Полное собрание творений - Старец Иосиф Исихаст

Слава премудрости и ведению Бога, Который многообразно устрояет исцеление нашей души. Слава и хвала всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

О ТОМ, КАК ВПАДАЮТ В ПРЕЛЕСТЬ ТАКОВЫЕ ПОДВИЖНИКИ,

когда у них нет наставника, и каково лекарство для их исцеления

Вот ты услышал, как приходит благодать. Послушай и о том, как впадают в прелесть, и [о том, что] подвижникам требуется большое внимание.

Ведь и в старые времена многие претерпевали падение, и сегодня многие падают каждый день. Так, когда кто-нибудь примет ложь за правду, тогда, превозносясь, начинает говорить и учить [другого] тому, чего этот человек хочет, но не делает, и что если он захочет и понудит себя, то сделается сосудом благодати. И, гневно споря с несогласными, такой мало-помалу впадает в прелесть и становится рабом беса, утверждая, что все пойдут в ад, ибо ни у кого нет ведения, кроме него. И прекращает слушаться тех, которые говорят ему полезное для него. И затворяется в уединении, исполняя волю живущего в нем беса. И если останется в затворе, бес его или утопит, или повесит, убеждая его, что он станет мучеником. А если этого и не добьется, то ввергнет его в безразличие и нерадение, чтобы тот всё оставил и только ел и упивался. И монах даже не понимает, что упал, и не просит исцеления, но думает, что хорошо идет и что таковы путь и истина. Человеколюбивый же Господь ожидает, чтобы тот понял, откуда упал. И если он осознает свое падение, то может исцелиться.

Вот, чадо, такова одна из прелестей. И лекарство от нее для человека — познать, что прельстился, и со слезами

обратиться к опытному врачу, способному его спасти, дать ему подходящие лекарства ради безопасности его души.

А мы давай вернемся к тому на чем остановились, и скажем вот что. Бывает, что человек [не поступает так,] как тот, о котором мы сказали [прежде, и] не уходит [от братьев,] но все же пребывает в неведении и думает, что он сам приобрел благодать, и спорит о том, что человек может, если захочет, понудить себя и приобрести благодать. Однако, [несмотря на это,] есть у него еще и страх. И он говорит с естественным рассуждением: «Как я могу осуждать других, думая, что ни у кого нет ведения и только я оказался просвещенным?» И сражается с помыслами, нанося и получая удары. А благодать Божия мало- помалу удаляется и попускает ему впадать в искушения, чтобы он научился смирению. Он же, будучи не в силах выдержать ярости помыслов и боясь, как бы не впасть в прелесть, бежит разыскивать опытного старца, чтобы тот исцелил его рану.

И хотя все отцы — хорошие и святые и каждый из них высказывает [ему] свое мнение, однако он не исцеляется, потому что не пришел еще час, чтобы открыл [ему] Бог врача и лекарства. И поэтому он не получает извещения[452]. И потому [еще,] что ему необходимо слово, подкрепленное делом, от того, кто выше его, чтобы его смирить и отбросить его превозношение. И, не находя того, чего ищет, — ибо нет у него терпения ждать, чтобы оно пришло, когда того хочет Господь, — он еще больше кичится. И тогда он оставляется немощи своего естества. Уходит благодать. Болеет тело. Не может он, как когда-то, исполнять обычные [монашеские] обязанности. Его душат нерадение, уныние, тяжесть тела, неумеренный сон, расслабление членов, помрачение ума, безутешная печаль, помысл неверия, страх прелести. И тогда, не в силах терпеть, он бежит в поисках помощи.

Но, как мы уже много раз сказали, трудно найти сегодня опытного наставника. Поэтому иной говорит ему: «Ешь молоко, яйца, сыр, мясо, чтобы набраться сил». И он, не в силах поступить иначе, слушается, ибо потерял терпение и охладели в нем ревность и пыл веры, и потому, что от [множества] слов всех [этих отцов] он стал как безумный. Одни ему говорят: «Ты пропал». Другие: «Ты прельстился, так и прочие погибли». И каждый по своему разумению, от любви говорит ему то, что знает. И он начинает есть, пить, копать и прочее. И становится прежний подвижник трезвения торговцем, виноградарем и садовником.

И не находит он никакого удовлетворения в том, чтобы оставаться хотя бы на общем пути отцов, но или совсем оставит монашеский образ и женится, или станет рабом плоти и врагом других подвижников. И если от кого-нибудь услышит, что тот постится, бодрствует по ночам, плачет, молится, то гневается, возмущается, говоря: «Это всё прелесть, ты прельстишься. В наше время Бог не хочет этого. И я это делал, и меня едва не пришлось посадить на цепь». И сам он совершенно пренебрегает своими духовными обязанностями, живя в великом бесчувствии, находясь в преддверии ада из-за грехов, в которых он ежеминутно погрязает. И для других становится препятствием ко спасению. И хочет, чтобы все стали такими, как он, который прежде был пламенным подвижником, а теперь — раб бесов.

Такова, чадо, другая прелесть, которая похищает подвижников. А лекарство от нее — смирение сердца и то, чтобы он возвратился туда, где был, и с терпением ожидал милости Божией. И если придет Божия помощь, то хорошо, в противном же случае пусть он подчинится послушанию и смирится, шествуя общим путем отцов.

Мы же давай возвратимся опять к своему и скажем вот что. Если тот, о котором мы говорили, выдержит подвиг, с терпением ожидая милости от благоутробия Божия и смиряясь, то вначале, когда немного испытает наставления отцов, он увидит, что не происходит никакого исцеления, ибо то, что они ему дают, — лекарство неподходящее, не то, которое нужно. Однако [обязательно] должно быть какое-то другое лекарство, которое, конечно же, у кого-нибудь есть. И он начинает со слезами, со смирением просить его у Бога и у людей.

А Святой Бог еще больше скрывает Свою благодать и оставляет его искушениям, пока совершенно его не смирит и не научит хорошенько тому, как ему подобает размышлять, ибо пока у него всё еще есть гордость. И вот сейчас — самый большой подвиг, и, словно золото