Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Часть вторая - Мигель де Сервантес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И голова, не разжимая губ, ясно и отчетливо, так, что все ее расслышали, ответила ему:
— Мыслей я не читаю.
При этих словах все обмерли, особливо когда удостоверились, что во всей комнате, а равно и возле самого столика с волшебною головою, нет живой души, которая могла бы за нее ответить.
— Сколько нас здесь? — снова задал вопрос дон Антоньо.
И было ему на это отвечено так же внятно и так же тихо:
— Здесь находишься ты, твоя жена, двое твоих друзей, две ее приятельницы, а также славный рыцарь, именуемый Дон Кихотом Ламанчским, и его оруженосец, которого зовут Санчо Пансою.
В самом деле, тут было чему вновь подивиться! У всех невольно волосы встали дыбом от страха. А дон Антоньо, попятившись, молвил:
— Этого мне довольно, дабы удостовериться, что человек, который мне продал тебя, о мудрая голова, говорящая голова, отвечающая голова, чудесная голова, меня не обманул! Пусть подходят другие и спрашивают, что им угодно.
Женщины обыкновенно бывают нетерпеливы и любопытны, а потому первою приблизилась к голове одна из двух приятельниц жены дона Антоньо и обратилась к ней с таким вопросом:
— Скажи, голова, что я должна делать для того, чтобы стать красавицей?
Ответ был таков:
— Будь высокодобродетельной.
— Больше у меня вопросов нет, — сказала вопрошавшая.
Затем приблизилась ее подруга и сказала:
— Мне бы хотелось знать, голова, подлинно ль мой муж меня любит.
Ей было отвечено:
— Последи за тем, как он с тобою обходится, и тогда ты все поймешь.
Замужняя дама отошла от головы и сказала:
— Чтобы получить такой ответ, не стоило спрашивать. Это и так ясно, что в обхождении человека выражаются его чувства.
Затем приблизился один из двух друзей дона Антоньо и спросил:
— Кто я таков?
Отвечено ему было:
— Ты это знаешь сам.
— Я тебя не про то спрашиваю, — сказал кавальеро. — Скажи мне, знаешь ли меня ты.
— Да, знаю, — отвечали ему, — ты дон Педро Норис.
— Больше мне ничего и не нужно, этого довольно, чтобы уверить меня, что ты, голова, знаешь все.
Как скоро он отошел, приблизился другой приятель дона Антоньо и задал вопрос:
— Скажи, голова, какие желания у моего старшего сына, наследующего все мое имущество?
— Я уже говорила, — отвечали ему, — что я не отгадчица желаний, однако ж со всем тем могу сказать, что сын твой желает тебя похоронить.
— Точно так, — подтвердил кавальеро, — ты прямо как в воду смотрела.
Больше он ни о чем не стал спрашивать. Приблизилась жена дона Антоньо и молвила:
— Не знаю, голова, о чем тебя и спросить. Одно только я хотела бы знать: долго ли, на радость мне, проживет милый супруг мой.
Ей ответили:
— Долго, потому что крепкое его здоровье и умеренный образ жизни сулят ему долгий век, каковой многие обыкновенно сами себе сокращают своею невоздержностью.
Затем приблизился Дон Кихот и спросил:
— Скажи мне ты, на все отвечающая: явью то было или же сном — все, что, как я рассказывал, со мною случилось в пещере Монтесиноса? Верная ли это вещь — самобичевание Санчо? Произойдет ли на самом деле расколдование Дульсинеи?
— Что касается пещеры, — отвечали ему, — то это не так-то просто: тут всякое было; самобичевание Санчо будет подвигаться вперед исподволь; расколдование Дульсинеи совершится должным порядком.
— Больше мне ничего и не надобно, — заметил Дон Кихот, — как скоро я уверюсь, что Дульсинея расколдована, я сочту, что все удачи, о которых я мог только мечтать, разом выпали на мою долю.
Последним приблизился Санчо, и спросил он вот что:
— Скажи на милость, голова, суждено ли мне еще губернаторствовать? Долго ли я буду вести скудную жизнь оруженосца? Увижу ли я жену и детей?
На это ему ответили так:
— Губернаторствовать ты будешь у себя дома; если возвратишься домой, то увидишь жену и детей, а когда уйдешь со своей службы, то уже не будешь оруженосцем.
— Ну и ответ! — воскликнул Санчо Панса. — Это и я мог бы так ответить. Бездна премудрости, да и только!
— Дубина! — сказал Дон Кихот. — Каких тебе еще ответов нужно? Тебе не довольно, что голова отвечает прямо на поставленный вопрос?
— Довольно-то довольно, — отвечал Санчо, — но все-таки мне бы хотелось, чтобы она яснее выражалась и побольше говорила.
На этом вопросы и ответы окончились, но не прошло то изумление, в которое были приведены все присутствовавшие, за исключением двух друзей дона Антоньо, обо всем решительно осведомленных. Между тем осведомить читателей Сид Ахмет Бен-инхали почел за нужное здесь же, ибо не пожелал держать их долее в неведении и заставлять думать, будто в голове этой заключено нечто колдовское и чрезвычайно таинственное, а потому он объявляет, что дон Антоньо Морено по образцу головы, виденной им в Мадриде, работы некоего резчика, сделал такую же у себя дома, дабы развлекаться самому и поражать людей несведущих; устройство же ее состояло вот в чем. Доска столика сама по себе была деревянная, но расписанная и раскрашенная под яшму, равно как и его ножка, от которой для большей устойчивости расходились четыре орлиные лапы. Голова, выкрашенная под бронзу и напоминавшая бюст римского императора, была внутри полая, так же точно как и доска столика, в которую голова была до того плотно вделана, что можно было подумать, будто она составляет с доской одно целое. Ножка столика, так же точно полая, представляла собой продолжение горла и груди волшебной головы, и все это сообщалось с другой комнатой, находившейся под той, где была голова. Через все это полое пространство в ножке и доске стола, в груди и горле самого бюста была чрезвычайно ловко проведена жестяная трубка, так что никто не мог бы ее заметить. В нижнем помещении, находившемся непосредственно под этим, сидел человек и, приставив трубку ко рту, отвечал на вопросы, причем голос его, словно по рупору, шел и вниз и вверх, и каждое слово было отчетливо слышно, — таким образом, разгадать эту хитрость было немыслимо. Ответы давал студент, племянник дона Антоньо, юноша сообразительный и находчивый, а как дядя его предуведомил, кого именно он приведет в комнату, где находилась голова, то дать скорые и правильные ответы на первые вопросы для него не составляло труда, а дальше он уже отвечал наугад, однако человек он был догадливый, оттого и попадал в точку. К сему Сид Ахмет прибавляет, что чудодейственное это сооружение просуществовало еще дней десять — двенадцать, а затем по городу распространился слух, что в доме у дона Антоньо имеется волшебная голова, которая отвечает на любые вопросы, и тогда дон Антоньо из боязни, как бы это не дошло до вечно бодрствующих ревнителей благочестия, сам сообщил обо всем сеньорам инквизиторам, они же велели ему забавы сии прекратить, а голову сломать, дабы она не являла соблазна для невежественной черни; однако ж во мнении Дон Кихота и Санчо Пансы голова так и осталась волшебницею, мастерицею по части ответов, каковые, впрочем, более удовлетворили Дон Кихота, нежели Санчо.
Местные кавальеро, желая доставить удовольствие дону Антоньо, а также для того, чтобы угодить Дон Кихоту и предоставить ему возможность начать свои дурачества, порешили устроить через шесть дней скачки с кольцами[216], однако ж скачки так и не состоялись, о чем будет упомянуто ниже. Дон Кихоту хотелось прогуляться по городу пешком и без всякой торжественности: он боялся, что если поедет верхом, то за ним опять погонятся мальчишки; итак, Дон Кихот и Санчо в сопровождении двух слуг, которых Дон Кихоту дал его хозяин, вышли погулять. Случилось, однако ж, что, проходя по какой-то улице, Дон Кихот поднял глаза и над дверью одного дома увидел вывеску, на которой огромными буквами было написано: Здесь печатают книги; это несказанно его обрадовало, потому что до той поры ему еще не приходилось видеть книгопечатню, и у него явилось желание узнать, как в ней все устроено. Он вошел внутрь со всею своею свитою и увидел, что в одном месте здесь тискали, в другом правили, кто набирал, кто перебирал, — одним словом, пред ним открылась картина внутреннего устройства большой книгопечатни. Подойдя к одной из наборных касс, он спросил, для чего она служит; рабочие ему объяснили; он подивился и прошел дальше. Затем он подошел еще к одному рабочему и спросил, чем он занят. Рабочий ему ответил так:
— Сеньор! Вот этот кавальеро, — он указал на человека весьма приятного вида и наружности, в котором было даже что-то величавое, — перевел одну итальянскую книгу на наш язык, а я набираю ее для печати.
— Как называется эта книга? — осведомился Дон Кихот.
Переводчик же ему ответил:
— Сеньор! Итальянское заглавие этой книги — Lе Bagatelle.
— А чему соответствует на испанском языке слово lе bagatelle? — спросил Дон Кихот.
— Le bagatelle, — пояснил переводчик, — в переводе на испанский язык значит безделки, но, несмотря на скромное свое заглавие, книга эта содержит и заключает в себе полезные и важные вещи.