История Руси и русского Слова - Вадим Кожинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во-вторых, совершенно верно говорится в очерке Р. М. Мавродиной «Киевская Русь и кочевники» (здесь дан обзор изучения проблемы, начиная с XVIII века) по поводу сокращения торговли Киева с югом в XII веке: «…во времена господства половцев в Причерноморье торговые пути уже не играли такой большой политической роли… иначе в Русском государстве нашлись бы силы для защиты этих путей, как было, например, в X-XI вв.»511.
И в самом деле: торговля с Византией, Закавказьем, Хорезмом, Багдадом, которая на ранних этапах истории Руси была одним из существеннейших проявлений необходимого тогда «выхода» в мир, во всю евразийскую Ойкумену, в XII веке уже не имела прежнего – первостепенного, в определенном смысле даже решающего для развития русской государственности и культуры – значения. И торговая роль Киева ослабела вовсе не по воле половцев, а по внутренней «воле» самой истории Руси.
Разумеется, торговля – лишь одна из сторон того «выхода» в мир, о котором идет речь. Роль Киева как «центра», находящегося тем не менее – как ни странно – очень близко к тогдашней границе Руси, снизилась к XII веку не только в этом плане, но и в целом ряде отношений. И именно поэтому стал и возможен, и необходим перенос столицы в «действительный» центр Руси.
Нельзя не сказать, что многие историки выражали «сожаление» по поводу неизбежно произошедшего после этого переноса резкого умаления роли и даже прямого упадка Киева. Особенно горько и подчас даже гневно высказывались об этом украинские историки, в частности, наиболее знаменитый из них М. С. Грушевский (1866-1934).
В своем труде, посвященном именно той эпохе, когда совершилось перемещение центра Руси во Владимир, М. С. Грушевский подверг исключительно суровой критике деятельность Юрия Долгорукого и его сына Андрея Боголюбского, осуществивших это самое перемещение – хотя предпочел умолчать об изначальной роли в этом деле отца Юрия, Владимира Мономаха, стремясь представить его преданным «киевлянином». С другой стороны, М. С. Грушевский чрезмерно высоко оценил последних (перед «перемещением») киевских князей, не помышлявших об уходе на север, в частности, одного из внуков Владимира Мономаха, Изяслава Мстиславича.
"Проживи Изяслав лишний десяток-другой лет, – писал М. С. Грушевский, – переживи он Юрия (Долгорукого, который был дядей-сверстником Изяслава. – В. К.)… и, быть может, история Киевщины не сложилась бы так печально"512. Иначе говоря, если бы Изяслав жил до 70-80 лет (он умер около 60-ти) и самим фактом своего существования и княжения оттеснил бы на второй план таких дурных людей, как Юрий Долгорукий (между прочим, он пережил Изяслава всего лишь на три года), а также его сын Андрей Боголюбский, центр Руси-де не переместился бы из Киева во Владимир…
М. С. Грушевский много говорит о «неприязни» утвердившегося во Владимире Андрея Боголюбского к Киеву, даже о присущем, мол, ему своего рода пренебрежении этим городом: «Конечно, Андрей мог добиться и киевского стола, но сделаться киевским князем ему было несподручно»; он предпочел его «бросить, как ненужную вещь, отдать первому попавшемуся», хотя вместе с тем "наложил на нее (Южную Русь. – В. К.) тяжелую руку и давал чувствовать ее при всяком удобном случае и унижая, гнетя Юг, старался возвысить себя и свою волость в глазах современников; эту политику провел он с обычною, ни перед чем не останавливающеюся энергиею и, нужно признаться, с немалым успехом" (цит. соч. с. 221; естественно высказать мысль, что этот «немалый успех» опирался на объективно-историческую потребность!).
То же самое М. С. Грушевский говорит о преемнике Андрея, владимирском князе Всеволоде Большое Гнездо. После смерти в 1194 году киевского князя Святослава (того самого, чье «золотое слово» звучит в «Слове о полку Игореве») "по родовым счетам старейшим приходился Всеволод, но Всеволод, подобно брату (т. е. Андрею Боголюбскому – В. К.), не желал вокняжаться в Киеве: это все та же политика пренебрежения, унижения Киева, которую практиковал раньше Андрей. По словам Суздальской летописи, Всеволод послал бояр своих в Киев «и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича»…" (там же, с. 254) – то есть заведомо второстепенного князя, «державшего» до этого «провинциальные» Белгород и Овруч.
Многое в этих суждениях явно несерьезно (скажем, тезис о вероятной совсем иной судьбе Киева в случае более продолжительной жизни Изяслава Мстиславича). И, конечно же, дело не в неком недоброжелательстве Андрея Боголюбского к Киеву, а в том, что центр Руси в силу естественной исторической потребности или, вернее, необходимости переместился в ее, говоря условно, географический центр. Отсюда в XII-XIII веках Андрей Боголюбский и его преемники – Всеволод Большое Гнездо (был Владимирским князем в 1176-1212 гг.), его сын, герой знаменитого сказания о Китеже Юрий Всеволодович (1212-1238, с перерывом в 1216-1218 гг.), младший брат последнего, адресат знаменитого «Моления Даниила Заточника» Ярослав (1238-1246), его сын, Александр Невский (1252-1263), и т. д., – в той или иной мере правили (или хотя бы проявляли волю править) всей Русью от Киева до Новгорода. И из уже приведенных выше обращенных к «великому князю Всеволоду» призывов в «Слове о полку Игореве» ясно, что в Южной Руси жаждали поддержки из Владимира.
Но дело не только в неосновательности доводов М. С. Грушевского; важнее, пожалуй, понять, чем эти подчас даже странные попытки объяснить поведение владимирских князей продиктованы. М. С. Грушевский, как и ряд других украинских историков, стремился доказать, что Киевская Русь была созданием украинского народа, а государственность и культура Владимирской Руси (и ее преемницы Руси Московской) являли собою будто бы совершенно иную, новую реальность, созданную другим, «собственно русским» или, если воспользоваться словом, введенным в середине XIX века украинско-русским историком Н. И. Костомаровым (1817-1885), «великорусским» народом.
Никак невозможно отрицать, что во Владимир «ушли» именно киевские князья, обладавшие правом именно на киевский престол. Но М. С. Грушевский и его последователи ни в коем случае не хотят признать, что во Владимир переместились с юга отнюдь не только эти «пренебрегшие» Киевом «отщепенцы», но и очень значительная – и в количественном, и тем более в качественном смысле – часть населения, и, так сказать, самые основы государственности и культуры Руси. Русь, в сущности, как бы перелилась на север…
Между прочим, противореча самому себе, М. С. Грушевский все же констатирует, что во второй половине XII века «вместе с упадком политическим, Киевская земля падала – хотя далеко не в такой степени – и в отношении экономическом» (там же, с. 226); вполне уместно было бы добавить – и в отношении развития культуры. Однако едва ли стоит объяснять это действиями «нерасположенных» к Киеву князей Андрея и Всеволода. Русь «падала» в Киеве потому, что она «поднималась» во Владимире, что объяснялось, несомненно, перемещением государственной и – шире – национальной энергии во Владимир.
В конце концов, и митрополит Киевский перевел свою резиденцию во Владимир; здесь важно иметь в виду, что Церковь всегда в наибольшей степени – сравнительно с любым другим общественным институтом – стремилась сохранить свои сложившиеся устои, а, кроме того, Киев находился в два раза ближе, чем Владимир, к Константинопольскому патриархату, которому подчинялась русская Церковь.
Кстати сказать, Андрей Боголюбский еще в 1163 году пытался учредить самостоятельную владимирскую митрополию, но тогдашний патриарх Константинопольский Лука Хрисоверг отверг это предложение. Впрочем, Хрисоверг вообще явно не понимал или же не хотел понять сложившуюся к тому времени на Руси ситуацию, ибо в одной из своих грамот, отправленной около 1167 года Андрею Боголюбскому, он обращался к нему так: «преблагородивый княже Ростовский и Суздальский», а сидевшего тогда в Киеве (в течение всего лишь двух лет…) уже совершенно бессильного Мстислава Изяславича называл в той же грамоте «великим князем всея Руси»513.
Но позднее произошло то, что должно было произойти в силу самого хода истории: Владимирская Русь «перетянула» к себе митрополию. В 1210 году, менее чем через пятьдесят лет после неудавшейся попытки Андрея Боголюбского, тогдашний митрополит Матфей прибыл во Владимир и провозгласил брата Андрея, Всеволода Большое Гнездо, «старшим» среди русских князей. Следующий митрополит Киевский, Кирил I, уже проводит церковный собор 1227 года не в Киеве, а во Владимире, а один из самых выдающихся киевских митрополитов Кирил II (1247-1281) едва ли не главное внимание уделяет Владимиру и вступает в теснейшие отношения с Александром Невским (он и руководил торжествами в связи с восшествием князя Александра на великокняжеский владимирский стол в 1252 году и остался во Владимире). Именно во Владимирской земле (в Переславле-Залесском) Кирил II в 1281 году скончался. А его преемник Максим уже окончательно перевел митрополию во Владимир, переселившись туда в 1299 году «со всем своим двором и соборным причтом»514.
