Под Куполом - Стивен Кинг

Младший медленно покачал головой из стороны в сторону, но его взгляд не сдвинулся с места — не отрывался от лица отца. Это пугало.

— Тебе знать не нужно. Я же говорил. Место безопасное, и этого достаточно.

— Так теперь ты говоришь мне, чтó я должен знать? — Слова эти Большой Джим произнес ровным голосом, без эмоционального всплеска.

— В этом конкретном случае — да.

Большой Джим всмотрелся в сына:

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Очень уж ты бледный.

— Все у меня прекрасно. Просто головная боль. Она уже проходит.

— Почему бы тебе не поесть? В морозильнике несколько порций фетучини, и микроволновка творит с этим чудеса. — Он улыбнулся. — Почему не насладиться едой, пока есть такая возможность?

Взгляд темных расчетливых глаз на мгновение сместился к лужице белого соуса на тарелке, потом вернулся к лицу Большого Джима.

— Не голоден. Когда мне найти трупы?

— Трупы? — удивился Большой Джим. — Что значит трупы?

Младший улыбнулся, губы разошлись, чтобы показать кончики зубов.

— Не важно. Твоя реакция будет более убедительной, если для тебя это станет таким же сюрпризом, как и для остальных. Скажем так — как только мы нажмем на спусковой крючок, этот город с радостью повесит Ба-а-арби на старой яблоне. Когда ты хочешь это сделать? Этим вечером?

Большой Джим обдумал вопрос. Посмотрел на открытый лист блокнота, исписанный чуть ли не до низа (и запачканный соусом «Альфредо»), но только с одной обведенной строкой: газетная сучка.

— Не в этот вечер. Мы сможем повесить на него не только убийство Коггинса, если все разыграем правильно.

— А если Купол исчезнет, пока мы будем играть?

— Все у нас будет хорошо, — ответил Большой Джим, подумав: А если мистер Барбара каким-то образом сумеет вывернуться — маловероятно, но тараканы умеют находить щели, когда вспыхивает свет, — всегда есть ты. Ты и твои другие тела. — А теперь поешь что-нибудь, хотя бы салат.

Но Младший не сдвинулся с места.

— Не затягивай, папа.

— Не стану.

Младший оценил ответ, оценил отца взглядом темных глаз, которые казались теперь такими странными, потом потерял к этой теме интерес. Зевнул.

— Я поднимусь к себе и посплю. Поем потом.

— Только обязательно поешь. Ты очень похудел.

— Это нынче в моде.

Улыбка, которой он одарил отца, встревожила еще больше, чем глаза. Большому Джиму показалось, что ему улыбнулся череп. Улыбка заставила вспомнить о человеке, который теперь называл себя Шефом, — словно его прежней жизни, когда он был Филом Буши, не существовало. Младший покинул кабинет, и с губ Большого Джима сорвался вздох облегчения, пусть он этого и не заметил.

Ренни вновь взялся за ручку. Он это сделает, и сделает хорошо. И вполне возможно, когда все закончится, его фотография украсит обложку журнала «Тайм».

4

Пока генератор еще работал — без дополнительных баллонов с пропаном он долго не протянет, — Бренда Перкинс сумела включить принтер мужа и распечатала все документы из папки «ВЕЙДЕР». Невероятный список преступлений, составленный Гови — и, вероятно, смерть застала его в тот момент, когда он собрался действовать, — на бумаге казался ей более убедительным, чем на экране. И чем дольше она смотрела на этот список, тем больше перечисленные в нем преступления соответствовали тому Джиму Ренни, которого она знала с давних, давних пор. Бренда всегда считала, что он — монстр; только не ожидала, что такой ужасный.

Даже материалы о коггинсовской церкви Пляшущего Иисуса об этом говорили… хотя, если она прочитала все правильно, то была не церковь, а большой святой «Мейтэг», который отмывал деньги, а не одежду. Деньги, полученные от производства наркотиков, причем производства, по мнению ее мужа, «возможно, одного из самых крупных за всю историю Соединенных Штатов».

Но имелись проблемы, наличие которых признавали и начальник полиции Гови Перкинс по прозвищу Герцог, и генеральный прокурор штата. Именно из-за этих проблем этап сбора информации в операции «ВЕЙДЕР» так затянулся. Джим Ренни был не только ужасным, но и умным монстром. Потому и предпочитал оставаться вторым членом городского управления. Энди Сандерс прокладывал для него путь.

И служил мишенью. Долгое время. Вещественными доказательствами Гови располагал только против Энди. Номинально всем руководил он, этот веселый, вечно улыбающийся тупица. Первый член городского управления, первый дьякон церкви Святого Искупителя, первый в сердцах горожан, и именно его подпись стояла на корпоративных документах, след которых в конце концов терялся в финансовых болотах Нассау и острова Большой Кайман. Если б Гови и генеральный прокурор штата поторопились, именно Энди сфотографировали бы для уголовного дела. Возможно, только его, если бы Энди поверил обещаниям Большого Джима и не сказал ни слова. А кто мог молчать лучше чурбана?

Прошедшим летом, однако, ситуация начала меняться, и Гови почувствовал, что дело близится к концу. Фамилия Ренни начала появляться на документах, которые смог добыть генпрокурор штата, главным образом невадской корпорации «Таун венчурс». Деньги «Таун венчурс» уходили на запад, а не на восток, не в Карибское море, а на материковый Китай, в страну, где ключевые составляющие для производства синтетических наркотиков могли закупать в больших объемах, вызывая минимум вопросов, а то и никаких.

Почему Ренни так подставился? Гови Перкинс смог выдвинуть только одну причину: деньги стали слишком большими для одной святой прачечной, и произошло это слишком быстро. Фамилия Ренни появилась в учредительных документах еще полдесятка фундаменталистских церквей Северо-Запада. «Таун венчурс» и эти другие церкви (не упоминая полдесятка религиозных радиостанций, в том числе и в AM-диапазоне, пусть и не таких мощных, как ХНВ) стали первой серьезной ошибкой Ренни. Он оставил свободно болтающиеся концы. За такой конец можно потянуть и рано или поздно, — как правило, рано, — распутать весь клубок.

Ты не мог остановиться. Бренда сидела за столом мужа и всматривалась в бумаги. Ты заработал миллионы — может, десятки миллионов, — риски становились все выше, но ты по-прежнему не мог остановиться. Как обезьяна, которую ловят, потому что она не может выпустить из руки еду. Ты сидел на огромных деньгах и все равно жил в старом трехэтажном доме и продавал автомобили в своем паршивом салоне на 119-м. Почему?

Но на самом деле она знала ответ. Ренни держали не деньги, его держал город. Принадлежащий ему город. Сидя где-нибудь в Коста-Рике или разъезжая по охраняемому поместью в Намибии, Большой Джим превратился бы в Маленького Джима. Потому что человек, лишенный цели в жизни, пусть даже его банковские счета ломятся от денег, — всегда маленький человек.