За чудесным зерном - З. Валентин

— Ш-ш… — Профессор наклонился к больному и сказал очень тихо, чтобы его не услышали мальчики: — Они голодны. — И, обернувшись к Вите и Косте, прибавил: — Мирзаш боится, что я ничего не сумею сделать. Могу вас уверить, что я достаточно ловок.

Клавдий Петрович стал торопливо развязывать банку с абрикосовым вареньем, зацепился карманом пиджака за угол стола и выронил банку. Профессор начал смущенно загребать варенье на полу и разрезал руку.

Витя засмеялся. Если бы он видел взгляд, который на него бросил с постели беспомощный Мирзаш, он бы сдержал смех. Но Витя не смотрел на Мирзаша, он продолжал смеяться.

Все дело уладил Костя. Он нашел тряпку, вытер пол, горячей водой затер пятна на костюме Клавдия Петровича, перевязал порезанный палец и, вынув из-за борта своего пальтишки иголку с намотанной черной ниткой, зашил вырванный карман профессора.

Зоркие глаза Мирзаша заметили, что в пальто была заколота еще одна игла — с белой ниткой.

Костина ловкость, спокойное уменье обращаться с обыденными вещами сделали то, на что ребята и не надеялись больше.

Костя понравился Мирзашу.

— Хорош, ах, хорош мальчик! — пробормотал Мирзаш и, подумав немного, сказал профессору: — Клавдия Петрович, вот такая тебе ничего. Пускай у нас живет. — И он пустился расспрашивать Костю о Халиме.

В этих расспросах была маленькая затаенная хитрость: Алдиаров проверял мальчика. Костя не сбился, отвечал гладко, и Мирзаш мотал головой дружелюбно.

Когда настало время уйти посетителям, Мирзаш задержал в своей руке Костину руку и тихо сказал по-тюркски:

— Приходи завтра! О твоем деле скажу!

На Витю пастух не смотрел, хотя и разрешил профессору пустить мальчика переночевать.

— Положишь на сундук, — коротко распорядился он. — А его, — тут улыбка осветила лицо больного, — а его — Костию — на кровать.

Полночи провели товарищи в разговорах. Не спал и Мирзаш в больнице. Он думал о профессоре.

— Мирзаш отмяк, — сообщил Вите на следующий день Костя, который один ездил в больницу. — Он рассказал мне, что действительно встретил лет тридцать тому назад всадников, от которых получил в подарок золотые украшения. Но Мирзаш уверяет, что ни капельки не испугался их. Он еще раньше слышал о том, что между реками Таримом и Хотан-Дарьей (это реки в Китайском Туркестане, там часто бывал Мирзаш) живет маленькое вольное племя. Мирзаш говорит, что в этих местах тянется огромная и непроходимая пустыня. Я спросил Мирзаша о «солнце и пшенице», — у него до сих пор есть золотое украшение с этим знаком; он надевает его по торжественным дням. Но Мирзаш не знает, как живут и что сеют эти таинственные люди в пустыне.

— И это все?

— Есть еще — очень, очень важное.

— Ну?

— Профессор едет в эти места. В Китайский Туркестан!

— Значит — мы отправимся с профессором! — воскликнул Витя. — Лучше ничего не придумаешь.

— Я и подъехал с этим к Мирзашу. Но он хитрит. Глаза зажмурил и тя-я-я-я-нет: «Поживи у Клавдии Петровичи… А мы с ним подумаем». Как тебе это понравится?

— Что же, пожить можно, — решил Витя.

И мальчики остались на Сивцевом Вражке.

Глава VIII

За полгода до того, как Витя и Костя удрали из Ковылей, в морозный снежный день в московском Большом театре происходил тираж Государственного выигрышного займа.

Один из выигрышей — пять тысяч рублей — пал на облигацию № 026714, серия шестая.

На утро следующего дня студент последнего курса I Московского университета — Евгений Николаевич Тышковский — прочел об этом в «Известиях».

Учебный год подходил к концу. Весной предстояло писать работу по специальности. Тышковский сокрушенно вздохнул. Его специальностью была этнография, и ему хотелось свою работу написать по личным наблюдениям. Но дальше скромных экскурсий в пределах центральных губерний нельзя было двинуться. Это огорчало Тышковского.

— Ну, ладно, — вздохнул во второй раз вузовец и потянулся за чаем для заварки.

Чай лежал в коробке из-под монпасье; в той же коробке лежали пуговицы, карандашные огрызки и четвертушка облигации № 026714, серия шестая.

В течение трех дней гудело студенческое общежитие. Прибегали, расспрашивали, осматривали облигацию, тормошили Тышковского — и давали советы, бесконечное количество советов о том, на что израсходовать выигрыш.

В глазах студентов Тышковский был уже владельцем отдельной квартиры, лодки, библиотеки, велосипеда и не менее двухсот пар брюк.

Тышковский стал знаменитостью.

До сих пор его знали только как самого молчаливого человека во всем общежитии, настолько молчаливого, что Васька Орловцев — сосед по койке — уверял, будто бы первые полгода совместной жизни он считал Тышковского глухонемым.

Но теперь «глухонемому» приходилось волей-неволей отвечать на сотни вопросов.

Правда, и теперь он больше ограничивался краткими — «угу!» или «м-м-м…»

К концу третьего дня выяснилось, что две другие четвертушки облигации принадлежат научному сотруднику — Ивану Викентьевичу Веселову. А последняя четвертушечка была записана да имя профессора Петровского.

Разумеется, сам Клавдий Петрович понятия не имел о своем выигрыше, и если бы облигация не хранилась у Мирзаша, то сам профессор ни за что бы не вспомнил о ней.

Но зато он один из всех трех выигравших счастливцев ни минуты не раздумывал о том, какое назначение дать своему выигрышу. Встретившись при получении денег в банке с товарищами по удаче, Клавдий Иванович в ответ на вопрос Веселова, который с улыбкой его спрашивал, куда профессор денет такую уйму денег, сказал просто и кратко:

— Разумеется, на экспедицию в Центральную Азию.

И эта нелепая по существу фраза, потому что 1250 руб. были ничтожной суммой для такой дальней экспедиции, — эта фраза прозвучала так уверенно и спокойно, что не показалась нелепой ни Веселову, ни Тышковскому.

Все трое, шагая по московским улицам, рассуждали о поездке Клавдия Петровича.

И когда вечером Васька Орловцев, вернувшись с лекций, зашел в свою комнату, — он был немало удивлен, услышав голос Тышковского. Тышковский сидел верхом на спинке кровати, и, водя пальцем по географической карте, с жаром пояснял товарищам маршрут задуманной экспедиции.

— Конечно, выигрыша не хватит, но профессор Петровский выхлопочет субсидию. Ведь он — один из лучших специалистов. Да и Веселов — парень не промах. Не беда, если я кончу вуз годом позже — зато уж работенку напишу — ого-го! — Тут Тышковский поцеловал кончики пальцев.

— Правда, Васька? — хлопнул он по плечу товарища.