Война герцогинь. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

— Иисус сладчайший! Что-то будет! Но в любом случае я вас не оставлю. Вам, конечно, понадобится поддержка, бедная моя овечка, которую надумали отдать волкам.

Изабель мало походила на несчастную овцу, когда несколько дней спустя садилась в карету вместе со своей подругой, чтобы ехать во дворец. Она была хороша до умопомрачения в платье из парчи того радостного кораллового цвета, который так ей шел. Бриллианты сияли у нее на шее, в ушах, на запястьях и пальцах. Они сияли даже на веере, без которого было не обойтись в такую жару. Все драгоценности были ее собственными. Изабель не надела ни одного бриллианта, завещанного ей принцессой Шарлоттой де Конде, чтобы не возникло впечатления, будто она неотделима от дома Конде.

Ей не слишком понравилось, что принцы выделили для ее сопровождения эскорт, который гарцевал вокруг ее кареты. Снабдили ее еще и охранной грамотой.

— Хотите вы того или нет, но теперь вы и в самом деле официальная посланница, что дает нам право въехать в карете во двор замка и выйти из нее возле самого крыльца.

Когда же карета герцогини в сопровождении эскорта прибыла в Сен-Жермен, охрана отсалютовала ей шпагами.

Что было, пожалуй, слишком большой честью.

Пожалуй, и посланница втайне испытывала немалую робость, но никому не позволила о ней догадаться, когда после официального объявления о ее прибытии появилась на пороге большой залы, где собрались все придворные, выстроившись в два ряда. По этому коридору Изабель должна была пройти к Их Величествам, которые восседали в креслах.

Увидев, с какими почестями ее принимают, Изабель согласно этикету сделала первый реверанс при входе, второй в середине зала и третий перед королем и королевой. Реверансы ее отличались такой грациозностью, что невольно вызвали восхищенный шепот.

Их Величества приняли посланницу не просто любезно, но с большой теплотой. Позднее кардинал де Рец, у которого повсюду были шпионы, напишет в своих мемуарах: «Ей не хватало только оливковой ветви в руках. Ее приняли и с ней обходились, как могли бы обходиться с самой Минервой…»

Анна Австрийская, вся в черном, сияя великолепными жемчугами, поцеловала свою гостью. Юный король, уже не чуждый обольстительности, поцеловал ей руку, сопроводив поцелуй необыкновенно галантным комплиментом, на что получил остроумный ответ. Они продолжали обмениваться любезностями и комплиментами, пока наконец Изабель, сделав очередной реверанс, не протянула Ее Величеству пресловутую записку. Королева, не заглянув в нее, передала сыну со словами:

— Теперь, дорогая, все послания нужно подавать королю. Пришло время ему принять на себя бремя государства… С помощью, разумеется, опытных советников.

— Таких, как господин кардинал, — добавил Людовик, взяв Изабель за руку. — Идемте! Он ждет вас в кабинете.

Изабель ожидала, чего угодно, но только не этого. Удар был такой силы, что от неожиданности она могла лишиться чувств, что было бы весьма прискорбно при подобных обстоятельствах, но, к счастью, она не имела привычки падать в обморок, и поэтому с присущей ей грациозностью отправилась на встречу с врагом, лишь немного энергичнее поработав веером, чтобы немного освежиться. По дороге она вспомнила о прозвище, которым наградили ее прециозницы: Цирцея! Изабель сочла, что ей представился замечательный случай проверить, заслужила она его или нет.

После взаимных приветствий и положенных любезностей, кардинал принялся читать записку, а Изабель благодарить Господа Бога, что ей удалось добиться, чтобы в число непременных условий, сулящих заключение мира, не было включено требование окончательного исчезновения кардинала! Хотя оно подразумевалось.

Мазарини спокойно и бесстрастно читал, а Изабель его внимательно рассматривала. Никогда она еще не видела кардинала так близко и в такой, можно сказать, домашней обстановке. В свои пятьдесят лет Мазарини, безусловно, сохранял свою мужскую привлекательность: у него были правильные черты лица, тонкие усики подчеркивали чувственность полных губ, густые волнистые волосы оставались по-прежнему темными. Хотя две-три серебряные нити в них напоминали о бегущих годах, а легкая синева под темными, легко загорающимися смехом глазами, говорила о нелегких заботах. У кардинала и близко не было царственной значительности Ришелье, его властного тона, при необходимости становящегося непререкаемым. Мазарини говорил мягко, с итальянским акцентом, от которого так и не смог избавиться, что за редчайшим исключением вызывало насмешки. Была в этом человеке, снискавшем ненависть целой нации, какая-то лицедейская неискренность. Он был кокетлив, следил за собой, в особенности за руками, которые были у него очень красивыми, и он непременно надевал одно или два кольца с бриллиантами, питая к ним неудержимую страсть. Мог ли этот человек пробудить пылкую страсть в стареющей, но все еще привлекательной женщине? Изабель в конце концов решила, что мог, тем более что, кажется, в салоне Рамбуйе или в какой-то другой гостиной она слышала, что Мазарини похож на обольстительного герцога Бэкингемского, которого королева Анна любила в молодости. Любила до такой степени, что могла бы даже забыться чудесным вечером в амьенском саду. И если этого не случилось, то причиной всему был сам герцог. Он слишком поспешил, позабыв, что инфанту нельзя тащить в кусты, как горничную.

Мазарини закончил чтение и повернул улыбающееся лицо к своей гостье.

— Не знаю, как благодарить вас, госпожа герцогиня, за то, что вы взяли на себя труд приехать сюда и привезти мне столь драгоценный документ. Он представляет собой огромную важность и заслуживает размышления. Вы можете понять меня лучше всех: я не смогу ответить на него в тот же миг, как получил его, но сразу могу сказать, что он содержит необыкновенно интересные пункты.

— Простите меня, монсеньор, — заговорила Изабель, — но мне трудно было бы ожидать скорого ответа от Вашего Преосвященства, поскольку я вообще не ожидала, что отвечать на него будете вы. Главной моей заботой было доставить это письмо Их Величествам, так как этот документ предназначался вниманию Его Величества короля и Ее Величества королевы.

Тон герцогини был несколько резок, а постановка вопроса несколько дерзкой, но Мазарини не выказал ни малейшего неудовольствия.

— Это естественно, госпожа герцогиня, это естественно. Воля Их Величеств всегда была и будет моей волей, как в этом случае, так и в любом другом, касающемся нашего королевства, и я всегда был только лишь исполнителем августейших пожеланий. Нам нужно будет собрать небольшой совет, и в самом тесном кругу хорошенько подумать, что будет возможно предоставить…

— Предоставить, например, что?

— Например, места губернаторов в провинциях… Но с вашего позволения, мы теперь поспешим и вернемся к Ее… К Его Величеству. Король пришел в восторг, увидев вас, и не простит мне, если я задержу вас надолго.

Они вернулись в зал и провели