Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт

Последний отсчет закончился 29 августа в 7:00:

Взрыв. Яркая вспышка света. Столб пламени, тянущий облака пыли и песка, превратился в «ножку» ядерного гриба. Курчатов только и вымолвил: «Сработало»… Что за замечательные слова это были: «Сработало! Сработало!» Физики и инженеры, механики и рабочие, тысячи советских людей, работавших над атомной проблемой, не подвели страну. СССР стал второй ядерной державой. Ядерный баланс сил был восстановлен.

Флеров окунулся в сияющий свет и захлопнул дверь прежде, чем ударная волна сотрясла бункер. Берия кинулся к Харитону и обнял его, но в тот момент Харитон чувствовал только облегчение. Сила взрыва составила почти 20 000 тонн в тротиловом эквиваленте, что было практически равно силе взрыва «Толстяка» при испытании «Троица» в Нагасаки. Если бы испытание не получилось, всех советских физиков, участвовавших в проекте, ждал расстрел[199].

Берия сразу же доложил о результате Сталину. Сталина только что разбудили, и он сердито сказал, что уже знает. На следующий день Берия и Курчатов составили письменный доклад: «Докладываем Вам, товарищ Сталин, что усилиями большого коллектива советских ученых, конструкторов, инженеров, руководящих работников и рабочих нашей промышленности в итоге 4-летней напряженной работы Ваше задание создать советскую атомную бомбу выполнено».

3 сентября радиоактивные осадки, вызванные советским испытанием, были обнаружены приборами, установленными на борту американского самолета WB-29 (усовершенствованной модели В-29 для метеоразведки), пролетавшего в нескольких милях к востоку от Камчатки. В течение следующей недели ученые наблюдали, как радиоактивные воздушные массы пересекли территорию США. Англичане узнали об испытании 9 сентября, когда эти массы находились над Атлантикой. К 14 сентября сомнений практически не осталось. Ученые из Tracerlab, частной радиологической лаборатории, расположенной в Беркли, установили время взрыва бомбы (названной «Джо-1») — 6:00 29 августа. Ошибка составила всего один час.

Основной подозреваемый

Гарднер и Лэмфер работали без устали, складывая сложную мозаику из доказательств. Расшифровка документов в рамках проекта «Венона» открыла страшную тайну: утечка информации из Манхэттенского проекта существовала постоянно.

В середине сентября 1949 года Лэмфер нашел начальный фрагмент из недавно дешифрованного сообщения, посланного из Нью-Йорка в Москву 15 июня 1944 года[200]. В сообщении говорилось[201]:

[1 группа не расшифрована] получил от РЕСТ третью часть отчета MSN-12 Центробежные флуктуации в потоке [37 групп не поддаются расшифровке]. Метод диффузии — работа по его специальности. Р[ЕСТ] выразил сомнение относительно возможности оставаться в СТРАНЕ без возникновения подозрений.

Это была часть резюме теоретической работы по газовой диффузии. Далее в сообщении описывалась конкуренция между ОСТРОВИТЯНАМИ (британской миссией) и ГОРОЖАНАМИ (американцами), работавшими в программе ЭНОРМОЗ. Лэмфер понял из этого сообщения, что советская разведка развернула деятельность не только в Канаде, но и в Америке, в самом сердце Манхэттенского проекта.

Кроме того, в сообщении явно указывалось на то, что существовал шпион с кодовым именем РЕСТ, которое в другом сообщении от 5 октября 1944 года было заменено на ЧАРЛЬЗ. В сообщении от 16 ноября 1944 года сообщалась и другая информация о РЕСТЕ/ЧАРЛЬЗЕ:

После последнего визита АРНО к сестре ЧАРЛЬЗА стало известно, что ЧАРЛЬЗ не отправился на ОСТРОВ, а остается в Лагере № 2. Он был в Чикаго и позвонил оттуда сестре.

Он сказал, где находится лагерь, и пообещал приехать в отпуск на Рождество. Он [АРНО] принимает меры для выхода на связь с ЧАРЛЬЗОМ, пока он будет в отпуске.

Лагерем № 2 называли Лос-Аламос. 27 февраля 1945 года из Центра в Нью-Йорк послали новое сообщение с длинным списком вопросов, касавшихся ЧАРЛЬЗА. Москва требовала информацию о том, чем ЧАРЛЬЗ занимается с августа 1944 года и цель его поездки в Чикаго. В этом сообщении также упоминалась сестра ЧАРЛЬЗА — под кодовым именем АНТ.

В другом сообщении от 10 апреля 1945 года московский Центр сообщил АНТОНУ (Леониду Квасникову) в Нью-Йорк о важности информации, сообщаемой ЧАРЛЬЗОМ:

Данные ЧАРЛЬЗА 2/57 об атомной бомбе (далее «ВОЗД…») очень важны. Кроме данных об атомной массе ядерного горючего и деталей, касающихся взрывного способа приведения в действие «ВОЗД…», в материалах, переданных вами в первый раз, содержатся сведения о способах электромагнитного разделения ЭНОРМОЗ. Дополнительно мы хотели бы установить следующее: 1) какой вид деления — на медленных или на быстрых нейтронах [35 групп не расшифровано] [281 группа не поддается дешифровке].

Частично разобранное в этом сообщении кодовое название «ВОЗД…», скорее всего, означало «Воздушный шар». Кем бы ни был РЕСТ/ЧАРЛЬЗ, создавалось впечатление, что СССР очень ценит его данные. Это было неслыханное предательство.

Лэмфер сократил список подозреваемых до одного-единственного человека. Фукс был автором научной статьи по газовой диффузии, которая упоминалась в июньском сообщении. Из личного дела Фукса Лэмфер узнал, что он работал в Лос-Аламосе с августа 1944 года и что у него есть сестра Кристель, живущая в Кембридже штат Массачусетс. В деле было указано, что Фукс был в Чикаго, — и эта поездка упоминалась в дешифрованном сообщении. Кроме того, Фукс действительно ездил в Кембридж в феврале 1945 года, когда в Лос-Аламосе у него был отпуск.

Были и другие доказательства возможной виновности Фукса. В Киле в руки Союзников попали документы гестапо, согласно которым Фукс был членом коммунистической партии с 1934 года. Кроме того, имя Фукса было в адресной книжке Израэля Гальперина.

Лэмферу все стало ясно. Фукс был основным подозреваемым. Он завел дело, начал расследование и 22 сентября написал письмо в адрес британской разведки.

Квантовый переход[202]

Утром 23 сентября 1949 года Трумэн публично объявил, что «имеются доказательства того, что несколько недель назад в СССР произошел ядерный взрыв». У Америки в арсенале могло быть больше 100 атомных бомб, но уже не было монополии на эту технологию.

Оппенгеймер и другие члены Комитета советников при Комиссии по атомной энергии, собравшиеся в тот же день, были потрясены новостью. Некоторые, например Раби, считали, что это означает скорое начало ядерной войны. Оппенгеймер был более оптимистичен. Он посоветовал Теллеру «сохранять спокойствие».

Начались разговоры, как СССР удалось сконструировать бомбу так быстро, на несколько лет раньше, чем ожидали американцы. Для Комиссии по атомной энергии и администрации Трумэна советская атомная бомба стала политической и военной реальностью, требующей политической и военной реакции. Разумеется, всеобщее внимание оказалось приковано к бомбе «Супер».

Леви Стросс не сомневался, что теперь следует приложить все возможные усилия, чтобы ускорить разработку супер-бомбы:

Мне представляется, что пришло время сделать в наших планах квантовый переход (позаимствуем эту метафору у наших ученых друзей), то есть сейчас мы должны приложить максимум усилий, чтобы продвинуться с разработкой бомбы «Супер». Под интенсивными усилиями я понимаю интеллектуальные и материальные вложения, сравнимые с теми, что привели к созданию первой атомной бомбы. Именно так можно остаться на лидирующих позициях.

Пришло время сообщить об этом президенту. Трумэн еще не знал, бомба «Супер» возможна.

Так называемая водородная, или супербомба

Теллер уехал из Лос-Аламоса в 1946 году. После этого ему пришлось с растущим возмущением наблюдать, как коммунистическая партия брала под контроль его родную Веянию. На выборах в мае 1949 года Венгерская рабочая партия, сформированная в 1947 году слиянием Коммунистической партии и Социал-демократической партии, осталась без оппозиции. Вскоре была провозглашена Венгерская Народная Республика и начался период репрессивного сталинистского правления, когда во главе страны стоял авторитарный лидер Матьяш Ракоши. Начались чистки в советском стиле и показательные суды. Теллер убедился в том, что должен вернуться в Лос-Аламос. В июле он возобновил работу над бомбой «Супер».

21 июля в письме Конэнту Оппенгеймер отметил, что «Супер» «не особенно отличается от того, о чем мы говорили более семи лет назад: это оружие неизвестной конструкции, стоимости, продуктивности и военной ценности». На данном этапе позиция Оппенгеймера относительно моральности бомбы «Супер» была двойственной: «Мы всегда знали, что ее следует сделать, — писал он в своем письме, — и она будет сделана… Но то, что мы считаем ее средством для спасения страны и мира, кажется мне очень опасным».