Дышать водой - Анастасия Ригерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попасть на встречу к отцу оказалось непросто. Его держали за семью замками и охраняли лучше, чем кощееву смерть. Нашли тоже международного террориста! Я понимала, что по его вине пережила это похищение, что не без его участия исчезла мама, а скоро могу еще и оказаться на улице из-за конфискации имущества. Но когда увидела перед собой его осунувшееся лицо и потухшие глаза, молящие меня о прощении, с трудом узнала своего родителя.
– Дочка, ты пришла…
– Здравствуй, пап.
Благодаря связям Сергея нам дали увидеться наедине без слежки и прослушки. Мы с отцом горячо обняли друг друга, как после долгой разлуки. Времени с нашей последней встречи прошло не так и много, но произошло столько всего, что мы уже не были прежними.
– Прости меня, Арина, прости старого дурака. Если бы не я, с тобой никогда бы этого не случилось, – повторял он, приглаживая мои остриженные волосы.
– Все прошло, пап. Я жива. Не вини себя. Сейчас важно думать о том, как быть дальше.
– Ты права. Что-то я совсем раскис с этими следствиями и судами.
Мы сели за стол, и отец взял меня за руки, словно не веря тому, что это я и есть перед его глазами.
– Я не успел заметить, когда ты стала такой взрослой, и как похожа на свою мать.
– А вот о ней я и хотела поговорить.
Отец тяжело выдохнул и отвел в сторону глаза, пока я распаковывала принесенную картину.
– Красивый портрет, – только и сказал он, рассматривая полотно.
– Ага. Мама написала… по памяти… год назад.
Он побледнел, словно увидел призрака и начал вставать со стула, собираясь сбежать обратно в камеру.
– Пожалуйста, сядь!
Неохотно, но он вернулся на прежнее место.
– Ты же не хочешь потерять и меня? Пришло время рассказать всю правду.
– Я защищал тебя от всего этого сколько мог. Она же предала нас, бросила. Не такой ты должна была знать свою мать. Вот я и устроил эти похороны. Уж лучше так.
– Ты в своем уме?! – я гневно подскочила из-за стола, упираясь в него руками. – Ты хоть представляешь, что я пережила, похоронив родную мать?! Знал, что она жива, но выбрал для меня все это?
– Да, Арина, выбрал! А ты не знаешь всего, и не суди! В то время я расширял бизнес, нам угрожали. Я видел, на что способны эти люди, но должен был принять вызов и дать отпор. А твоя мать не поддержала меня. Распсиховалась, сказала, что уходит вместе с тобой. Я не отпустил. Знал, что найдут. Здесь или держаться вместе, или играть похороны. Она выбрала свободу. Я отпустил. Устал держать. Она много лет рвалась на волю, мало ей было моей любви. Но с тобой общаться запретил. Так для вас обеих было лучше.
Продолжая полной грудью хватать разряженный воздух, я села на стул. Между нами на столе лежал молчаливый портрет, который теперь с какой-то необъяснимой тоской рассматривал отец.
Все это не укладывалось в голове. Отец знал, что мама жива, видел, как я мучаюсь, но молчал. Мама тоже все знала, но добровольно предпочла свои похороны, считая, что для всех так будет лучше. Что у меня за семья? Они сумасшедшие? Или это я чего-то не понимаю?
– Где она сейчас?
Он поднял на меня глаза, но все еще думал, стоит ли говорить.
– Где мама?! Если не ответишь, это последний раз, когда ты видишь свою дочь!
– В Африке. В городе свободы, как и хотела. В записной книжке в сейфе был ее адрес, – отец усмехнулся сквозь слезы, переведя гневный взгляд на мамину работу. – Ты ведь могла никогда не узнать об этом, если бы не чертова картина!
Со злостью он швырнул портрет на пол, сломанная рама издала характерный хруст, я испуганно вздрогнула.
– Как она вообще к тебе попала?
– Случайно, – только и ответила я, поднимая с пола свой портрет. Раму придется заменить, а жаль, она мне нравилась. – Наверное, это судьба, раз она проделала такой путь и все-равно нашла меня.
– Если ты ждешь, что я раскаиваюсь, то должен тебя разочаровать. Окажись я в той ситуации снова, принял бы те же решения. Я должен был спасти не только вас с матерью, но и наше будущее, свой бизнес. И я разыграл все, как по нотам.
– Ваня и Марина – тоже часть спектакля, ведь так? Спасибо, что позаботился обо мне. Прежде, чем хоронить мать, вполне разумно было подкинуть мне группу поддержки.
– А ты, и правда, повзрослела, дочь. Теперь я за тебя спокоен.
– Прощай, отец, – бросила я, уходя, из последних сил сдерживая подступающие слезы.
Не помню, как вышла из той душной комнаты, как прошагала по длинному разветвленному коридору с миллионом одинаковых дверей, пугаясь стука собственных каблуков. Помню только, как рыдая прижалась к широкой груди Сергея и оставила пару пятен от своего макияжа на его дорогой рубашке. Как меня гладили и пытались успокоить его сильные руки, сразу же переложившие куда-то несчастный портрет. Помню, как он тяжело выдыхал мне в макушку и по спине бежали мурашки от волны теплого воздуха.
Я успокоилась, но меня все еще пошатывало, когда мы выходили по высоким ступеням из здания. Сергей все время поддерживал меня за руку.
По дороге до дома мы не произнесли ни слова. Он готов был выслушать меня в любую минуту, но я не была готова говорить. Внутри снова что-то надорвалось, треснуло. Меня охватило странное чувство, словно под этой молодой упругой кожей я превратилась в дряхлую старуху, сплошь покрытую глубокими морщинами.
После откровений отца родительский дом казался мне холодным склепом. Красивым памятником когда-то счастливой жизни. Сколько лет я верила, что в этих стенах живет настоящая любовь? Смотрела на своих родителей, как на эталон, мечтая однажды создать такую же крепкую семью.
Да, Боже упаси, столько врать себе и всем вокруг, сколько они! Как только сами не утонули во всей этой лжи?
Незаметно я оказалась в своей кровати. Сергей снял с меня туфли, куртку и, как была, уложил, накрыв одеялом. Чуть позднее передо мной появился стакан хорошего коньяка.
– Выпей и поспи. Проснешься, станет легче, – убедил меня мягкий бархатный голос, и я поверила. Выпила, закрыла глаза и отключилась.
Меня разбудил навязчивый, но тихий стук. Открыв глаза, какое-то время я еще
