Шестое действие - Наталья Резанова

– Я знаю, в Англии это едят, – вклинился Вайя. – Я читал.

– Вот ведь какие эти англичане просвещенные: чай пьют, бататы кушают… – Анкрен отправила в рот последний каштан. – Я передумала. Давай потанцуем. – Она сунула кружку Саверу. – Пейте, сударь, там еще много.

Хоровод к тому времени снова распался на пары. Мерсер подхватил ее, и они присоединились к танцующим.

Анкрен не лгала – она танцевала не слишком хорошо, а местных танцев, вероятно, не знала вовсе. И в настоящем бальном зале это было бы заметно. Здесь же она сумела достаточно подладиться к партнеру, чтоб не оборачивались окружающие.

– С чего ты вдруг решила пуститься в пляс?

– Хотела узнать, что такого тебе сказал наш сосед. Но чтоб он не слышал.

– Он меня озадачил… Это что, было так заметно?

– Для других – нет. Но я тебя немного знаю.

Скрипка взвизгнула, как обиженная кошка, и волынка ответила ей утробным воем. Похоже, музыкантов выругали за то, что они играют слишком тихо и слишком медленно.

– Здесь говорить нельзя, только орать. Уйдем?

Анкрен кивнула. Рассекая толпу, они пробрались к лестнице, но Мерсер не пожелал там оставаться, а уверенно двинулся наверх.

– Захотел проверить наш тайник? – спросила Анкрен.

Хотя Мерсер предупреждал ее, что во дворце Убальдина на время отсутствия нежелательно оставлять что-либо ценное, он сам вынужден был признать, что таскать постоянно с собой «аптечку» и балестр было невозможно. Они с Анкрен частично расчистили от завалов пустующую ванную комнату и устроили там тайник, снова присыпав его камнями и штукатуркой.

– Нет. Хочу обсудить с тобой то, что услышал от Савера. – Он пересказал сообщения про Венделя и с досадой добавил: – Неужели и он посягает на герцогскую власть? Этого нам только не хватало. Еще один претендент на титул герцога Эрдского – уже чересчур.

– С чего ты взял, что он из недобитых Йосселингов? Из-за имени? Оно не столь уж редкое. И с чего бы ему посягать на титул? Я знаю о событиях смуты в основном от тебя, но, насколько я понимаю, гражданская война началась именно из-за пресечения династии. В годы, когда самозванец, претендующий на кровное родство с Йосселингами, мог бы добиться успеха, таковые не появлялись, а сейчас – какой смысл?

– Ты не совсем права насчет того, что они не появлялись. Вирс-Вердер утверждал, будто он в дальнем родстве с Йосселингами.

– Но не прямой потомок династии! Даже Олленше-Тевлис, при всей его дурости, не претендует на то, что он Йосселинг.

– Но откуда взялось это имя? А «Стефан», кажется, значит «увенчанный». Тоже знак?

– Совпадение.

– Не верю я в совпадения. Их слишком много. В этом деле все связано и все не случайно.

– А на мой взгляд, здесь все связано и все случайно. Если придавать такое значение именам, тогда ты должен быть наемником, и никем иным. Но мы знаем, что это имя выбрал ты сам, а в действительности ты – Арвад Тальви, не так ли? И – признайся – тебя это так задевает, потому что только ты, хоть и не Йосселинг, мог быть сейчас законным герцогом Эрдским?

– Ошибаешься. Если я не стал возвращать владения Тальви, то до герцогского титула мне и вовсе дела нет.

– Угу. Не хочешь становиться в один ряд с претендентами.

– Ничего ты не поняла! – Мерсер умолк, не желая давать волю раздражению. В наступившей тишине снова прокатился раскатистый треск – на этот раз со стороны порта – и вопли.

Анкрен выглянула в окно.

– Дождь перестал. Как бы они там пожара не учинили. Зря думают, что в сырую погоду пожаров не бывает.

То, что она поспешила сменить тему, насколько знал Мерсер ее характер, означало попытку примирения. И Мерсер ею воспользовался.

– Ты ничего не сказала о письме Гарба.

– А что говорить. Ни Вендель, ни Роуэн там не упоминаются.

– Вряд ли Гарб мог написать об этом напрямую.

– Он достаточно умен, чтобы дать понять обиняком.

– Согласен. Значит, их фамилии в самом деле не всплывали.

– И Роуэн может благополучно вернуться в Нессу. Так что же он медлит?

– На его месте я бы вернулся именно на этих днях, – медленно произнес Мерсер. – Незаметно. Пока в Нессе все заняты чем угодно, а не особой Марсиаля Роуэна.

– Кроме нас с тобой.

– Кроме нас.

Они посмотрели друг на друга. Анкрен, как водится, не выдержала первой.

– Так что ж мы сидим? Пойдем и проверим.

На сей раз Мерсер не склонен был оспаривать ее стремление чуть что срываться с места и бежать навстречу событиям.

– Хорошо. Только нужно достать оружие. И в эту ночь я – не обессудь – надену маску.

На улицах было множество народу. Больше, может быть, чем в масленичные ночи других лет. Люди обрадовались перерыву между ливнями и поспешили выбраться из четырех стен на волю. Почти все были в масках, и в отличие от Фораннана, где предпочитали личины зверей, птиц или бесов, здесь надевали маски бархатные, шелковые или кожаные, всех возможных цветов. Они были больше, чем маски «повседневные», закрывали три четверти лица и зачастую украшались золотом, серебром, бисером или бахромой. Особенно женщины усердствовали по этой части. Даже самые бедные весь год откладывали деньги на маску и наряд, а так как вкусы у горожанок разных сословий были примерно одинаковые, то в Нессе сетовали, что во время Масленицы невозможно отличить знатную даму от торговки апельсинами. Впрочем, жалобы эти звучали не очень искренне.

Воздух был влажен, и порывы ветра добавляли в него пронзительный запах морской соли, нежный аромат зацветающих садов, чад жареного мяса и рыбы. Доносил ветер и обрывки песен. «Кровавую Масленицу» орали и здесь, но справедливости ради надо заметить, что ночные гуляки предпочитали что-нибудь более легкомысленное.

Поцелуй – и в седло!Все что было – прошло.Нет на свете того, что было.Супостата рубя, я забуду тебя.А меня ты уже забыла…

Залихватская солдатская сменилась песней фораннанских студентов:

По Вергилию с ГорациемНе тоскуй, душа гулящая.Пошумели славно, братцы, мы,Стихоплеты негодящие.Кончилась гульба веселая.Мы не принцы, не чудовища,И теперь свобода голая —Наша сила и сокровище…

По голосам, однако, было ясно, что до окончания «гульбы веселой» еще очень далеко. Излюбленных на Севере песен портовых городов слышно не было. Но Мерсер вспоминал не их, а странные вирши, которые слышал в Галвине.

Кровь бежит струей неровнойИз расщелины земли.Над высокой башней мгла,Там змея грызет орла,В глыбе льда огонь пылает,Месяц ветром унесло,Солнце черное взошло,Лес округу покидает.

Этот французский пиит тоже искал выход в иные миры? Или просто записал свой горячечный бред?