Мальчик-капитальчик. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

нуждался в общении, он охотно подошел к окну.

– Кто вы такой?

– Фланнери фамилия.

– Как я сюда попал?

– Это туда?

– Вот именно.

– Я вас притащил.

– Вот как, вы? А ну отоприте дверь!

Сержант покачал головой:

– Не орите, молодой человек, и не дурите. Выпейте лучше чайку. Пили б его раньше, не дошли бы до такой… ы… кондиции.

– Вы дверь откроете?

– Нет, не открою. Никто вас не выпустит, пока мы вас не обследуем. Мало ли что!

– Слушайте, – сказал Джон, подавляя желание ткнуть в человека чайной ложкой, – не знаю, кто вы такой…

– Фланнери фамилия. Старший сержант.

– …но не верю, что вы в этом замешаны.

– А то как же! Я ас-сис-тент доктора Твиста.

– Да он же преступник.

Сержант скорей огорчился, чем рассердился.

– Ну-ну, что вы это! Вы бы… ы… повежливей. Грубость, она только вредит.

– Он обокрал наш дом! А вы меня тут держите!

– Да? Какой же это дом?

– Радж-Холл.

– В жизни не слышал.

– Под Раджем. Отсюда – двадцать миль. Усадьба мистера Кармоди.

– Это который у нас лечился?

– Да. Я его племянник.

– Вон как, племянник?

– Да.

– Прям и племянник!

– Что вы имеете в виду?

– А то, – с удовольствием сказал сержант, снимая одну руку с решетки, чтобы подкрутить усы, – что я его племянника знаю. Высокий такой, тощий, очень симпатичный. Приезжал дядю навестить.

Джон заскрежетал зубами.

– Это другой!

– Вон как, другой?

– Мой двоюродный брат.

– Вон как, брат?

– Его зовут Хьюго.

– Хьюго?

– Вы что, попугай? – закричал Джон.

– Нет, сэр, – отвечал сержант с достоинством, – я не попугай. Я ас-сис-тент доктора Твиста в лечебнице «Курс на здоровье!». Смотрю за пациентами, не даю курить, слежу, чтобы гимнастику делали. А главное, я уже барышне сказал, знаю все эти хитрости. Она мне так и говорила: «Старший сержант, этот несчастный кошкин сын будет вам заливать, что он наследник а-ри-сто-кра-ти-ческой семьи. Вы уж мне поверьте, старший сержант». А я ей и скажи: «Мисс, меня он не проведет. Эгберта Фланнери? Да ни в жизнь. Я их, слава богу, навидался». Ну, она на это: «Старший сержант, мало на свете таких людей, а то бы он был куда лучше, – он помолчал и, почувствовав, что чего-то недостает, прибавил: – …старший сержант».

Джон схватился за голову:

– Барышня? Какая барышня?

– Сами знаете. Которая вас привезла, вот какая.

– Привезла?

– Это уж точно. И мне оставила.

– Оставила вам?

– Ну-ну, сэр! Вы что, попугай?

Джон был слишком занят, чтобы оценить лучшую остроту, на какую только способен старший сержант регулярных войск. Если его заперли в этой жуткой комнате по наущению Долли Моллой, тогда, как ни странно, Долли Моллой связана с темными делишками Твиста. Сомнений нет.

– То есть… – начал он.

– То есть ваша сестрица. Она вас в машине привезла.

– Что? Это моя машина!

– Ну-ну, не будем! Я сам видел, как она ее вела. Помахала мне. – Он подкрутил усы, и голос его стал помягче. – Да, сэр! Повернулась и так это помахала.

Джон не ответил. Он не мог говорить. Для страхового общества двухместная машина – пустяк, то ли дело сокровища Радж-Холла, но для него, для Джона, это был тяжелый удар. Он ее любил. Он лелеял ее, мыл, смазывал, словно малютку дочь. И ее угнали.

– Выпустите меня! – закричал он. – Немедленно!

– Нет, сэр. Я обещал вашей сестрице…

– Какая сестрица! Да поймите вы…

– Я вас очень даже понимаю. – Он секунду помолчал. – Барышня, – мечтательно продолжал он, – говорила, что вы попробуете… это… меня подкупить…

Джон не отвечал. Его машину! Угнали!

– И кого, меня! – возбудился Фланнери. – Подкупить, значит, чтоб я вас выпустил.

– Не беспокойтесь, – процедил Джон, – у меня нет денег.

Они помолчали. Потом сержант сказал: «Хо!» – и они помолчали снова.

Наконец сержант назидательно заметил:

– Я чему удивляюсь? Что молодой человек с такой сестрицей пал, это самое, ниже зверей полевых. Одно дело – пить в удовольствие, другое – вот так надраться. Видели бы вы, какая печень у пьяниц, мигом бы задумались, а не тратили зря деньги. Следили бы за собой, держались, это самое, в руках – в золоте бы купались. Трать – не хочу! – Он вздохнул. – А чаек-то холодный.

– На что он мне?

– Тогда – ухожу. Если чего надо, звоните. Никто не отзовется, хо-хо!

Он осторожно слез со стремянки, укоризненно покачал головой и исчез из вида.

Джон об этом не жалел. Теперь он не нуждался в общении. Лучше посидеть одному, подумать, хотя мысли, прямо скажем, не радуют. Злодейства Моллоя с дочерью поражали его. Вот бы увидеть этого Томаса Дж…

Он его и увидел. Сквозь решетку можно было обозреть немалый кусок дороги. По этой дороге, вверх, с большими мучениями ехал мистер Моллой.

Вытянув шею, Джон смотрел пылающим взором на то, как велосипед, освободившись от страдальца, тут же укусил его педалью за ногу. Издали не был слышен крик, но было видно лицо – малиновое, припорошенное пылью, искаженное от боли.

Джон вернулся к кувшину и попил воды. Зрелище хоть ненамного, но утешило.

Глава XII

Неприятная встреча двух старых друзей

1

Оставив Джона, старший сержант Фланнери отправился в комнату, которую именовал канцелярией, чтобы отдать рапорт. Пришел он туда через несколько минут после того, как начальник очнулся. Д-р Твист открыл глаза и встал на подкашивающиеся ноги, когда его ассистент напомнил узнику, что чай остыл.

Прежде всего, как и Джон, Шимп ощутил головную боль. Потом он попробовал выяснить, где он. Разум понемногу прояснялся. Он понял, что находится в Англии, потом, постепенно, дошел до лечебницы и до кабинета. Тут все встало на свои места. Держась одной рукой за стол и не выпуская из другой лилию, он думал о свойствах миссис Моллой.

В эту минуту и вошел сержант, предварительно постучавшись.

Шимп сильнее вцепился в стол. Чувствовал он себя так, словно видит спичку, приближавшуюся к пороху. Сержант открыл рот, и его начальник догадался, как воздействует зычный голос на людей, у которых болит голова.

– Хр-мн-хр-хр… – начал Фланнери, и Шимп с пронзительным криком хлопнулся в кресло, глядя на ассистента безумным взором.

Тот заметил эти симптомы.

– Ы! – сказал он. – Чего-то вы, как говорится, не в форме.

Шимп уронил лилию. Если прижать ладони к глазам, все-таки полегче.

– Я вам скажу, в чем дело, сэр, – продолжил сержант. – Простуда внутрь перешла. Из головы, значит, в кишки. Приняли б вы одуванчик с хмелем…

– Пошел вон! – простонал Шимп, прибавив для верности, куда именно следует отправиться ассистенту. Тот посмотрел на него с незлобивым укором:

– Это вы зря, я скажу. Зачем я пришел? А затем, чтобы доложить про нервотика. Надо б его подержать подольше. Нет, нападать – не нападал, да и как тут нападешь? Решетки. Я так полагаю, заходить к нему не стоит. Лучше через окно.

– Дело ваше, – слабо проговорил Шимп.

– Нет, сэр, не мое, – возразил добродетельный Фланнери. – Ради вас стараюсь. Исполняю, как говорится, приказ. И вот еще, сэр. Барышня уехала в машине…

– Барышня, трам-та-ра-рам! – вскинулся доктор.

– А теперь звонят, та у станции.

– Э?

– Я что хочу сказать? – пояснил Фланнери, и так зычно, что на люстре задребезжали подвески. – Я думаю, видит она поезд и прикидывает: «Ехать мне долго, вести машину трудно, дай-ка пересяду». Значит, отправилась в Лондон.

Шимп тоже так думал. Он просто видел, как мерзкая чета прячет драгоценный груз в таком месте столицы, которого ему вовек не найти. Картина была настолько живой, что он застонал.

– Что беспокоит, сэр? – спросил заботливый Фланнери.

– Э?

– Где болит? Чего-то вы стонете. Я б на вашем месте лег в постель и положил грелочку на брюхо. Прям вот сюда. Всю заразу выгонит. Одна моя тетка…

– Тетка, трам-та-ра-рам!

– Хорошо, сэр. Как вам угодно. Ну, я пошел, машину приведу.

Он удалился, и Шимп, отняв от глаз ладони, предался размышлениям. После сонных капель видишь мир в темном цвете, но и без них мысли врача были бы невеселыми. Как и Джон, он мечтал о встрече с Мыльным.

Именно тут открылась дверь и горничная доложила:

– Мистер Моллой, сэр.

– Пусть войдет! – хрипло закричал медик. Послышалось какое-то шарканье, и в комнату вошел Мыльный.

2

Когда мистер Моллой переступил порог кабинета, он был разительно похож на бегуна, прорывающего ленточку.