В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи - Николай Витальевич Велигжанин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Самолет, типа “Дорнье-Валь”, подрулил вплотную к берегу, и из недр его появились люди. Прилетело четыре человека: пилот и командир самолета Леваневский, штурман Левченко и бортмеханики Крутский и Маторин. Крутский прилетал к нам в 1932 году с Обручевым. <…> С своей стороны я осведомился у Леваневского:
– Чем вызван ваш прилет на остров, кем вы посланы?
– Нас, собственно, никто не посылал на остров. К вам летит другой самолет с пилотом Бухгольцем. Летит он на гидросамолете типа “Савойя”. Я к вам прилетел случайно. Я вывозил из Анадыря на Аляску в Ном кругосветного путешественника летчика Маттерна, а потом, возвратясь оттуда, должен был, базируясь на мысе Северном, обеспечить ледовой разведкой суда Колымской экспедиции. Но к тому времени, когда мы прибыли на мыс Северный, суда Колымской экспедиции уже прошли, и поэтому надобность в разведке миновала. Так вот, товарищ Минеев, сидели мы на Северном, на лагуне и скучали. Знали мы, что вы сидите тут год без связи, и решили вас проведать. Снялись и полетели».
Про предстоящий полет Леваневского на остров Врангеля советские газеты писали еще в июне. Похоже, предварительно такое задание ему было дано перед вылетом из Севастополя, и Леваневский решил на всякий случай его выполнить – пусть и формальным образом. Кстати, любопытный штрих, характеризующий эпоху: Минеев про свои приключения написал две книги, вторая была издана в 1946 г., спустя 10 лет после первой. Описание прибытия немного отличается от предыдущего:
«Самолет, типа “Дорнье-Валь”, подрулил вплотную к берегу, и из недр его появились люди. Мы узнали Леваневского».
Во-первых, узнать Леваневского зимовщики никак не могли: они сидели на острове уже четыре года, последний год еще и без радиосвязи, а к началу их робинзонады Леваневский не имел никакой известности. А во-вторых, спутники знаменитого летчика вообще не удостаиваются упоминания. Просто люди. Механик Крутский к тому же не пережил 1937 г., поэтому безопасней было его не вспоминать.
Книга 1936 г. содержит несравненно больше подробностей. Согласно ей, Леваневский прилетал буквально на несколько часов. Когда Минеев предложил ему остаться на ночь, чтобы успеть приготовить груз для отправки, Леваневский сослался на отсутствие времени и отказался. Зато Минеев смог передать через него отчеты и тексты радиограмм – это были первые сообщения с острова за год. Но зимовщикам острова Врангеля позже будет посвящена специальная глава, сейчас не будем отвлекаться.
Итак, самолет «Н-8» навещал 12 августа остров Врангеля и кроме этого в течение августа мало что делал. А затем, 17 августа, на берегу Ледовитого океана произошла новая знаменательная встреча Героя, «нытика» и «лодыря».
Нам нет преград…
Экспедиция Обручева после месяца съемки внутренней Чукотки 17 августа впервые решила пересечь Анадырский хребет и выйти на арктическое побережье. В конце дня они вышли на мыс Северный, где увидели самолет Леваневского. Обручев точно описывает подробности встречи. «Показывается утес мыса Северного, и перед ним – посадочная лагуна. В ней черной жабой прижалась к берегу “восьмерка” – “Дорнье-Валь”. Куканов даже не летит дальше, посмотреть на мыс Северный, где он будет зимовать, – и снижается здесь, чтобы скорее узнать все новости».
Удивительное дело! Казалось бы, месяц назад Куканова со скандалом отцепили от важного полета в Америку, назвали пьяницей и лодырем. Но он почему-то не питает никаких отрицательных эмоций к тому, кто это сделал. Он явно с радостью спешит на встречу с коллегами. Да он-то ладно. Но Страубе! Тот два месяца назад получил несправедливое и страшное оскорбление от Леваневского: «Ты больше не летай, старайся в другом месте приспособиться». И тут судьба их сталкивает на краю земли. А Страубе продолжает летать. В таких обстоятельствах самое малое, что он может сделать, – постараться не пересекаться с бывшим напарником. А то ведь можно и с эмоциями не совладать. Но нет, как ни в чем не бывало они с Леваневским спокойно общаются, а Обручев не замечает между ними никакого напряжения. «Мы проводим вечер в разговорах – больше всего слушаем рассказы о том, как “восьмерка” была в Номе с Маттерном, как ласково их встречали и как жестоко фотографировали и кинематографировали, и угощали на банкетах», – так немного иронично Обручев описывает вечерние посиделки.
Следующий день, 18 августа, был знаменательным для советской авиации. Страна впервые праздновала День воздушного флота. Накануне газеты опубликовали два постановления Президиума ЦИК о награждении орденами военных и гражданских летчиков, испытателей, конструкторов, работников авиационной промышленности.
Отмечен орденом Красной Звезды был и Сигизмунд Александрович Леваневский, награду ему присудили «за выдающиеся летные качества и участие в ряде ответственных перелетов». Но вот ирония судьбы: среди награжденных был Георгий Александрович Страубе, ему дали орден «за выдающуюся работу во время ряда ответственных перелетов и за выдающиеся летные качества». Леваневскому при таких обстоятельствах стоило испытать хоть мимолетное чувство стыда за слова в адрес товарища, для которого это уже был второй орден. Впрочем, информация на Крайний Север доходила с большим опозданием, и в то время они не знали о своих наградах. Обручев про это пишет: «…день Гражданской авиации, мы совсем забыли о нем и ничем не отметили его, кроме общего артельного кофе. А мы могли бы поздравить двух из нашей среды: как мы узнали потом из газет, Страубе и Леваневский в этот день были награждены орденами “Красной Звезды”». Но дело в том, что писал-то свои воспоминания Леваневский не тогда, а спустя почти год.
И вот что мне кажется. Судя по хронологии, перемещениям героев и их отношениям, Леваневский не выгонял в Хабаровске Страубе из экипажа. Скорее всего, у него и возможности такой не было, это решали более высокопоставленные люди. И вряд ли Леваневский мог себе позволить такие слова в июле 1933 г. в отношении Георгия Страубе – он все это придумал позже.
Теперь уже никто не установит, бражничал ли Куканов с Маттерном ночь напролет, – да это, собственно, и неважно. Заменить ли Куканова на Чернявского – скорее всего, решал не Леваневский; увольнение второго пилота Сигизмунд Александрович тоже, похоже, придумал задним числом. Но зачем он это сделал? И в отношении кого? Во время спасения челюскинцев, с середины февраля до середины апреля 1934 г., Куканов будет прямым и непосредственным начальником Леваневского, их позиции со времени перелета в Анадырь полностью поменяются. Даже во время посиделок на мысе Северный в августе 1933 г. они находились в равном положении – два командира схожих самолетов. А по
