Не выходя из боя - Василий Гузик

Эти выводы стали подтверждаться, когда кое-где на молодежную аудиторию полились провокационно-подстрекательские песнопения и шутовские гитарные стенания, оскорблявшие память павших и живых.

С настоящей научной добросовестностью изучал Строков творчество бардов, тексты их песен, серьезно вникал в характер их музыки, эмоционально-интонационный настрой. Не остались без внимания манера исполнения, а также степень эмоционально-психологического воздействия некоторых творений бардов на молодых слушателей. Особенно на тех, которые, не желая показаться робкими и отсталыми, не вдумываясь в содержание песни, шумно приветствовали иного автора-исполнителя, глумившегося над нашими святынями.

Аргументированные выводы и доказательства, опиравшиеся на большой фактический материал, собранный Строковым, сложились в специальный доклад, где это сложное явление рассматривалось масштабно и проблемно. В нем было показано, как благородное и естественное проявление песенного народного творчества, несущего верные гражданские мотивы, под воздействием утонченной буржуазной пропаганды, да еще при попустительстве некоторых культурно-просветительных учреждений, обернулось против сокровенных патриотических чувств народа. Превратилось в явление, идеологически чуждое и вредное.

Само собой разумеется, что Виктор Васильевич и его помощники повели против этого явления решительное наступление. И главным оружием здесь было слово идейного убеждения, литературоведческие и музыковедческие доказательства, сопоставления и сравнения. Правда, о прямых сопоставлениях с музыкой великих композиторов и произведениями талантливых композиторов-песенников чаще всего не могло быть и речи. Ведь если человек слагает и поет: «а ён — сучок из гулевых шоферов…» или «а я чешу, чешу ногу…», — то для него не существует ни Бетховена, ни Чайковского, ни Шостаковича.

Чекисты-ветераны и молодые сотрудники УКГБ у первого здания Самарской ЧК (улица Чапаевская, 165). Сентябрь 1977 г.

Воспитывая и просвещая бардов и их поклонников, Виктор Васильевич представал перед ними педагогом. Между прочим, Строков и внутренне и внешне очень похож на человека, занимающегося именно научно-педагогической деятельностью. Чем конкретно? Серьезными, постоянно накапливаемыми знаниями. Аналитическим и строгим мышлением, способностью охватывать и систематизировать события, факты и явления, на первый взгляд случайные, разрозненные. Настойчивостью в исследовании всевозможных путей-дорог от частного к общему и обратно, пока не будет найден верный ответ на тот или иной вопрос. Суховатостью и предупредительностью. Этим модным портфелем, полным книг и журналов.

3

Разумеется, работа Строкова не ограничивалась изучением «творчества» бардов. То было лишь частью дела, большого дела, выполняя которое, Строков все больше расширял сферу своей деятельности. Он знал, что политическая беспринципность, пассивность и равнодушие — настоящий оазис для прорастания разносортных идеологически вредных «цветочков», заразную пыльцу которых часто разносят обыкновенные спекулянты и ловчилы. С их легкой руки воспроизводящие музыку аппараты вызывают нездоровые эмоции и чувства слушателей, как наркотик принимающих болезненно рефлексирующий музыкальный «токсикоз». Так подпольно-кустарные пластинки на пленке для рентгеновских снимков и магнитные ленты начали одно время оборачиваться для некоторых юнцов и девиц настоящим воспалением души.

Любители же разного рода «литературных» откровений и сенсаций покупали продукцию уже определенно политического свойства от далеко не легкомысленных машинисток, которые по просьбе этих ловчил стали «труженицами» цеха так называемого «самиздата». У них можно было приобрести «правленые» стенограммы закрытых совещаний, фальсифицированные письма и документы, подкинутые из-за рубежа, подлинные письма, «зарисовки с натуры» и другие образчики прозы и поэзии, по тем или иным причинам (главная из них — антисоветское содержание) не получавшие права публикации.

По большой части создавали сей многожанровый литпродукт честолюбивые, озлобленные бездарности или же люди, потерявшие на время политическую ориентировку во времени и в пространстве, невольно или сознательно вставшие на зыбкую антисоветскую тропку.

Виктор Васильевич и его помощники оперативно выволокли на свет божий некоторых ретивых создателей и распространителей скудоумной, идейно порочной литмакулатуры. Один из них, инженер Я. Горский, так был нашпигован враждебной радиопропагандой, что даже вернул из далекой истории слово «контра». Присвоив себе титул «духовного папы», Горский выискивал души нестойкие и, по его собственному признанию, «на этой хорошей почве высаживал и взращивал ростки контры», «воспитывал в них контру».

Очнувшись однажды после очередной пьянки, «духовный папа» взялся сочинять очередную гаденькую повестушку, намереваясь ее пустить в оборот по тайным каналам «самиздата». Хоть и вкось, но перо держать умел. В той повестушке от него досталось не только вокзальным мужикам, с которыми иногда выпивал, но и другим героям. Уж тут он свою «контру» развернул вовсю. Словом, «громадный сатирический талант» смеялся и потешался как мог.

Майор госбезопасности Строков и на этот раз довел дело до неотвратимого, если можно так выразиться, финала. Были установлены местные и междугородные связи молодого «духовного папы» и его «духовного отца» — инженера А. Раскина. Было выяснено также, что некоторые материалы «самиздата» шли от людей, уже однажды наказанных за антисоветскую деятельность. Были поездки во многие города, встречи с разными «адресатами и отправителями» и коллективами, наконец, суровые, исповедальные, по-настоящему душеспасительные беседы с покаянными признаниями непризнанных сатириков.

Касались, конечно, элементарной этики человеческого поведения, затрагивали и некоторые вопросы теории и практики. Правда, особенно глубокой дискуссии не получилось: «самиздатовцы» ограничились несколькими неуклюже повернутыми, случайно засевшими в памяти цитатами и быстро запросили бумагу и перья для обстоятельных «творческих отчетов» о своей скверной деятельности.

Горский, освещая разные стороны своего раскаяния, в своем отчете признался, что раньше он не видел самого главного:

«Я не видел и не понимал того, что дошло, наконец, до меня теперь. А именно: борьба ведется не против меня, а за меня… Я-то тратил свою энергию на разговорчики о «попранной демократии», а меня оставили на свободе. Дали крепко по голове, но сказали: «Живи и думай!». Вот я и думаю. И получается, что раз дело обстоит так, то, значит, есть еще вера в меня, есть надежда, что я не на сто процентов отрицательная личность. То, что в меня есть еще какая-то вера, — это, я считаю, Ваша заслуга. Теперь дело за мной…»