Меч эльфов. Наследница трона - Бернхард Хеннен

Перед Гисхильдой опустился на колени старик. Он указывал на окно. На него!

Серен выругался. Теперь королева смотрела вверх. Он поднял ружье. Можно выстрелить прямо ей в лицо!

Щекой он почувствовал дуновение ветра. Кончик фитиля упал на пол. Он обернулся. Перед ним стоял эльф в потрепанном кожаном камзоле. Его длинные волосы были светло-русыми, почти белыми. Их удерживал тонкий кожаный ремень.

Эльф указал рапирой на окно.

— Прыгай. Тогда я не убью тебя. Может быть, ты всего лишь сломаешь себе ноги. Ты охотник, как и я. Отдадим твою жизнь в руки твоих богов.

Серен посмотрел на улицу, потом снова на эльфа. Он знал, что пощады ждать не стоит.

Эльф поднял клинок.

— Значит, ты смелый человек и сам принимаешь решения. Мне подходит.

Серен опустил оружие и поставил его к стене. Затем осторожно встал на подоконник. За спиной проклятого эльфа в комнату ворвался дым. Серен посмотрел на улицу. Гисхильда со своими отступала. И с ней его чертов дядя!

Из окон большинства домов вырывались длинные языки пламени. Почти все его имущество было в этой части города. Теперь у него остались только лодки.

Эльф постучал клинком ему по плечу.

— Давай.

— Да сжалится надо мной Лут… — Он наклонился вперед, словно собираясь прыгнуть. Затем обернулся. Бросился на клинок эльфа.

Металл пронзил ему плечо. Негодяй выпустил оружие. Серен надеялся сбить его с ног, вынуть из-за пояса нож и зарезать Другого.

Что-то холодное коснулось его горла.

В руке у эльфа был кинжал. Они действительно настолько быстры, как о них рассказывают.

Серен почувствовал, как что-то теплое потекло ему за воротник.

— Надо было прыгать, — сказал эльф, вынимая рапиру из его плеча. — Тогда у тебя был шанс выжить.

О потерянных пальцах ног и утраченных надеждах

Гисхильда провела рукой по повреждениям на доспехах Люка. Пуля, пробившая наплечник, задержалась в кирасе, оставив в ней глубокую ямку. Глубокий шрам оставил эсток. Шлем сорвала пуля, предназначавшаяся ей. А на спинной пластине были видны следы мощного удара мечом, нанесенного Ингваром, потому что тот принял Люка за воина из рядов рыцарей ордена. Последний удар пробил доспех в одном месте. К счастью, не очень глубоко.

Она негромко прошептала благодарственную молитву Луту. Ткач Судеб прислал ей ее рыцаря. Он появился как раз в тот миг, когда она могла погибнуть, если бы он не сбил ее с ног. Вспомнилось, как когда-то на утесе у моря он клялся ей в верности. Как обещал всегда быть рядом. Быть ее рыцарем на веки вечные. На глазах у нее выступили слезы. Сегодня он сдержал детские обещания. И она с ним! Навсегда! И не важно, что при этом будут о ней говорить.

Люк все еще был без сознания. Голову ему обмотали толстой повязкой. Рану в спине зашили, наложив семь швов. Он быстро поправится, пообещала Юливее. На лице у него была парочка легких обморожений, которые обработали густой мазью из утиного жира. Следов не останется. А вот Сигурду повезло меньше.

Гисхильда присутствовала при том, как час назад ему отрезали левую ступню почти до половины. Пальцы на ней уже почернели, началась гангрена. Если бы их не ампутировали, то гниющая черная плоть отравила бы старика. И оставалось бы жить ему не более десяти дней. Несмотря на это, Сигурд изо всех сил сопротивлялся. Он не хотел получить от ножа шарлатана рану серьезнее, чем во всех боях, в которых он сражался за всю свою долгую воинскую карьеру. Наконец Юливее погрузила его в сон при помощи магии. И Гисхильда решила, что нужно отнять половину ступни даже вопреки его желанию.

Теперь ее терзали сомнения. Может быть, нужно было исполнить его волю? Десять дней Альдарвик не выстоит против врага.

А что будет с ними потом, известно лишь богам. Гисхильда готова была к тому, что дело дойдет до кровавой бойни.

Все мосты к Серебряному берегу были взорваны. В той части города, которая досталась рыцарям Тьюреда, сгорели почти все дома. Им придется и дальше стоять лагерем в снегу и холоде. Их злость возрастет многократно. Еще немного — и начнется новый штурм. И на этот раз у них не будет достаточно широкого канала, для того чтобы организовать новую линию обороны.

Она присела на постель рядом с Люком. Конец совсем близок. Должно быть, он знал это. И тем не менее пришел.

Он застонал, а затем открыл глаза… Вот снова они, эти мелкие серебристые точки в его глазах. Их можно было заметить только при определенном освещении и под правильным углом.

— Я чувствую себя так, словно на меня упал корабль, — бесцветным голосом произнес он.

— Свинцовая пуля расплющилась о твою упрямую голову.

Он поднял руку и ощупал повязку.

— Я помню. — На его губах появилась хитрая ухмылка. — Я уже получил свою плату за то, что спас прекрасную даму от злых преследователей?

— Твоя награда — постель со свежей простыней. Лучше в этом городе ты не найдешь ничего.

Он казался расстроенным, но был слишком рыцарственен для того, чтобы сказать, чего он хочет на самом деле. В этом он нисколечко не поменялся. Она наклонилась к нему и нежно поцеловала.

— Ты ранен, Люк. Тебе нужно беречь силы.

— Мне уже гораздо лучше…

Она коснулась пальцами его губ.

— Не говори глупостей! Было бы неразумно…

— Что может быть неразумным? Уже завтра мы можем быть мертвы… Я в порядке. Ты знаешь, чего мне хочется…

Она улыбнулась.

— Полагаю, того, чего по-настоящему хочется и мне. — Она расстегнула камзол. — Я лягу рядом и погрею тебя, как тогда, на эшафоте. И ничего более!

Он ухмыльнулся.

— Конечно.

Право наследования

После бесплодного разговора с Эмерелль Олловейн немедля отправился в Валемер. И сейчас он стоял в большом салоне корабельной конторы Даломана и ждал. На стенах висели драматичные картины, изображавшие корабли, на полных парусах несущиеся по бушующему морю.

То, что Даломан заставляет его ждать, было плохим предзнаменованием. Раньше кобольд никогда не отваживался на это. Но со времен Элийи Глопса многое поменялось. Именно здесь, на севере, где владычество эльфов пошатнулось во время последней тролльей войны, маленький народец позволял себе многое.

Олловейн был достаточно терпелив, чтобы скрыть свое дурное настроение. Но сопровождавший его Фенрил беспокойно мерил шагами большую комнату. Его голова дергалась, как у хищной птицы, которая сидит на верхушке сосны и высматривает добычу.

Наконец дверь в большую комнату распахнулась. Показавшийся в проеме кобольд едва достигал колена Олловейна. Одет вошедший был во все красное, голова острижена наголо, уши украшали золотые серьги, на которых висели жемчужные амулеты. В руке у Даломана была трубка из морской пенки, источавшая такую вонь, которая была способна обратить в бегство целый рой москитов.