Жюль Верн - Геннадий Прашкевич

Впрочем, ни эта легенда, ни остальные притчи не были плодом воображения обитателей Маарт-Итен-Шу. Они лишь повторяли то, что уже когда-то было сказано. Возможно, современники автора записок тоже не были первопроходцами, а вновь проделали путь, проложенный другим человечеством, населявшим Землю еще до них? Ведь упоминался же в рукописи какой-то народ, названный атлантами…

Во время раскопок, произведенных Софром, под слоем морского ила, вероятно, и были обнаружены едва сохранившиеся следы этих атлантов. Насколько близко подошла к познанию истины эта древняя нация к тому моменту, когда вторжение океана смело ее с лица Земли?..

То же самое может, наверное, случиться и с нынешними обитателями Андарт-Итен-Шу… А потом — и после них…

Наступит ли день, когда неутолимая человеческая любознательность будет, наконец, удовлетворена и человек, окончив свое долгое и трудное завоевание, отдохнет на покоренных высотах?

Так размышлял зартог Софр, склонившись над бесценной рукописью.

Под впечатлением этого рассказа, извлеченного из загробного мира, он представил ужасную драму, постоянно происходящую во вселенной, и сердце его было переполнено состраданием. Испытывая тягостные терзания из-за неисчислимых бедствий, которые выпали на долю живших до него, сгибаясь под тяжестью этих тщетных усилий, слившихся в бесконечности времени, зартог Софр-Аи-Ср медленно и мучительно, но вместе с тем глубоко убеждался в вечном возобновлении жизни».

62

16 марта 1905 года писатель слег от приступа диабета.

Это был очень серьезный приступ, врачи ничем не могли помочь.

24 марта 1905 года в восемь часов утра знаменитого писателя Жюля Верна не стало.

Окруженный родственниками, с которыми его давно связывали только весьма и весьма сдержанные отношения, он молча отвернулся к стене, только священнику шепнул негромко: «Хорошо, что вы пришли… Вы меня будто возродили…»

Хоронили Жюля Верна 28 марта на амьенском кладбище Мадлен.

Почитатели писателя прибывали из самых разных уголков Франции.

И не только Франции. Германское правительство, например, прислало на похороны специального представителя, а ведь писатель не раз подчеркивал свою нелюбовь к немцам.

В некрологе, помещенном 25 марта в газете «Времена», друг, ученик и горячий последователь Жюля Верна писатель Андре Лори (Паскаль Груссе) писал:

«И до него были писатели, начиная от Свифта и кончая Эдгаром По, которые вводили науку в романы, но они использовали ее главным образом в сатирических целях. Еще ни один писатель до Жюля Верна не делал из науки основу монументального произведения, посвященного изучению Земли и Вселенной, промышленного прогресса, результатов, достигнутых человеческим знанием, и предстоящих открытий. Благодаря исключительному разнообразию подробностей и деталей, гармонии замысла и выполнения, его романы составляют единый и целостный ансамбль, и их распространение на всех языках земного шара еще при жизни автора делает его труд еще более удивительным и плодотворным».

Апрельский номер «Журнала воспитания и развлечения» целиком был посвящен Жюлю Верну. В уведомлении Этцеля-младшего указывалось, что в архиве писателя остались уже законченные им романы, и они, конечно, будут выходить, продолжая знаменитую серию — «Необыкновенные путешествия».

Так и случилось.

Один за другим вышли:

«Вторжение моря» (1905),

«Золотой вулкан» (1905),

«Агентство Томпсон и К°» (1907),

«В погоне за метеором» (1908),

«Дунайский лоцман» (1908),

«Кораблекрушение "Джонатана"» (1909),

«Тайна Вильгельма Шторица» (1910).

В том же 1910 году вышел сборник «Вчера и сегодня», в который вошли повести и рассказы «Вечный Адам», «Судьба Жана Морена», «Блеф. Американские нравы».

И наконец, в 1919 году был выпущен (уже не Жюлем Этцелем-младшим, а издательством «Librairie-Hachette») роман «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака».

63

По завещанию писателя все его книги, карты, рукописи и письма перешли к Мишелю.

Падчерицы Жюля Верна не общались с названым братом, поэтому Мишель перевез бумаги и библиотеку в Париж. При жизни отца Мишель никогда не занимался литературой всерьез, но теперь перед ним открылось огромное новое поле деятельности. С Этцелем-младшим он заключил договор на издание всех найденных в архиве отца рукописей. Конечно, сын писателя и издатель думали прежде всего о коммерческом успехе, поэтому в договор включили специальный пункт, позволявший Мишелю править текст там, где он находил это нужным. Некоторые исследователи утверждают, что такие романы, как «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака» и «Кораблекрушение "Джонатана"», были не столько выправлены, сколько заново написаны Мишелем…

В 1978 году итальянский исследователь П. Гондоло де ла Рива опубликовал в журнале «Панорама» статью о «совсем другом» Верне.

«Я нашел другого Верна! — писал он. — Его сына — Мишеля».

В своей статье итальянец категорически утверждал, что рукопись романа «Кораблекрушение "Джонатана"» была доведена Жюлем Верном только до шестнадцатой главы. Дописал роман сын писателя. Он уверенно упростил устаревшую морскую терминологию, сократил длинноты, сверил даты и имена, выбросил ненужные перечисления, вписал множество собственных эпизодов.

Можно сказать, — осовременил произведение.

Без всякого сомнения, Мишель сделал это осознанно и в чем-то был прав.

Действительно, сколько можно прогуливаться (ведь уже и XX век наступил) воспитанным благородным героиням в джунглях и среди дикарей в длинных платьях и в капорах?

«Мишель, несомненно, был лучшим писателем, чем поздний Жюль Верн, у которого сюжеты развивались медленно, натянуто, запутанно. Если не касаться идей и политических взглядов Мишеля, — писал П. Гондоло де ла Рива, — то все, сочиненное им, представляет, безусловно, положительное явление с точки зрения литературной».

И это не единственное такое мнение.

Голландский литературовед К. Хеллинг писал:

«Я считаю, что Мишель Верн был хорошим стилистом, и если он перерабатывал или редактировал посмертные произведения своего отца, то они не проиграли с точки зрения литературного стиля и остались произведениями знаменитого писателя Жюля Верна»[66].

И все же, по высшему счету, вторгаясь в литературные работы отца, Мишель пусть неосознанно, но мстил ему.

За что? Да за отстраненность.

За нежелание понимать детские капризы.

За неуют в доме, за молчание матери, за долгие уходы в Кротуа — на борт своего «Сен-Мишеля», в свой плавучий дом, центром которого опять и опять были географические карты, книги и рукописи. За нереализованные (как Мишелю казалось) мечты, за постоянные вторжения в его личную (скажем так, далеко не совершенную) жизнь, за долгое вынужденное плавание в Индию, за мрачные месяцы, проведенные в амьенской тюрьме, за постоянные ссоры с падчерицами, за нежелание наладить хоть какие-то отношения с близкими…