Сказочные повести - Турмуд Хауген

— Мне необходимо это ожерелье, Максим. Ты единственный, кто знает, где оно.

Максим покачал головой:

— Я ничего не помню. Я не знаю, где оно.

Эгон Сверд с трудом встал:

— Ну хорошо, у тебя есть отсрочка до вечера.

— А если я не найду его, что тогда?

— Тогда я сниму обратно те пятнадцать миллионов.

Максим тоже встал.

— И ты говоришь о любви! Ты прав, деньги — не любовь, они бесконечно далеки от нее. Я всю жизнь жил без тебя, проживу и дальше без тебя и без твоих проклятых денег! Забирай их обратно!

Он вышел из комнаты, и Эгон Сверд не окликнул его.

Шофер ждал. На этот раз Максим сел на заднее сиденье. Ему не хотелось сидеть рядом с шофером.

Проживет ли он без Эгона Сверда? Конечно. А почему бы и нет?

— Отец, — прошептал Максим и заплакал. У него тряслись плечи. На шофера он не обращал внимания.

Глава 26

— Странно, — сказал светловолосый, сидя в кресле с высокой спинкой и глядя перед собой, — но сегодня меня нисколько не пугает то, что происходит в лагере. Хотя я этого и не понимаю…

Дай-Ши молчал.

— Многие видели пожилую женщину, которая неожиданно появлялась и также неожиданно исчезала. Ее видели мельком. Одни уверены, что видели ее на самом деле. Другие думают, что им показалось. А что скажешь ты?

Дай-Ши посмотрел ему в глаза:.

— Чужеземец, — сказал он, — ты не должен так говорить с пленником. Твой голос звучит дружески, и ты спрашиваешь моего мнения, как у равного. Но ты оскорбил мое достоинство, унизил меня. Не жди, что я отвечу тебе.

Светловолосый долго смотрел на него. Костер вдруг затрепетал, словно в палатку залетел ветер.

Светловолосый встал, снял с Дай-Ши цепи. Снова сел.

— Ты свободен, — сказал он.

Дай-Ши покачал головой.

— После того что было, мы с тобой никогда не будем равными. Ты принудил меня рассказывать тебе о лунных камнях. Ты взял в заложницы мою племянницу, и я даже не знаю, что с ней.

Светловолосый вышел из палатки. Вскоре он вернулся с молоденькой девушкой. Она испуганно оглядывалась по сторонам.

— Видишь, она цела и невредима, — сказал светловолосый. — Спроси у нее самой.

Дай-Ши молча внимательно смотрел на девушку.

— Если хочешь, она может остаться здесь, пока ты рассказываешь. Я не против.

Дай-Ши сказал что-то племяннице, и она села подальше от светловолосого, свет от костра почти не достигал ее.

— Она получала вдоволь и пищи, и воды, — сказал светловолосый. — Мы хорошо с ней обращались.

— Это ничего не меняет, — сказал Дай-Ши. — Равновесие между нами нарушено и его нельзя восстановить. Рассказать тебе седьмую и последнюю легенду?

— Значит, это последний вечер? А что произойдет, когда последняя легенда будет рассказана?

— Не знаю, — ответил Дай-Ши.

— Узнаю я, где найти эти камни?

— Легенды — не указатели, которые ведут к ним, — ответил Дай-Ши. — У легенд другое назначение.

— Какое же? — Светловолосый быстро наклонился к нему, и от этого резкого движения у него с головы упала шляпа.

Из-за длинных светлых волос он казался моложе, чем думал Дай-Ши.

Светловолосый медленно поднял шляпу, повертел ее в руках и положил рядом с креслом.

— Рассказывай! — велел он.

Дай-Ши ждал.

Светловолосый поднялся и откинул лоскут, прикрывавший прорезь в крыше палатки.

— Царю Астиагу из Медии приснилось, что его дочь Маннана затопила водой его город и всю Азию.

Напуганный царь пошел к толкователю снов, и тот сказал, что его дочь родит сына, который станет царем вместо него.

Астиаг собирался выдать дочь замуж за одного богатого медийца, однако передумал и выдал ее замуж за перса по имени Камбис. Хотя Камбис был из знатной семьи, царь ставил его ниже медийца из среднего сословия.

Когда Маннана должна была родить ребенка, отец снова увидел сон, будто из чрева его дочери выросло винное дерево, крона которого закрыла всю Азию.

Этот сон так напугал царя, что он велел дочери тотчас приехать из Персии домой — он хотел убить ребенка, как только тот появится на свет.

Маннана очень любила отца и всегда слушалась его. Она покорно вышла замуж за перса и полюбила своего мужа, хотя так и не поняла, почему отец не позволил ей выйти замуж за соплеменника.

Когда отец потребовал, чтобы она приехала домой, Маннана расценила это, как заботу о ней и ее будущем ребенке. Камбис был рад этому приглашению, потому что ему часто приходилось отлучаться из дому по делам.

Маннана родила сына, она была счастлива и надеялась, что отец разделяет ее радость. Но когда отец забрал у нее сына, а ее отправил обратно в Персию, она испугалась. По пути домой, к Камбису, в ней проснулась ненависть к отцу, и она поклялась отомстить ему, ибо поняла, что он задумал убить ее первенца.

Через год Маннана родила дочь. Она отдала много времени и сил, воспитывая дочь в ненависти к деду, чтобы в будущем сделать ее орудием своей мести.

Альдима, дочь Маннаны, слушала рассказы матери о злобном деде, который исковеркал жизнь своей дочери, убил брата Альдимы и, конечно, постарается убить и их с матерью.

Альдима быстро усвоила уроки Маннаны, она плакала вместе с ней, грозила кулачком деду, скрежетала зубами от ярости и поклялась отомстить за мать и за брата.

Когда Альдиме исполнилось двенадцать лет, Маннана решила, что час настал и ее дочь хорошо подготовлена. Она отправила Альдиму к Астиагу, будто бы для того, чтобы он повидал внучку и обучил ее придворным обычаям.

Однако сын Маннаны не был убит. Царь сам считал, что его убили, но мальчика отдали в семью пастуха, который воспитал его, как своего сына. Звали мальчика Киром.

Однажды Кир попался на глаза царю, и царь признал в нем своего внука. Толкователь снов считал, что прежние сны больше не угрожают царю, и Кира отправили к родителям в Персию.

Брат и сестра разминулись в пути, не зная об этом.

Кир вернулся домой. Он и не подозревал, что у него есть сестра, которая отправилась к деду, чтобы отомстить за него. Альдима тоже не знала, что ее брат жив и отправлен домой в Персию.

У царя Астиага ее встретили как дорогую гостью. Альдима была готова к этому и сделала вид, что и она рада видеть деда.

Ее очень удивило, что он оказался совсем не похожим на того злодея, каким его описывала Маннана. Но Альдима решила, что дед притворяется. Она ждала, что в любую минуту он обнаружит свое истинное лицо.

В складках одежды она прятала маленький флакон с ядом, и к ноге у нее был привязан небольшой кинжал. Альдима была готова убить Астиага.

С раннего детства Альдима только и слышала о его жестокости, однако своими глазами видела другое. Дед горячо привязался к ней.

В честь Альдимы устраивали празднества. Астиаг гулял с ней по саду, любуясь цветами и птицами. Он взял ее с собой на охоту и несколько дней они ехали рядом верхом, потому что Астиаг хотел показать ей, как прекрасна его страна.

Альдима удивлялась все больше и больше. Слова матери не вязались с тем, что она видела и слышала, и вскоре она уже не понимала, чему верить.

К великой радости Маннаны, Кир вернулся домой, и ее охватило раскаяние. Сын с восторгом отзывался об Астиаге, и мать тут же послала туда гонца, чтобы тот предупредил Альдиму — уговор выполнять не надо, пусть поскорей вернется домой.

Но гонец опоздал.

Альдима потеряла покой и сон — уж слишком слова матери расходились с тем, что она видела своими глазами. Сближаться с дедом она не смела, мать запретила ей это. Всякий раз, когда Астиаг хотел погладить Альдиму по голове, она отшатывалась от его руки, как от когтистой лапы. Если он пытался нежно обнять ее, она убегала, словно он намеревался проглотить ее.

Астиаг замечал, что она чуждается его, но причины не понимал. Он уговаривал себя, что внучка просто не в духе и это скоро пройдет.

Бессонными ночами Альдима бродила по саду, и ее единственной утешительницей была луна. Она доверяла свои мысли только ей. Шепотом рассказывала луне о своих сомнениях и о своем отчаянии. «Что мне делать? — говорила она. — Чему верить?»

И не находила ответа.

— Альдима, — сказал однажды вечером Астиаг во время их прогулки по саду, — подойди ко мне, я хочу сделать тебе подарок.

Альдима подошла, и он протянул ей золотую цепочку, на которой висели маленькие фигурки, выточенные из цветных камней. Тут была летящая птица, сверкающий полумесяц, окруженный звездами, распускающийся виноградный лист, бегущий олень.

Альдима с трудом сдержала слезы. Мать внушила ей ненависть к деду, а она при всем желании не могла проникнуться ею.

— Это тебе, — сказал Астиаг. — Я очень люблю тебя. И он нежно погладил ее по щеке.

Альдима закричала, но беззвучно, кожа ее вдруг затвердела, и она почувствовала, как бесконечно далеко отдалились от нее солнечный свет и аромат цветов. На глазах у испуганного Астиага она превратилась в камень.