Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

окурки. Несколько оживала, когда появлялся воспитанник. С кряхтением поднималась, принималась хлопотать на кухне. Но «Собирайте, хлопцы, коней» больше не спивала. Зато телевизор, прежде включавшийся по вечерам, теперь разговаривал целыми днями. О чём говорил, Тамара не знала, – не слушала. Но звук создавал иллюзию, что в доме она не одна.

Ниоткуда подступили проблемы со здоровьем: неведомая мерцательная аритмия, провалы в памяти. Прописали кавинтон. Пила. Но не регулярно – когда не забывала. Впрочем, сама она по этому поводу не переживала: не вспоминается, значит, и не надо. Твёрдо помнила лишь время, когда обещал прийти Алька. Вот его ждала. К приходу готовилась. Часто – впустую.

Сегодня она хлопотала с большей охотой, чем обычно. Седьмое ноября, любимый праздник мужа, они собирались отмечать вдвоём с Алькой. Общие праздничные посиделки для неё были как бальзам на щемящее сердце. Вдвоём им было хорошо. Бесконечно, наперебой вспоминали Толечку, и ни один от воспоминаний не уставал, так что засиживались допоздна.

Единственное, чего опасалась Тамара, – чтобы не напросился Поплагуев-старший. В последние дни у прокурора зашло в обыкновение заглянуть к соседке на чай. «Одни мы остались», – тяжко говорил он и сидел, пока хозяйка не выставляла его из квартиры.

Но в праздничную дату прокурор наверняка был зван на какое-нибудь торжественное заседание, и Тамара накрывала стол на двоих.

Такие вечера гулёна Алька старался не пропускать.

Ближе к ночи, когда оба ещё сидели за столом, позвонил Граневич. Трубку снял Алька.

– Как она? – спросил Оська.

– Что спрашиваешь? Как обычно. Ну, не пыхти, я понял: ты нас поздравляешь. Считай, мы тебя равным образом. А то забегай.

– Да… То есть я из Шестой больницы звоню. Беда у нас.

Оказалось, вечером у дочки начались колики. Вызванная скорая увезла её с острым приступом аппендицита. Сразу приняли, положили, но операцию отложили на следующий день. Следом в больницу примчались родители. Теперь оба безуспешно пытались добиться, чтобы их пропустили к малышке в палату.

– То, что операцию отложили, – наверное, так по показаниям положено, – неуверенно предположил Алька. – Хотят понаблюдать.

– Она плачет, – возразил Оська. – Ей больно, понимаешь? Мы просили, чтоб Светочку в палату пустили, чтоб не одна. Отказали – мол, не положено. Теперь хотим, чтоб хотя бы отдали назад до утра. Не отдают… А она одна. Кроха. Ей больно и страшно.

Алька пытался вникнуть, что происходит на самом деле. Для скандальной Светки устроить на пустом месте свару – обычное дело. Да и Оська сбивался, путался от волнения.

Трубку перехватила Светка.

– Алька! Где ты шлындаешь?! – выкрикнула она. – Они тут все пьяные! Потому и операцию не делают… Да я сама милицию вызову, чтоб вас всех в вытрезвитель! – огрызнулась она на чей-то голос. – Сидит тут толстожопая! Ей бы в ВОХРе на зоне. А она на посту! И никого не добьёшься. Праздник у них. Ребёнок помирает, а они празднуют!.. Да отвянь, шалава!..

Связь прервалась.

– Поедешь? – спросила чуткая тётя Тамарочка. Алька виновато кивнул.

В широком, как холл, приёмном покое Шестой больницы под ночь было пустынно. Алька пробрался через боковой вход, куда подъезжают машины скорой помощи. Только что отъехала очередная. По коридорчику, бочком, выглянул он в центральный холл – с регистратурой, гардеробами, киосками. Все они в этот поздний час были закрыты.

С его места был хорошо виден пост перед дверью, перегораживающий вход на парадную лестницу – в больничные отделения. За столом восседала дородная медсестра лет пятидесяти со снулыми глазами. Подле неё на составленных стульчиках приютились Оська со Светкой. Оська поглаживал всхлипывающую жену, что-то нашёптывал.

– Да что ты меня… Лучше б ребёнка спас! – вскрикнула Светка. Оттолкнула утешителя. – Размазня! Был бы пистолет, сама б приступом взяла…

Она вскочила, кинулась к медсестре.

– Ну, пропусти же, сука! Что ж ты, как не женщина?

По знаку медсестры, подошли двое санитаров. Встали за спиной.

Внизу парадной лестницы Алька заметил одну из своих подружек, медсестричку Танечку. Молоденькая выпускница медучилища, резвая, пёстрая, словно райская птичка, и, как птичка, лёгкая в отношениях, готовая взлететь по первому зову куда-нибудь на турбазу вместе со стаей подружек. Сейчас Танечка застыла, напряжённая.

– Ты?! Откуда вдруг? – удивилась она Альке. Подставила щёчку для поцелуя.

– Что там? – Алька кивнул на пост.

– Да плохо там! – Танечка покачала головой. – Понимаешь, ребёнок ихний у нас в палате с аппендиксом. Рой сумасшедший. В любую минуту… Надо срочно оперировать. А дежурная бригада…

Она замялась.

– Пьяные? – напрямик спросил Алька. Танечка смутилась.

– Ну праздник у людей, – уклонилась она от прямого ответа. – Я уж завотделением пыталась дозвониться. Да кого сейчас найдёшь?.. И вся ночь впереди. Господи! Не кончится добром.

– Веди к бригаде. Заставлю! – Алька ухватил её за руку.

Танечка вырвалась.

– Кого заставишь?! Этим сейчас что скальпель, что кухонный нож, что зубило. Дашь ножовку, начнуть пилить… Вусмерть, понял!?

Она всхлипнула. Алька прикинул.

– Телефон в отделении есть?.. Пошли!

Поволок по лестнице наверх. Танечка упиралась, боясь шебутного нрава приятеля.

– Уволят же.

На посту Алька уселся за телефоны, вытащил прихваченный у Земских справочник обкома. Полистал. Набрал нужный номер.

– Управление здравоохранения?! Долго к телефону добираетесь. Спите там, что ли? – жёстко бросил он. – Вот и видно, что благодушествуете. Представьтесь как положено, раз дежурный… Записал. А теперь вы запишите. Минздрав с вами разговаривает. Референт министра Поплагуев, – подмигнул остолбеневшей Танечке. – Соедините с Белугиным… Что значит нет на месте? Связь-то с начальником управления у вас должна быть. А если б сам министр позвонил? Тоже – «нет на месте?» Вот что, товарищ дежурный. Слушайте меня внимательно. В прессу просочились сигналы о регулярных нарушениях дисциплины на рабочих местах в праздничные дни в больницах вашей области. Попросту – пьянках… Готовится громкое разоблачение. Журнал «Огонёк» негласно направил в несколько больниц сцецкоров. Кто что, я вам не Коротич. Спасибо хоть это довели. Доподлинно известно, что в Шестую. Журналисты, вероятно, маскируются под посетителей. Может, под семейные пары. Короче, поднимайте немедленно главврачей. Чтоб через полчаса все были на рабочих местах. И тщательно! сами! Не дожидаясь инцидентов… Если подтвердится, что и впрямь пьяные на дежурстве, заменить немедленно. И упаси вас Боже, чтоб ЧП! Особо обратить внимание на вновь поступивших. Если кому требуется срочная операция, – не откладывая, в операционную. Утром по результам буду докладывать министру. Прошляпите и подставите Министерство, последуют огрвыводы. Действуйте. Ставлю на контроль.

Он положил трубку.

– Ну ты даёшь, – только и сказала озадаченная Танечка. Она сидела на тумбочке, покачивая туфельками.

Алька притянул к себе, поцеловал аппетитное колено:

– Это ты даёшь. Есть где уединиться?

– Раньше б подумал. А теперь куда уж? – Танечка вырвалась, оправила халатик, – из палаты вышел больной. – Сам заварил кашу. И туда же – уединиться! Сейчас такая уединиловка начнётся, – мало не покажется.

И впрямь через короткое время зазвонили телефоны, забегали в ординаторской. Больница ожила. Танечка уселась за телефоны.

– Главврач подъехал, – спустя время сообщила она. – Говорят, лютует! Всю бригаду