Апокрифы Другого мира: тулку на испытательном сроке (СИ) - Шелудяков Вадим

— Как ни странно — есть. Я вам об этом говорила ещё тогда, когда пыталась отговорить действовать принуждением. Только вам придётся действительно очень сильно переступить через себя, чтоб заслужить его прощение.

— И что я должна буду сделать? — почти шёпотом поинтересовалась Повелительница.

— Вам лучше с посольством передать артефакт связи и поговорить с ним самой. Не знаю, если я расскажу вам всё, не сочтёт ли он это нарушением своего запрета, — мудрая Бинелла прекрасно понимала: то, что Повелительница смиренно (тоже не факт) выслушает по артефакту связи, ей самой может стоить головы. Если матриарха в очередной раз переклинит, как клинило всё последнее время при упоминании о Шелде Рисленте. Ну нафиг, своя голова дороже. Пусть сама разбирается…

***

Как ни странно, но после утреннего разговора с прорицательницей, когда срочно посланная за ошейником в ритуальный зал стражница вернулась ни с чем, матриарх как-то обмякла и успокоилась. И пробыла в таком умиротворении весь день, вполне успешно разбираясь с накопившимися за несколько дней государственными делами. Невероятный факт, что столь жестоко и несправедливо обречённый ею на гибель юноша внезапно воскрес, вселило в неё веру в возможность чуда, когда удастся всё отыграть вспять и вымолить прощение.

Срочно вызванная к Повелительнице эйра Лорейн поначалу испугалась за психическое здоровье своей венценосной родственницы. Все же она также присутствовала в ритуальном зале в момент той драматической развязки и всё видела своими глазами. Но рассказ о том, что информацию принесла Бинелла, а потом обнаружилось, что из запертого ритуального зала исчез бесценный артефакт, всё же заставили главу госбезопасности усомниться в незыблемости собственных представлений о возможном. Тем более, что именно её, эйру Лорейн матриарх отправляла в Дарт с целью проверить, действительно ли он жив. Эйра имела достаточно возможности изучить его манеру поведения, чтоб сделать выводы, он это или не он.

День закончился тем же, с чего и начался: общением с великой провидицей. В этот матриарх смогла удивить до глубины души госпожу Ннагу, начав разговор с извинений за то, что не прислушивалась к мудрым советам и позволила себе обвинить её же в своих ошибках. А после попросила помочь понять, почему она так неадекватно резко, бурно и без всякой логики реагировала на Шелда.

Прорицательница долго что-то шептала себе под нос, после чего грустно сказала:

— В этот раз всё было против вас. Вы помните ритуалы, которые в возрасте трёх лет проводили над своей старшей дочерью? Они считаются обязательными для всех наследниц трона Драуры. Так накладывают на дроу особую защиту, которая избавляет принцессу-наследницу от излишней покладистости, снижает ценность эмоций и заставляет стремиться к безграничному контролю и над окружающими, и над собой. А Шелд, желая сделать вам приятное во сне, усиливал вашу женственность, чтобы подарить больше наслаждения и радости, как он её понимал. И случайно создал острый конфликт женственности с установками правительницы. В результате сам и пострадал.

— То есть вместе нам не быть… — мрачно констатировала матриарх.

— Не сказала бы, — возразила прорицательница, — Сейчас оба исхода пока равновероятны. Но я не могу после его запрета рассказать, о чем пойдёт разговор с ним и чего стоит ждать. У вас достаточно сильная связь, которая подтолкнула его придти в ваш сон и пойти на сближение. Но как именно станет возможно примирение теперь — я не знаю…

***

Этой ночью Аресса увидела удивительно яркий сон. Ей снилось, что она — человеческая девушка, родившаяся среди людей, внешне чем-то напоминающих сартанцев. Но в отличие от расположенной на берегу океана Сартаны, её родная деревня располагалась высоко в горах и была со всех сторон окружена гигантскими белоснежными пиками, настолько высокими, какие Арессе никогда видеть не доводилось. Таких огромных гор не было ни в Драуре, ни в Эльфаре, ни в Тардии.

Всё вокруг было странным, но с другой стороны она жила в этом странном мире и он ей казался привычным. Днём она выполняла тяжёлую работу крестьянки, а вечером убегала к горной реке, где встречалась с любимым юношей. Это был совершенно неунывающий балагур и хохмач. Рядом с ним её отпускала усталость. Но юноша был беден да и не особо стремился богатеть тяжёлым трудом. Поэтому семья собиралась выдать её, первую красавицу, сразу за трёх сыновей деревенского старосты[1]. Юноша предлагал ей убежать вместе с ним, но она не слишком доверяла этому весёлому охламону, поэтому предпочитала с ним смеяться и веселиться, но готовиться к свадьбе с куда более надёжными женихами.

Обиженный юноша исчез из посёлка за пару недель до того, как она переступила порог дома своей новой семьи. Трёх своих мужей она не любила, поэтому без всякой жалости навела в доме суровые порядки, когда все три брата беспрекословно выполняли любые её распоряжения и боялись слово поперёк сказать. А она в тайне всё ждала, когда в деревню вернётся тот, кто заставлял её беззаботно смеяться и дарил счастье одним своим присутствием.

Жизнь, даже в зажиточной крестьянской семье, в высокогорье на границе вечных снегов — тяжела и скупа на радости. Поэтому через несколько лет вместо стройной, смешливой девушки в медном подносе отражалась замученная жизнью морщинистая мать троих детей. Но и она нет-нет, но с грустью вспоминала того, кто исчез не выполнив своих обещаний. Однажды в разговоре с соседками она услышала знакомое имя. Имя того юноши. Покинув родную деревню, он некоторое время ходил с караванами в качестве охранника. Но не долго он пробыл в этом качестве, поскольку не в меру жадный местный князь наложил лапу на товары и навесил на караванщиков неподъёмные долги. Не надеясь на "княжескую справедливость", юноша сбежал и, что естественно, примкнул к разбойникам, которые считали, что князю и его прихвостням полагается делиться неправедными доходами. Однажды, спасаясь отряда, посланного князем на поимку "вольных стрелков", он ушёл через высокогорный труднопроходимый перевал в соседнюю долину на запад. Видимо там и сгинул, поскольку вот уже два года о нём ни слуху, ни духу. Следующим утром Аресса проснулась в слезах с необъяснимой уверенностью, будто тот исчезнувший юноша и Шелд — один и тот же человек…

***

Год 412 от воцарения династии Алантаров. Начало августа

Место действия: Мингр, тиррство Минк, город Дарт

Чем ближе приближалось посольство к конечной точке своего путешествия, тем сильнее эйру Лорейн охватывало беспокойство и удивление. Ей доводилось бывать в Дарте лет сорок назад, когда город ещё не успел превратиться в нищее захолустье под ударами светлых. Но уже тогда тракт "Дарт-Корленор" представлял собой довольно жалкое, удручающее зрелище. И торговый караван на нём был "событием". Сейчас же торговцы шли в обе стороны нескончаемым потоком, а вдоль дороги развернулось довольно активное строительство. Обновлялись постоялые дворы и трактиры, появлялись лавки и ремонтные мастерские. Всё говорило за то, что торговля через Доал расширяется и процветает. Но и после развилки тракта, когда дорога на Доал оказалась в стороне, путь не стал менее заброшенным. Да, торговцев стало заметно меньше, но зато остались только самые богато одетые и в составе серьёзно охраняемых караванов.

Не менее удивительное впечатление произвела столица тиррства. Дарт выглядел хоть и скромным, но ухоженным городком. И если по чистоте и облагороженности он ещё не дотягивал до драурских городов, то уже явно превосходил все остальные виденные в дороге человеческие. Причём, и это эйра помнила очень хорошо, в прошлый её приезд городок ничем подобным похвастаться не мог. Также эйру очень удивил установленный на въезде в город рекламный щит, приглашающий путников селиться в новой гостинице "У семи сестёр". Эйра не могла этого знать, но щит был точной копией того, что установили годом ранее в Доале. Да и гостиница, как под копирку, напоминала ту же. У Лорейн зародились очень серьёзные подозрения, что столь неожиданные изменения могут иметь одно единственное объяснение. То самое, к которому она и приехала на поклон.