Шипы и розы (Шепот роз) - Тереза Медейрос

Морган намотал темные пряди на руку и заставил жену встретиться с ним взглядом. В ее синих глазах сиял свет, который великан уже не надеялся увидеть никогда.

Сабрина смело встретила пылающий взгляд мужа; сейчас она открыто любовалась красивым мужским телом, предназначенным исключительно для ее удовольствия.

— Пожалуйста. Ты позволишь? — тихо спросила она.

Морган ожидал чего угодно, но только не этих слов, откинулся на подушку, закрыл глаза и так же тихо ответил:

— Разве я могу тебе в чем-то отказать? Тем более что ты добавила волшебное слово.

— Не открывай глаза. И представь, что я — Цирцея, — повелела Сабрина. — Если ты не поддашься моим чарам и не уступишь моим желаниям, я превращу тебя в свинью.

Морган сложил руки за головой, давая понять, что полностью подчиняется воле волшебницы, но в глазах светилось обещание сладкой мести.

— Слушаю и повинуюсь, моя госпожа. Пусть никто не посмеет сказать, будто Морган Макдоннелл подчинился своей участи без достоинства.

Говоря это, великан не подозревал, сколь мучительно сладкая участь ему уготована, он не мог и мечтать, что испытает такое наслаждение, оставив попытки контролировать ситуацию и покорно следуя воле жены. Когда шелковые губы обняли твердую упругость, показалось, будто он сейчас, сию минуту взорвется. Морган сцепил зубы и выгнул шею, испустив низкий стон; дрожь экстаза прокатилась по всему телу; губы Сабрины возносили его в рай.

Из горла Сабрины вырвался крик страсти; впервые она могла излить на Моргана всю любовь, которая копилась в сердце долгие годы. Она поглощала его, радуясь своей способности доставить ему удовольствие. Впервые после постигшей ее трагедии она ощущала свою силу и власть над возлюбленным и еще больше любила его за то, что он добровольно отдал ей эту власть. Морган всегда был для нее величественным могучим диким зверем, но только сейчас она поняла, что никогда не хотела приручить его, наоборот — самым затаенным желанием ее было видеть его не в позолоченной клетке, а свободным и вольным.

У Моргана не было больше сил сдерживаться, он изменил положение и оказался сверху, ласково провел кончиками пальцев по губам жены, как бы вспоминая, что ощущал, когда эти губы касались его там, где кожа была нежнее всего. На его лице читалось крайнее напряжение.

— Не могу больше терпеть, детка. Мы так давно не были вместе.

Он потянулся рукой сквозь мягкие завитки меж ее бедер, ощутил влагу и понял, что жена готова его принять; в ее потемневших глазах метался страх и жаркий огонь желания; но даже в порыве страсти Морган был очень осторожен, раздвигая ее безжизненные ноги, дабы не причинить боли. Он прижался к ее губам и в то же время вошел в нее, воскресив ощущение того, что в этой жизни возможно неземное блаженство.

— Принцесса, — шептал он ей на ухо, — моя красавица, моя ненаглядная принцесса, хочу исполнить все твои желания, хочу тебя холить и лелять, хочу, чтобы ты стала самой избалованной женщиной в мире.

Морган сдержал свое слово и исполнил все желания Сабрины, чутко реагируя на ее малейшее движение, стараясь взять как можно меньше и дать как можно больше. Она выгнула спину, ноги ожили, обвились вокруг его талии; пятками придавили сверху, требуя, чтобы он вошел еще глубже, Морган повиновался, оба задрожали, их страстный крик не смог заглушить даже очередной раскат грома за окном.

Полностью одетый, Морган сидел на краю кровати и молча смотрел на спящую жену, ласково проводил рукой по изгибу обнаженной спины, дивясь прозрачности тонкой шелковистой кожи, будто светившейся в лучах раннего рассвета, и ладонь сама собой заходила все дальше и дальше. Сабрина довольно замурлыкала и потерлась щекой о подушку.

Морган невольно улыбнулся. Разрумянившаяся, со спутанными волосами, едва прикрытая простыней до пояса, Сабрина в настоящий момент меньше всего была похожа на принцессу и больше напоминала девушку из гарема после бурной ночи, проведенной в постели султана.

Помимо воли рука сползла на икру ноги, попробовала упругость кожи и мускулов, вспомнилось, как внезапно ожили ее ноги прошлой ночью, и в сердце забилась надежда. «Девочка непременно будет ходить, уж я об этом позабочусь, — подумал Морган, и его улыбка стала почти сатанинской. — Просто не нашел вначале должного подхода, не так учил. Совсем забыл о самом действенном и гораздо более приятном способе, как заставить кровь взыграть и огнем побежать по жилам. Теперь все будет в порядке».

Где-то в глубине дома часы гулко пробили пять раз. Морган знал, что ему следовало уйти, прежде чем встанут слуги. Не стоило доставлять лишние треволнения хозяевам дома, и так изрядно натерпевшимся минувшим вечером. Сердце бедной тетушки Оноры может не выдержать, если выяснится, что еще один беспутный шотландец повадился беспокоить проживающих здесь дам. Кроме того, следовало дать знать Дугалу и Элизабет, что он решил остаться в Лондоне и постараться вернуть себе жену.

Поглаживая Сабрину по голове, великан задумался, обуреваемый новыми сомнениями. Жена уже однажды доверилась ему, а в результате только из-за него стала калекой. Может пройти очень много времени, прежде чем она доверится ему всем сердцем. Вздохнув, Морган укрыл Сабрину пуховым одеялом, встал и заправил сорочку в панталоны. При этом что-то упало с кровати и стукнуло об пол.

Морган посмотрел вниз и увидел Библию, уголок которой накануне вечером высовывался из-под края матраца. Он нагнулся поднять ее, понимая, что эта книга, очевидно, особенно дорога хозяйке. Тонкие листы раскрылись, и из них посыпались сухие цветы. При виде до боли памятного букета слезы навернулись на глаза.

Осторожно касаясь хрупких лепестков, Морган вспомнил, как собирал и дарил букет жене в замке Макдоннеллов и какой была тогда ее реакция. Теперь он смотрел на Сабрину другими глазами. В тот день она прогнала его прочь, заявила, что видеть больше не хочет, но, оказывается, свято сберегла жалкие цветы и хранила их в Библии, как свое разбитое сердце.

Морган бережно положил цветы в нагрудный карман, поближе к своему собственному сердцу, и снова засунул Библию под матрац. Преисполненный радостью, великан бросился к выходу. Существовала масса дел, которые следовало завершить до того, как можно будет вернуться в этот дом.

Когда Морган осторожно прикрывал за собой садовую калитку, на востоке прорезались первые робкие лучи солнца. Над теплым тротуаром слегка парило после грозы. Морган так спешил, что едва не споткнулся, когда ему неожиданно преградила дорогу темная фигура в потрепанном грязном плаще.

— Не дадите ли полпенса, милорд? Морган нахмурился, подумав, что для попрошаек еще рановато, но у нищего был очень жалкий вид, дырявый плащ промок насквозь и висел грязными лохмотьями, словно бедняга провел всю ночь на улице под проливным дождем. Великан тут же вспомнил, как в прошлом много раз сам был голоден и без пенса в кармане, и вытащил кошелек. Начал было рыться там в поисках серебряной монетки, а потом молча сунул кошелек со всем его содержимым в протянутую руку. Хотелось поделиться своей радостью и новыми надеждами с человеком менее удачливым.