Хроники Сиалы - Алексей Пехов

Наконец он оказался возле мастерской Фрахеля и без стука толкнул дверь.

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Карлик лежал на полу мертвее мертвого. Над ключом, над его ключом, застыл человек, распевая песню на огрском языке, а ключ отвечал ядовитым багрянцем, пульсируя, как живое сердце, в такт словам.

Человек бросил на застывшего эльфа всего один взгляд и коротко бросил:

— Убить!

Пять орков, стоявших рядом с человеком, ринулись на эльфа, обнажив ятаганы. С'каш с тихим шелестом покинул ножны, второй рукой Элодсса сорвал с пояса кинжал и метнул его в человека рукоятью вперед. Оружие несколько раз кувыркнулось во время полета и вошло тому глубоко в грудь. Человек схватился за рукоять эльфийского кинжала и упал. Багрянец, разливающийся над ключом, моргнул в последний раз и исчез. Но забрать ключ уже не было возможности — первый орк заносил ятаган для удара. С'каш и ятаган столкнулись, разошлись и вновь столкнулись. Орк отпрыгнул назад, дожидаясь, пока подойдут его соплеменники:

— Тебе конец, выродок!

Элодсса ничего не сказал. Конечно, пятеро против одного — это очень много, но эльфа спасало то, что он стоял в дверях и напасть на него одновременно могли только двое.

— Пригнись! — раздался за спиной резкий голос.

Элодсса быстро пригнулся, и появившийся над его плечом лук выстрелил. Стрела глубоко вошла орку в глаз, заставив того схватиться за нее, исполнить ногами предсмертный танец и рухнуть на пол.

Сердитым шмелем прожужжала следующая стрела и, возбужденно дрожа, впилась в шею второго орка, с жадностью извергая из него кровь.

Третью стрелу Мидла пустила прямо в лицо подбежавшего врага.

Стрелы на таком расстоянии были уже неэффективны, и Элодсса вступил в бой, давая время эльфийке убрать лук и обнажить клинки.

Избежав удара справа, Элодсса поднял с'каш над головой, поставив оружие плашмя, чтобы встретить падающий на него ятаган противника. Орк попался на банальнейший слив: его ятаган скользнул по направленному вниз с'кашу Элодссы, и, благодаря силе собственного удара, орк сделал лишний шаг вперед, обнажив бок. Взвизгнув, изогнутый клинок эльфа распорол воздух и, перерубив левую руку противника, глубоко ушел в не защищенный доспехами бок. Едва уловимое движение назад, разворот вокруг собственной оси с одновременным поднятием оружия вверх, шаг в сторону — и с'каш перерубает шею раненого врага, заставляя голову прокатиться на полу и остановиться где-то под столом.

Элодсса уже поворачивался на помощь Мидле, но она и сама справилась с последним орком. Два изогнутых клинка так и остались в теле мертвого врага. Мидла привалилась к стене и, шипя от боли, перевязывала распоротую ятаганом ногу.

— Ты в порядке?

— Нет, тысяча демонов! С какой дури тебя потянуло сюда одного? А если бы я не успела?

— Пришлось бы справляться своими силами.

— Своими силами, — буркнула Мидла, затягивая последний узел. — Этот волчий выкормыш все же достал меня!

— Идти сможешь?

— Не думаю, что я смогу ходить в ближайший месяц.

— Надо убираться отсюда, неизвестно, сколько орков проникло в шахты.

— Это те, кто вырезал охрану дальних ворот?

— Скорее всего. Я понесу тебя.

Мидла только кивнула:

— Вытащи из трупа клинки — они мне слишком дороги.

— Хорошо. — Элодсса выдернул из мертвого орка оружие Мидлы, передал клинки ей и направился к трупу человека, намереваясь вытащить из его груди свой кинжал.

Человек оказался счастливчиком. Шаман до сих пор был еще жив, хотя на губах у него проступила кровавая пена, хлопьями стекающая на подбородок и бороду.

— Ты… — Человек попытался задержать взгляд на Элодссе, склонившемся над ним. — Хозяин все равно завладеет ключом.

— Вот уж не знаю, кто твой хозяин, но эльфы просто так не расстаются со своей собственностью.

Элодсса уперся правым коленом в грудь умирающего, вытащил кинжал и перерезал шаману горло, наблюдая, как стекленеют карие глаза. Затем он взял со стола ключ, немного подумал и сгреб в лежащую на полу сумку все слезы дракона, вполне трезво рассуждая, что мертвецам они уже без надобности, а гномы с карликами как-нибудь обойдутся.

— Мертв? — спросила Мидла, когда он подошел к ней и взял эльфийку на руки.

— Да, он колдовал, когда я пришел. Что-то с ключом делал.

— Это не наше дело, пусть шаманы разбираются. Он служил оркам?

— Скорее, наоборот, — пропыхтел Элодсса, вынося Мидлу в коридор. — Это они служили ему.

— Как такое вообще возможно? Орки никогда не служили низшей расе.

— А эти служат. Кстати, ты заметила, что у них не было нашивок клана?

— Да. Все это очень странно.

— Вот и я о том же.

— Что ты намерен теперь делать?

— Сообщить обо всем гномам или карликам и убраться из-под земли.

— А потом?

— Потом? — Элодсса на миг задумался. — Потом собираюсь отдать ключ отцу и изменить парочку старых законов, не считаясь с мнением главы дома.

— Это каких? — удивилась Мидла.

— Тех, что запрещают быть вместе сыну королевской династии и разведчице. Ты не возражаешь?

Мидла только улыбнулась, давая понять Элодссе, что с ее стороны никаких возражений не будет.

Ни он, ни она не видели, что в глубине ключа, лежавшего в сумке у эльфа, мерцает едва заметная багровая искорка.

Глава 22

Разговоры в огне

Многие думают, что во мраке нет жизни. Это большое заблуждение. Может, в кромешной пустоте Ничто жизнь не так и заметна, как в нашем красочном мире, но то, что она есть, несомненно.

То тут, то там на короткую долю секунды с отчаянным скрипом распахивались двери — столбы света в безграничном мраке, ведущие неизвестно куда. Эти двери появлялись лишь для того, чтобы через краткий миг с оглушительным грохотом захлопнуться, поглотив свет.

Но мир склонен меняться, и спустя века двери пропали, надолго оставив меня в абсолютной тьме и тишине. Ни звука, ни дуновения, ни искорки света, способной отпугнуть вековечный мрак этого места.

Я висел в пустоте и видел сны. Много снов. Красивых и страшных одновременно. Снов, где я просто был наблюдателем, снов, где я проживал тысячи жизней, снов, которые были правдой, и снов, которые были просто снами. Сны шли и шли, сменяясь, как разноцветные картинки игрушечного калейдоскопа моего далекого детства. Сны, ни к чему не обязывающие, сны, над которыми стоило задуматься, сны, которые стирались из моей памяти, как только они заканчивались, и уступали место другим, ни на что не похожим снам.

Сколько это длилось? Не думаю, что больше, чем вечность, да и та когда-нибудь должна была кончиться. Вечность, как и сны, имеет такую неприятную особенность — кончаться в самое неподходящее для этого время.