ФАТА-МОРГАНА 3 (фантастические рассказы и повести) - Филип Фармер

— Ступайте с Богом, граф.

Он увидел голубые глаза Борда и тень, метнувшуюся на грубо вырубленный свод, когда он поднял фонарь. Свет и цвет умерли, как только граф, повернувшись, загородил фонарь. Борд ушел, Геннар слышал, как он спотыкался и ругался, нащупывая дорогу.

Геннар зажег одну из своих свечей, немного поел и попил, сначала съедая более черствый хлеб и отламывая чуть-чуть от очерствевшего большого куска горохового пудинга. В этот раз Борд принес ему три буханки хлеба и немного соленого мяса, еще две свечи, вторую кожаную бутыль воды и толстый шерстяной плащ. Сейчас Геннар не чувствовал холода. Он был одет в куртку, которую всегда носил в холодные ночи в обсерватории и очень часто спал в ней, когда спускался вниз, запинаясь от усталости. Это была добротная шерсть, грязная после его поисков среди обломков в куполе и опаленная на концах рукавов, но сама куртка была на редкость теплая и стала для него как собственная кожа. Он сидел в ней, ел и глядел сквозь сферу дрожащего желтого огонька свечи в темноту тоннеля вдали. Слова Борда «Вы должны уйти дальше вглубь» звучали в его мозгу. Когда он покончил с едой, он завернул оставшиеся продукты в плащ, взял этот сверток в одну руку, зажженную свечу в другую и стал спускаться по боковому тоннелю, а затем по штольне вниз и вглубь.

Сделав несколько сотен шагов, он пришел к большому тоннелю, пересекающему штольню, от которого уходило много коротких ходов и несколько больших пещер или галерей. Он свернул влево и очутился перед большой галереей из трех уровней. Он вошел туда. Самый дальний уровень был всего лишь примерно в пяти футах под сводом, который был укреплен все еще хорошо сохранившимися стойками и балками. В углу самого дальнего уровня, за углом кварцевого вкрапления, который шахтеры оставили выступающим как поддерживающее опору, он устроил свой новый лагерь, разложив еду, воду, трутовницу и свечи так, чтобы в темноте они были всегда под рукой, и постелил плащ как матрац на пол из глины. Потом он задул уже сгоревшую на четверть свечу и улегся в темноте.

После третьего возвращения в тот первый боковой тоннель и не найдя ничего, что бы говорило о посещении шахты графом, он пошел назад в свой лагерь и сделал ревизию припасам. У него оставалось еще две буханки хлеба, полбутылки воды и соленое мясо, к которому он еще не притрагивался, и четыре свечи. Он подумал, что, должно быть, прошло шесть дней после прихода Борда, но, может быть, их прошло три или восемь. Он страдал от жажды, но не решался попить до тех пор, пока у него не будет пополнен запас воды.

Он решил искать воду.

Сначала он считал шаги. Пройдя 120 шагов, он увидел, что столбы, поддерживающие свод, покосились и груда камней обвалилась, наполовину засыпав ход. Он пришел к подземной выработке, вертикальной шахте, спустился вниз, едва не свалившись, по тому, что осталось от деревянной лестнице, но после этого, на нижнем уровне, он забыл начать считать шаги. Скоро он увидел сломанную ручку от кирки, дальше выброшенную шахтерскую повязку, на которой еще держался огарок свечи. Он положил его в карман и пошел дальше.

Монотонность стен из вырубленного камня, укрепленных деревом, притупляла его сознание. Он шел как человек, которому нужно пройти бесконечный путь. Темнота следовала за ним и шла впереди него.

Свеча, догоревшая почти до конца, пролилась струей горячего сала на пальцы, причинив ему боль. Он бросил ее, и она погасла. Он искал ее в наступившей тьме, испытывая тошноту от запаха дыма и поднимая голову, чтобы не вдыхать эту горелую вонь. Перед собой, прямо перед собой, вдалеке, он увидел звезды. Крошечные, яркие, далекие, пойманные в узком, как щель в обсерватории купола, пространстве.

Он вскочил, забыв о свече, и побежал навстречу звездам.

Они бросали причудливые тени на почерневшие лица и выхватывали причудливые блики из ярких живых глаз.

— Кто это здесь, Ханно?

— Что ты делаешь в этом старом штреке, приятель?

— Эй, кто это там?

— Хоть бы и дьявол, останови его!

— Ты, приятель! Держи!

Он побежал, ослепленный, в темноту, обратно, тем путем, которым пришел. Они следовали за ним, и он гнался за своей собственной тенью, гигантской тенью вниз по тоннелю. Когда прежняя тьма поглотила тень и прежняя тишина установилась снова, он все еще ковылял, спотыкаясь и запинаясь, так что очень часто оказывался на четвереньках. Наконец он свалился и лежал, сжавшись против стены, в его груди полыхал огонь.

Тишина и тьма.

В кармане он нашел огарок свечи в жестяной коробке, зажег его с помощью кремня и кресала и, освещая себе путь, нашел вертикальную шахту не далее пятидесяти шагов от этого места, где он остановился. Он вернулся назад в лагерь. Там он заснул, проснулся, поел и выпил оставшуюся воду, что означало необходимость встать и отправиться на поиски воды опять; заснул или задремал, а может, впал в состояние прострации, в котором он услышал голос, говорящий с ним.

— Вот ты где. Хорошо. Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я говорил, что это не гном. Кто когда-либо слышал о гноме такого же роста, как человек? Или кто когда-нибудь видел хоть одного, коли на то пошло. Их, друзья, увидеть невозможно, сказал я. А то, что мы видели, был человек, это уж точно. Тогда что он делает в шахте, сказали они, а что если он привидение, один из тех парней, которые погибли, когда потоки воды обрушились в старую южную шахту, может быть, они приходят сюда погулять? Хорошо, сказал я тогда, я пойду посмотрю. Я еще никогда не видел призрака, хотя слышал все о них. Я не боюсь того, чего нельзя увидеть, вроде гномов, а какой мне вред, если я увижу опять лицо Темона или старого Трипа, разве я не видел их во сне, в таких же забоях, продолжающих работать с потными лицами, точно так же, как в жизни? Почему бы нет? И вот я прихожу, но ты не привидение и не рудокоп. Ты можешь быть дезертиром или вором. А может, ты сумасшедший, так, бедняга? Не бойся, прячься, если тебе нравится. Что мне до этого? Здесь, внизу, есть место для тебя и для меня. Почему ты прячешься от солнечного света?

— Солдаты…

— Я так и подумал.

Когда старый рудокоп кивнул, свеча, прикрепленная колбу, качнулась и по своду штрека метнулись тени. Он сидел на корточках не более чем в десяти метрах от Геннара, его руки свисали между колен. Пучок свечей и кирка с короткой ручкой, инструмент замечательной формы, выглядывали из-за пояса. Его лицо и тело в неровном свете звездочки-свечки были грубыми и землистыми.

— Позвольте мне остаться здесь.

— Оставайся и добро пожаловать! Разве я владелец шахты? Где ты вошел? А, старый штрек над рекой? Тебе повезло, что ты нашел его, и хорошо, что ты пошел по этому пути к перекрестку, а не пошел вместо этого на восток. В восточном направлении этот горизонт тянется до провалов. Там очень глубокие провалы, ты не знаешь это? Никто не знает, кроме рудокопов. Они обнаружили провалы раньше, чем я родился, идя по старой жиле, которая проходила здесь и вверх. Я увидел однажды провалы, мой отец взял меня, ты должен увидеть это однажды, сказал он. Увидеть мир под миром. Пространство, которому нет конца. Пропасть, глубокая, как небо, и черный поток, падающий в нее, падающий и падающий до тех пор, пока огонь свечи не потухнет и нельзя будет следить за ним, а вода все падает в бездну. Звук ее доносился, как шепот, без конца из темноты. А дальше есть еще провалы, и еще ниже. Нет им конца, быть может. Кто знает? Пропасть под пропастью, блещущие кварцевыми кристаллами. Там кругом бесплодный камень. Все уже выработано здесь давным-давно. Это достаточно безопасная дыра, что ты выбрал, приятель, если бы ты не приковылял к нам. Что ты искал? Пищу? Человеческое лицо?