворилась в расплавленном золоте великой реки…

Эпилог

«Так было.

Регари прилетели на землю с Рильфы в огромной прозрачной пироге с золотыми крыльями.

Регари полюбили лакори и породнились с ними. Вождь регари Кову взял в жены дочь вождя лакори красавицу Гим.

Сын вождя лакори Глад взял в жены юную регари Люг. Регари научили лакори ремеслам, научили обрабатывать землю, выращивать плоды, искать драгоценные камни и металлы, строить каменные здания, мосты, акведуки.

Регари приобщили лакори к искусствам, научили делать мягкое золото тонким, твердым, гибким, легкоплавким, отливать из него статуи, украшения, оружие.

Регари приохотили лакори к наукам, научили читать звездное небо, рассчитывать ход планет, фазы луны, предсказывать погоду по поведению животных и растений.

Регари оказались бессильны лишь в одном. Маленькие домашние животные — чаки и змейки-анаконды, которых они привезли с собой, стали так быстро размножаться и увеличиваться в размерах, что нападали на людей. Их поместили в закрытую долину, где чаки и анаконды достигли огромных размеров.

Регари жили на земле несколько лет.

(Дословно сказано: несколько периодов дождей. — Примечание переводчика проф. Э.Грасильяму).

Потом они покинули землю. Улетели на своих прозрачных пирогах с золотыми крыльями.

Регари улетели. Сказали, что вернутся.

Регари улетели. Увезли с собой на Рильфу красавицу Гим и Глада.

Регари улетели. Их кровь осталась в жилах лакори — кровь посланцев неба. В честь регари лакори воздвигли храмы, обелиски, вырубили из скал статуи.