Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Завтра мы снимемся с места и уйдём, — помолчав, добавил он к сказанному. — Только недалеко. С Чаяном встретимся, где договорились. А там уж пусть на себя пеняют.
Он вздохнул, успокаивая в голове все мысли, взывая к обычной своей холодности, которая теперь всё чаще ему изменяла. Но он пытался проникнуться той уверенностью, которую передала ему Елица. Всё хорошо будет. Он не допустит, чтобы случилось с ней скверное. Как может, будет стремиться скорее её себе вернуть.
Не стали выжидать долго: поутру начали становище сворачивать, зная уж, что наблюдают за ними соглядатаи Гроздана. Коль хорошенько в кустах пошарить — так и надутся, небось: следы их — уж точно.
Там отправились навстречу Чаяну. Все пути, по которым он должен был к Велеборску двигаться, они уж заранее обговорили. И постарались забыть о тех обидах, что между ними ещё висели. Не мог простить Леден брату, как тот хотел у него Елицу силой забрать; а Чаян и вовсе всё принять пытался, что не его она выбрала. Трудно ему было, памятуя о том, что редкая девица или женщина ему вообще когда-либо отказывала. Да на том хоть спасибо, что помочь не отказался, что не стал вредить ещё больше.
Остались только выглядчики, чтобы присмотреть за княжной. И проследить, как будет войско косляцкое уходить — и куда. Они уехали другими тропами назад, когда ослаб взор Гроздановых подручных. Пропало ощущение надзора тяжкого. Нехорошо становилось внутри, как отдалялся Велеборск — и Елица вместе с ним. Но гораздо легче стало, как наконец случилась встреча с Чаяном подле веси малой совсем, где дворов-то было не больше десятка — тихо кругом, безлюдно. Вечером свиделись, как совсем уж стемнело, как опустился туман на луга заливные, что раскинулись вкруг селения да в пойме речки широкой — одной из дочек Велечихи, верно. Там они простояли лагерем общим до следующего дня. Войско привёл Чаян не слишком большое: всего часть от того, что стояло когда-то под Велеборском. Да и того, коль объединиться с воеводами здешними, будет достаточно, чтобы хорошенько зуличанам бока намять.
— Осталась Елица, значит, — только и сказал брат, как Леден к нему в шатёр вошёл.
Сидел он у очага небольшого на постеленном рядом плетёном половике. Большого удобства сейчас в походе никто не ждал и не требовал. Леден остановился чуть поодаль, глядя на фигуру его ссутулившуюся, словно давило ему на плечи многое.
— Осталась. Она так решила. И моё дело теперь её вызволить.
Чаян поднял взгляд на него укоризненный. Словно не он вынудил однажды княжну бежать, а брат велел. И теперь по его вине ждало её невесть что.
— Наше дело, — поправил Чаян, вставая. — Отправил я посыльных к воеводам в обе стороны, с которых они сходиться будут к Велеборску. Встретимся с ними на подходе к городу через три дня. А там ударим с трёх сторон.
— Дождёмся, что выглядчики скажут, как сюда доберутся. Отослал ли Гроздан косляков.
— Думаю, что, коли и отошлёт, то не всех. Для вида только. Елице-то и другое показаться может. Она успокоится, что выполнил он всё, как просила она. Но надеяться особо не на что.
— Думаю, в стороне встанут, — согласился Леден. — И надо бы узнать, где. А там и придавить, чтобы обратно не сунулись.
Долго они ещё говорили с братом — уж и окоём восточный светлеть начал, как разошлись по лежанкам своим. Да одно ещё радовало, кроме того, что решили они многие вопросы важные, всё обсудили, что делать дальше будут и когда: они снова почувствовали себя родичами, снова заодно стали. Может, дело было в том, что одну девушку они выручать собирались — да пусть лучше так, чем морды друг от друга воротить, безуспешно пытаясь сделать вид, что никаких распрей между ними нет.
Наутро выдвинулись дальше. Ладьи оставили в укрытии подле той же веси, названия которой никто и не знал. Старейшина там оказался понимающим и горячо поддержал он тех, кто, посчитай, всех велеборцев выручать шёл.
Как и условились раньше, встретились с воеводами в месте приметном, подле святилища Перуна, что стояло в недалёко от Борогоста, в котором бывать уже приходилось. Проследили зорко, чтобы никто за ними не шёл. Собрались тут Чтибор и Осмыль — с концов княжества, что с косляками граничили. И ещё один боярин пожаловал — назначенный вместо себя Доброгой, который оставался пока в Велеборске. Его ни Леден, ни Чаян раньше не встречали. Звали его Вереск — имя такое захочешь, не забудешь. И был он мужем видным и серьёзным — таким, что двое других воевод рядом с ним едва не мальчишками беспечными выглядели. Годы давали своё, виделся в его глазах опыт такой, который не каждый к старости наживает. И даже странно, что раньше не сталкивались с ним где в бою.
Рассказал Осмыль, как натолкнулись они на ту часть войска косляцкого, что обратно в земли свои шли. Кого порубили, кто ноги унести успел — да теперь не приходилось сомневаться, что назад он ещё долго не пожалуют.
Говорили долго: почти всё утро. Отроки уже и обедню им справили, вместе с требами Перуну, которые и поднесли ему после, как расходиться надумали. Запалили огонь большой во славу Громовержца, омыли в нём мечи свои и топоры, наполняя силой божественной, чтобы разило не хуже, чем у покровителя воинов, отца всех князей.
Решено было через день, как совсем к Велеборску подойдут, напасть на рассвете, как тронет только Дажьюожье око самый край окоёма. Так и перед взором Богов они останутся честными, да и время удачное подгадают, когда уж у самого стойкого дозорного притупляется внимание.
На том и разошлись, каждый в свою сторону, оставив на столе требном подношение Перуну — с надеждами, что сила окажется за ними, а уж в справедливости и сомневаться не приходилось.
Вышемилу под приглядом Зареслава оставили в Борогосте — нечего ей вослед за войском таскаться. Купчич, конечно, и хотел к воинам примкнуть, да удалось его убедить в том, что боярышне он
