Звезда Пандоры - Питер Гамильтон

— Но ведь их и не должно было быть, не так ли? Если преступникам удалось подстроить алиби, выдержавшее сорок лет, вряд ли они оставили на виду какие-то улики. Единственное в чем им не повезло, так это в том, что мой клиент обратил внимание на оживление и обратился со своими вопросами в высокие инстанции, как и подобает добропорядочному гражданину. И вот что он полу­чает в награду. Тогда как вы представляете суду не что иное, как вашу собствен­ную теорию, подогнанную под известные факты, основанную только на вашем мнении о моем клиенте как о холодном жестоком убийце. Я прав?

— Но на это указывают факты.

— Ничего подобного, детектив. Это не улики. Это ваша теория. Это не окровавленное орудие убийства в пластиковом мешке, которое можно было бы предъ­явить суду. Это всего лишь слабые и безосновательные рассуждения. И я еще раз спрашиваю: есть ли у вас улики, физические или цифровые, доказывающие, что Вайоби Котал и Тара Дженнифер Шахиф не стали жертвами криминальных действий, по несчастью приведших к повреждению их ячеек памяти?

Хоше довольно долго молчал, затем откашлялся.

— Нет, таких свидетельств нет, — монотонно произнес он.

На этом судебное заседание закончилось, и говорящие головы во всех студиях Содружества пришли почти к единогласному мнению, что Говард Мэдок не оставил камня на камне от показаний Хоше Финна и что большая часть обвинений была построена на домыслах. А этого достаточно, чтобы хороший адвокат мог склонить суд на свою сторону. Интерактивные опросы населения показали, что общественное мнение в этом деле склоняется в пользу Мортона. И все больше людей полагали, что он избежит наказания. А это неизбежно при­вело бы к еще большей сенсации: Паула Мио близка к тому, чтобы проиграть процесс.

Ничего удивительного, что после такой шумихи аудитория в унисфере значительно увеличилась и уже около трех миллиардов человек в режиме реального времени следило за процессом. Они увидели, что Меллани пришла заранее и заняла свое обычное место. Этим утром она надела длинный пиджак из бле­стящей голубой ткани и такие же брюки. Блузка была из просвечивающей сеточки, но близко сведенные отвороты пиджака не позволяли увидеть тело, а только намекали на такую возможность. Искусно уложенные волны зачесанных назад волос придавали ей вызывающе сексуальный вид.

Хоше Финн после жаркой битвы накануне позволил себе надеть более светлый костюм и даже распустил волосы. Рядом с ним заняла место Паула в строгом костюме зеленого цвета, с туго стянутыми на затылке волосами.

Судебный пристав ввел Мортона — в темно-синем костюме, подчеркивающем его авторитет и открытость и вполне подходящем для заседания совета директоров. Он держался серьезно и сосредоточенно, ничем не проявляя радо­сти по поводу вчерашнего успеха. Говард Мэдок пожал его скованные наручни­ками руки, а затем все поднялись, поскольку в зал вошел судья Кармайкл.

После необходимых формальностей защита пригласила своего первого свидетеля: самого Мортона.

Говард Мэдок, задавая вводный вопрос, смотрел в сторону судьи.

— Для протокола. Считаете ли вы себя способным на такой ужасный поступок, каким, без сомнения, является это убийство?

— Я не думаю, что мог бы хладнокровно кого-то убить, и я не убивал свою жену и ее любовника.

— Благодарю вас.

Затем последовала серия вопросов, предназначенная для представления Мортона суду в самом выгодном свете. Каким честолюбивым был Мортон, но не настолько жестоким, чтобы ради процветания фирмы прибегнуть к убийству. Как он сочувствовал и поддерживал свою бывшую жену после процедуры ожив­ления. Как поднимался вверх, несмотря на обычные в его положении финансо­вые проблемы.

— Обвинение представляет вас равнодушным и беспощадным человеком, — сказал под конец Мэдок. — Считаете ли вы себя равнодушным?

Мортон поднял взгляд к галерее, где с преданной улыбкой на красивом молодом лице сидела Меллани.

— Об этом вы могли бы спросить тех, кто хорошо меня знает. Сам я себя таковым не считаю.

Говард Мэдок слегка поклонился судье и сел на свое место.

— Свидетель ваш, — произнес судья Кармайкл, обращаясь к представителям обвинения.

В наступившей тишине Паула Мио медленно поднялась со своего стула. Когда она поклонилась судье и прошла к месту свидетеля, по залу пробежал взволнованный шепоток. Если уж она лично берется за дело, значит, обвинение в безвыходном положении.

— В наше время убийство утратило свое первоначальное значение, — обратилась она к Мортону спокойным, рассудительным тоном. — Теперь это не означает гибель. Это еще не конец. Это утрата тела, искажение памяти или любое другое понятие, описывающее разрыв в сознании. Тело можно разрушить, но в клинике на любой планете Содружества вас вернут к жизни при помощи обычного клонирования. Десять или двадцать лет пройдут мимо, но в итоге вы снова вернетесь, словно ничего не произошло. Большинство психиатров склон­но верить, что это делает наше общество более стабильным и спокойным, чем прежде. Они называют это «зрелостью».

Как вы понимаете, убийство стало не таким уж серьезным преступлением. Вы просто на несколько лет устраняете жертву из жизни. Вы не уничтожаете ее. Тем более если вы уверены, что страховка покроет процедуру оживления. И вы считаете, что это вполне оправданный риск, если кто-то мешает осущест­влению ваших планов.

— Нет! — воскликнул Мортон. — Это совершенно неприемлемо. Это не тот поступок, на который можно решиться ради своих интересов. Убийство — это варварство. Я никогда такого не сделал бы. Ни сейчас, ни сорок лет назад.

— Но ведь вы согласны с тем, что ваша жена и Вайоби Котал были убиты?

— Конечно. — Он нахмурился, не понимая подоплеки вопроса. — Я вам говорил, помните?

— Нет, первоначально вы говорили о своих подозрениях по поводу исчезновения своей жены, особенно когда оно совпало и с исчезновением ее любовника. Ощущение беспокойства не полностью обусловлено воспоминаниями, его не­возможно устранить редактированием памяти, законно оно или нет. Это ощуще­ние рождается в подсознании. Вы знали, что в их исчезновении что-то не так.

Мортон откинулся назад и бросил на Паулу подозрительный взгляд.

— Алиби с отъездом на Тампико отлично сработало, не так ли?

— Да.

— Да. А если бы вы не помнили об убийстве, ни вы, ни ее друзья не сомневались бы, что она оставила вас и уехала.

— Я не убивал ее. Но вы правы, история была вполне правдоподобной. У меня не было причин беспокоиться о ее исчезновении, особенно после того, как со мной связались юристы из «Брохер ассошиэйтед» и сказали, что они действуют в качестве посредников.

— Давайте снова все вспомним. Вы вернулись с конференции на Таланси и обнаружили, что из квартиры исчезли все вещи вашей жены, а потом нашли послание, в котором говорилось, что она уехала навсегда.

— Все верно.

— И в тот момент этого было достаточно, чтобы убедить вас в ее уходе.

— Это было неожиданно, поразительно, но не вызвало никаких подозрений.

— Вы знали о ее связях?

— Да, у нее было несколько романов. Условия нашего брачного контракта это допускали. У меня самого была пара увлечений. Я ведь человек, а не холод­ная машина.

— Вы оспаривали условия развода?

— Нет. Они были заранее оговорены в нашем контракте. Я знал, на что шел.

— А как насчет вещей из квартиры? Вы требовали что-нибудь вернуть?

— Нет.

— Почему?

Мортон быстро переглянулся с Мэдоком.

— Тара взяла только свои вещи.

— Вы ведь знали, какие из них принадлежали ей?

— Конечно.

— А еще кто-нибудь это знал?

Мортон снова посмотрел на своего адвоката, на этот раз в его взгляде мелькнула растерянность.

— Простите?

— Я читала запись всех ваших переговоров с «Брохер ассошиэйтед», — сказала Паула. — Никаких требований по возврату имущества в них не было. А теперь скажите мне вот что: как мог убийца убрать из квартиры, где двенад­цать лет проживали два человека, исключительно вещи жертвы?

На лице Мортона возникло выражение явного замешательства. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова.

— Ни один преступник не сумеет определить, что из вещей взять, чтобы обеспечить себе алиби, — продолжала Паула. — Это мог сделать только тот, кто хорошо знает дом и его содержимое. И это был кто-то из вас двоих. Но нам известно, что ваша жена этого не делала.

Мортон, стараясь скрыть ужас и растерянность, медленно опустил голову на руки.

— О, черт возьми! — простонал он. — Это не я. Или я?

— Вы. — Паула посмотрела на него с оттенком сочувствия, как смотрят на несчастных и обездоленных людей. — Это сделали вы.

На вынесение вердикта присяжным потребовалось три часа. Представители прессы в своих комментариях высказывали предположение, что задержка была вызвана одним только желанием насладиться изысканным обедом за счет налогоплательщиков. По возвращении в зал суда присяжные огласили свое решение, и никто не удивился, что оно было единогласным. Обезличенный электроникой голос из-за полупрозрачной перегородки провозгласил: «Виновен».