Любовь на Бродвее - Беверли Марти

— Меня поражает, что ты действовала так разумно после всего случившегося.

— Я же сказала, что приехала сюда с определенной целью и хотела воспользоваться каким-нибудь подходящим случаем, чтобы исчезнуть без следа. Поэтому я всегда думала об этом. Увидев эту несчастную женщину, я поняла, что это самый подходящий вариант. У меня не было возможности предупредить тебя. Я рассчитывала сделать это, как только смогу. В первую очередь я подумала об отце.

— С Майером все в порядке, — снова заверил ее Мэтт. — Он тоже сказал, что мое предложение никуда не годится.

— Конечно. Вот почему надо было сделать нечто подобное.

Мэтт взял ее за руку:

— Джаффи, любовь моя, посмотри на меня.

Ее фиалковые глаза повернулись к нему. Они выглядели такими печальными, глубокими и серьезными, какими он никогда прежде не видел их.

— Милая, ты понимаешь, что это означает? Ты больше никогда не выйдешь на сцену. Ты должна остаться мертвой, или все, что ты сделала, напрасно. В моем варианте по крайней мере был шанс, что ты когда-нибудь вернешься в театр. Джаффи, ты уверена, что готова пожертвовать этим? И что я стою того?

Они держались за руки, и она поднесла его ладонь к своим губам:

— О да, уверена. Есть еще что-то, чего ты не знаешь.

— Слушаю тебя.

— Я не стала бы делать это только ради тебя и себя.

Я сделала это ради нашего ребенка.

В течение нескольких секунд Мэтт не мог произнести ни слова. Затем сказал:

— У нас не может быть ребенка. Мы всегда были чертовски осторожны.

Джаффи глубоко вздохнула.

— Будем считать, что ты не говорил этого, Мэттью Варлей. И тебе не могла прийти в голову мысль, что это чей-то еще, а не твой ребенок. Хочу напомнить тебе о времени, проведенном в Билтморе в августе. Тогда мы не предохранялись, потому что никто из нас не предполагал, чем закончится эта встреча.

— О Боже, Джаффи! Я не это имел в виду. Просто я поражен и обескуражен. Надо же, ребенок! Когда? Сколько уже прошло времени с тех пор, как ты узнала об этом?

Теперь Мэтт улыбался от уха до уха, и она простила его.

— В сентябре прекратились месячные, и я стала ощущать по утрам тошноту. Не забывай, я уже не первый раз беременна и знаю, что это такое. Когда начнутся роды? В мае. С августа девять месяцев. Посчитай по пальцам.

— В мае появится ребенок, — сказал он благоговейным тоном. На какое-то время наступила тишина, и они обнялись, переживая новую радость.

— Теперь ты понимаешь, почему я так поступила, — сказала она наконец. Возможно, мы могли бы рискнуть всем. Но не нашим ребенком, дорогой. Наш ребенок имеет право на нормальную жизнь. Я выросла в тени «Коза ностры», и мой дорогой Джейсон был рожден и должен был жить с этим грузом. Но не этот ребенок. Вот почему я вынуждена была рисковать даже своим отцом.

— Новая жизнь важнее старой, — тихо сказал Мэтт.

Джаффи кивнула.

— А теперь расскажи остальное. После того как ты заменила одежду на мертвой женщине, что ты сделала потом?

— Я видела, что произошло большое бедствие, кругом царил хаос. Прибыли спасательные команды, и я больше всего боялась наткнуться на них. Это означало, что я не могла вернуться в деревню. Я долго шла и к середине ночи добралась до женского монастыря. Мне не пришлось долго размышлять, укрыться здесь или нет, так как я уже не могла идти дальше. У меня больше не было сил, а рядом находились дверь и звонок, поэтому я позвонила.

Теперь они сидели на койке. Мэтт держал ее руки в черных вязаных перчатках с разорванными пальцами.

Перчатки работницы. Руки Джаффи были холодными, и Мэтт растирал их.

— Монахини впустили тебя?

— Монахиня. Сестра Матильда. Она единственная общается с внешним миром. Она сказала, что остальные считаются отрешенными от жизни, никого не видят, и никто не видит их. Молитвы и работа, и все это происходит за высокой стеной. Поэтому я имела дело только с сестрой Матильдой, которая, слава Богу, говорит по-английски. В первую ночь она дала мне бренди и супа, а затем уложила спать в маленькой комнате, которую они держали для странников. Гостеприимство — одно из их правил.

— На следующий день мы побеседовали. Мне кажется, она знает, кто я, хотя не говорит об этом. Я тоже.

Я сказала, что мне нужно место, где я могла бы остановиться, что я не скрываюсь от полиции и тому подобное. Она согласилась не сразу, но, вернувшись через пару часов, принесла мне эту одежду и сказала, что я могу остаться, если буду каждый день носить хлеб в деревню.

Я загримировалась и изменила осанку. Одна из лучших моих ролей, не правда ли?

— Просто фантастика. Я бы присудил тебе еще один «Тони». А звезды и кресты, как ты сохранила их? Ты сказала, что не возвращалась в Вербьер.

— Это так. Но когда я покидала Нью-Йорк, чувствовала, что, вероятно, не вернусь, поэтому захватила с собой звезды и кресты, которые Бенни и Дино дарили мне в детстве. — Она улыбнулась. — Наверно, это покажется глупым, но я прикрепила их к цепочке и носила ее на шее, полагая, что они принесут удачу.

— Я никогда не был религиозным, — тихо сказал Мэтт, — но сейчас мне кажется, это был не просто счастливый случай. Все это так удивительно.

Солнце клонилось к западу, и в лачуге стало холоднее. Он растирал ей руки своими ладонями.

— Ты замерзла, дорогая, как и я. Пойдем отсюда. Я оставил машину в миле отсюда. Ты можешь спрятаться на заднем сиденье, пока мы не выберемся из деревни.

Она покачала головой:

— Нет.

— Что значит нет, Джаффи? Забудь, что я только что сказал о религии. Ведь ты не хочешь принять веру и постричься в монахини?

Джаффи засмеялась:

— Сколько беременных монахинь ты видел за последнее время? Не говори глупости. Хотя я и постригла волосы. — Она сняла с головы платок. Волосы ее были короткими, остриженными грубо и неумело. — Так их легче было сделать темными. Мне пришлось обрезать их старым ножом. К тому же у монахинь нет зеркал.

Увидеть себя можно было только в ручье, который протекает за монастырем. Попробуй загримироваться, глядя на свое отражение в ручье.

Мэтт протянул руку и погладил обрезанные волосы:

— Все равно ты самая красивая женщина в мире. Но я не понимаю, почему ты не хочешь поехать со мной.

— Послушай, ты должен понять, что они все знают о тебе. Финки Аронсон и его друзья. Не говоря уже о Поле.

Если ты удерешь из Нью-Йорка и поселишься где-нибудь в Европе через несколько недель после того, как я якобы умерла, они почуют что-нибудь, и все пропадет. Я спрячусь здесь на время. Мне нужна только уединенная клиника, где я могла бы родить ребенка. Очень уединенная. Я разузнала о такой, когда приехала. Швейцарцы охотно отвечают на вопросы, когда им платишь. Я уже поместила свои деньги в различные банки под разными именами и собираюсь посетить клинику через три или четыре недели. Не сразу, хочу замести следы.