Собор (сборник) - Яцек Дукай

Сантана молчал.

— Ну? — продолжал давить Назгул. — Случай, или как? Или понятия не имеешь?

— И что я могу ответить? Извиняться, за то, что единственный не умер, не стану.

— Извиняться? Я что, хочу, чтобы ты извинялся? Нет, Сантана, это ты сам должен мне объяснить! Объяснить! Как такое возможно, что третий раз подряд ты чудом ускользаешь от смерти, в то время, как все вокруг гибнут, а ведь это, по крайней мере, не враги! А ты у нас тоже не Крени, не Самурай!

Назгул поднялся. Он был на две головы выше Сантаны, который сам превышал меня на ладонь, меня же самого карликом тоже не назовешь.

— У тебя месяц времени Мехико. И мне хочется иметь убедительные, слышишь? убедительные объяснения этого феномена. В противном случае, можешь отправляться к Самураю. Или во Внешний Мир.

— Не могу сказать, чтобы это был умный ход, — процедил Сантана. — Мы не находимся в столь хорошей ситуации, чтобы позволить выдвигать людям подобные ультиматумы. Ты делаешь ошибку.

— Сантана, ты у нас ходячая бомба с часовым механизмом. Библейский Иона! А я рисковать не могу. Я так рассчитал: мне не выгодно задерживать тебя, даже если бы ты был вторым Ерлтваховичичем. В один прекрасный день всех нас тут накроет метеоритом, и ты будешь единственной выжившей особой. Только без оскорблений — в данном случае я предпочитаю, чтобы ты выступал против нас.

— Это из тебя адвокат лезет, Назгул.

Лицо Назгула было мраком во мраке; возможно, что он и усмехнулся, я не видел — равно как мало чего увидишь, глядя прямо на солнце, точно так же ничего не заметишь и внутри черной дыры.

Багровые глаза изменили положение.

— Кто это? Муляж, который вовсе и не муляж?

Сантана, будто бы удивившись, глянул на меня.

— Вот такой вот тип, — ответил он. — Мы захватили его в Конго. Я лично его захватил; мне было любопытно, что это за феномен. Видишь ли, его невозможно убить. Но он прошел сквозь Врата, реконструировался из мыслей — так что человек, не муляж. Мне казалось: ныряльщик или кто-то в этом роде. Он даже своего имени не помнит. Он даже понятия не имел, что находится в Иррехааре.

Назгул все время присматривался ко мне.

— Сантана, что ты хочешь с ним сделать?

— Сделать? В каком смысле?

— На кой ляд ты его приволок?

— То есть как это, на кой ляд? Ведь…

— Ты что, на голову трахнутый? Лламет, убей его.

Я обернулся, отступил на шаг — что-то невидимое, сам багрец взгляда Назгула, движение его пальцев, отблеск на короне связали мне ноги; я застыл. Словно скотина на бойне. Говорят обо мне, а я ни словечка.

Лламет сидел под деревом.

— Кого, — процедил он через желтые зубы. — Прошу тебя, выражайся, елки зеленые, яснее, — рявкнул он в сторону Назгула.

Тот типично еврейским жестом поднял руку над головой, тряхнул ею и свалился, разочарованно, снова в кресло.

Скин захихикал.

— Лламет, — через пару секунд шепнул Назгул.

Карлик пожал плечами; всего лишь какое-то мгновение мне казалось, что движение это и ограничилось пожатием плечами, на самом же деле это странное балансирование непропорционально громадными руками резко подорвало его с земли и бросило вперед, придавая телу калеки убийственный разгон. Низкорослое создание вошло в состояние амока. Нас разделяло метров шесть, но я трижды успел потерять его взглядом, прежде чем он подскочил ко мне; он не бежал, собственно, он вообще не двигался, скорее, им метала какая-то чудовищная сила: в сторону, опять в сторону, вперед, в бок, назад, прыжок и поворот — он был гораздо быстрее взгляда. Даже предусмотреть направлений этих балетных перемещений было невозможно. Одно мгновение ока, и вот он уже мазанул, при этом странно свернувшись, непонятно как вытянутой рукой, у самого моего бока. Я вообще не заметил этого удара, не увидел клинка, которым тот был нанесен. Что-то лилось у меня по шее. Я крикнул; крикнул бы, если бы только еще мог набрать в легкие воздух — вот только Лламет выполнил смертельную трехеотомию с опытностью и точностью хирурга. Я упал. Все вокруг красное. Липкое… Кто-то хрипит. Не закрывай глаза. Ггггххх… Земля делает мне больно. Она палит меня. Огонь в самой груди. Мое тело еще двигается. Оно мечется, словно выброшенная на берег рыба. В собственной крови. Или это рокот лопастей вертолета?…

— …так? Нельзя убить? Так что ты задумал, Сантана?

— Сам же видишь: не исчезает.

— Не исчезает, потому что муляж. Бля, тебя Самурай перекурил?

— Твои слова, Назгул, твои слова.

— Ладно, отступаю, sorry. Только на будущее — не выскакивай с чем-либо подобным. Если вообще у тебя будет с нами какое-нибудь будущее.

— А тебе никогда не приходило в твою темную башку…

— Э, люди, он шевелится.

Я тут же перестал двигаться.

— Облажался, Лламет.

— Что за оскорбления? Его долбаная головешка едва держалась на плечах…

— Я же говорил, что его нельзя убить.

— Блин, это уже две бомбы с часовым механизмом. Он не может здесь оставаться. Делай с ним, что хочешь, но в Мехико он оставаться не должен.

— Ведь это изгнание, Назгул.

— Ну, если ты это так воспринимаешь.

— А как мне еще воспринимать? Ну, вставай, — Сантана пнул меня в бок. — Не притворяйся, Адриан.

— Ты же говорил, будто у него нет имени.

— Я говорил, что он не помнит имени. Адриана он присвоил себе сам. Лламет, подхвати-ка его.

И тот так подхватил, что у меня что-то хрустнуло в плече. Я мало чего видел; под веками кружили алые пятна. В обычной гравитации я бы наверняка не смог устоять.

— Может вы считаете… — хрипя, начал я.

— Заткнись, — буркнул Сантана.

Я попытался открыть глаза пошире; мое лицо было покрыто не до конца еще свернувшейся коркой крови, я разламывал ее каждым шевелением, каждым движением губ, шевелением век.

Сантана повернулся к Назгулу.

— Две ошибки за один день…

— Не хочется мне с тобой ссориться, — перебил его Назгул. — Если хочешь, возьми Лламета. Только прочь с моих глаз.

Я вновь запоздал со своим предложением. Я хотел что-то сказать, что-то прокричать, чего-то доказать, но пока собрал мысли в конкретные слова, прежде чем мне удалось набрать в легкие достаточное количество воздуха — как уже очутился в лифте, в клинической тишине спадая к Вратам, и никто не обращал на меня внимания; втиснувшись окровавленным клубком в угол, я тяжело дышал — а рядом Черный лениво переругивался с развеселившимся Лламетом.

— Что, великий Сантана, доигрался, а? А может, все-таки, стоило бы парочку раз эффектно издохнуть?

— Чтобы стать таким как ты сумасшедшим?