Французский шпионский роман - Пьер Нор

Солдат без лишних разговоров смылся.

Брюшо выскочил, миновав лестничную площадку, в цех и стал шагать там взад и вперед, как тигр в клетке. Но тут ему пришлось признать свое поражение: он не находил, к чему придраться. Здесь все сосредоточенно работали, не обращая на него никакого внимания. Гудел небольшой электромотор, приводивший в действие сверлильный станок, над ним склонился ад-жюдан — оружейный мастер; он просверливал дырки в листе железа, который держал один из его помощников, а другой намечал отверстия на второй пластине, с силой ударяя молотком по пробойнику. Грохот стоял ужасный, да и работавшие были заняты так, что даже не услышали, как их капитан споткнулся о кусок рельса и упал, растянувшись во весь рост. Он успел подставить ладони, зато оцарапал мизинец на правой руке, из раны пошла кровь. Брюшо удалился разъяренный.

Выйдя наружу, он немного успокоился. Сделал сотню шагов по галерее. Ее прохлада остудила его. Вернувшись в свой пустой кабинет, он вымыл руки, потом прислонился спиной к радиатору и задумался, взор его затуманился.

Без пяти минут десять аджюдан-шеф Марнье, командир четвертого взвода, сопровождаемый своим преемником, уже назначенным по случаю скорой его отставки, мерял шагами галерею, идущую от их боевых постов к ротонде Б. Решив, что пришли к месту сбора рановато, оба мужчины повернули пока назад, соблюдая старое непререкаемое военное правило: «Раньше времени — это не вовремя».

Вдруг проснувшийся рефлекс военной поры швырнул их плашмя на землю. Где-то там позади послышалась ураганная, молниеносная автоматная очередь, почти моментально сопровождаемая характерным клацаньем пуль, попадавших во что-то твердое. Внезапно погас свет. Зловещий звук гулко прокатился под сводами.

Одним рывком Марнье поднялся в полной темноте, как слепой, пощупал вокруг себя руками в поисках ближайшей стены. После нескольких неуверенных попыток он нашел ее, зато потерял ориентацию. То ли он стоял лицом к ротонде, то ли повернулся в сторону казематов? На какое-то время на первом этаже, за несколько секунд до этого бурлившем шумной деятельностью, воцарилась абсолютная тишина, мертвая и страшная тишина. Наконец раздался крик: это могло быть только в стороне площадки.

Марнье стряхнул с себя оцепенение и бросился вперед. Он безошибочно выбежал в ротонду и споткнулся о человека, на которого и упал. Звучное ругательство позволило ему узнать своего заместителя: это за него он и зацепился. Но сзади уже со всех сторон прибывали солдаты, и толпа разделила их: в темноте кто-то больно ударил друг друга; чей-то детский, испуганный голос пропищал: «Боже мой, нас замуровали»; кто-то начал нервно смеяться. Это были несколько минут паники, о которой впоследствии вспоминали многие из присутствовавших со стыдом.

Порядок и дисциплина были разом восстановлены твердым и властным голосом Кунца, перекрывшим шум и гам. Хотя ему пришлось кричать, чтобы его услыхали, у всех сразу появилось бодрящее чувство успокоенности, когда он отчетливо произнес:

— Никто не трогается с места. Всем стоять тихо и не двигаться. Пусть все, у кого есть карманные фонарики, достанут и зажгут их.

Он же первым и зажег свой фонарик. Его узкий луч на мгновение остановился на смущенной группе, собравшейся в центре ротонды. Люди инстинктивно встали по стойке «смирно». Затем луч света скользнул по своду, метнулся вдоль КП капитана Брюшо, достиг клетки лифта, опустился ниже, помигал несколько секунд, как будто задрожав, и застыл, открыв взорам следующую картину.

В остановившемся при спуске сверху лифте друг на друге лежали два тела: майора д'Эспинака, пальцами вцепившегося в тонкие прутья решетчатой двери, рухнувшего на пол всем корпусом, и навалившегося на него Дюбуа — с безжизненно раскинутыми, как у брошенной марионетки, конечностями, с широко раскрытыми глазами; лицо его было прижато и сплюснуто дверцей.

А еще перед лифтом застыла окаменевшая фигура Брюшо. Видна была лишь его поникшая круглая спина, опущенные плечи и вытянутая почти горизонтально вперед шея: он выглядел ужасающе нелепо. Вновь раздался истерический смех, который оборвала серия команд Кунца:

— Марнье, возьмите троих людей и извлеките тела. Аджюдан-шеф оружейник, сходите с двумя людьми за вагонеткой. Сержант службы связи, займитесь тем, чтобы дать свет. Всем, у кого нет конкретного задания, собраться на телефонной станции и ждать моих указаний. Пошевеливайтесь.

Все бросились выполнять распоряжения. Кунц подошел к лифту, который как раз открывали. Он оказался возле Брюшо, по-прежнему стоящего неподвижно, и шепнул ему на ухо:

— Ну же, господин капитан, встряхнитесь! На вас смотрят люди, и вид капитана, так сильно выбитого из колеи несчастным случаем, производит нежелательное впечатление.

Он взял его за локоть, чтобы сдвинуть с места и дать дорогу носильщикам.

Тут Легэн положил ему на плечо руку:

— Кунц, старина, нам бы не следовало этого делать.— Голос его звучал бесцветно, без всякой окраски, но был решительным, взгляд твердым, холодным: — Мы бы должны ничего здесь не касаться. Поскольку в общем-то может статься, что стрелял один из нас. Это убийство, понимаешь?

Кунц замер. Подошедший в этот момент Капель остался стоять с отвисшей челюстью. Плечи Брюшо мелко задрожали. Да, это было именно так. Они испытали такое потрясение и столько неприятных эмоций за те несколько минут, прошедших с момента выстрелов, а правда была настолько невероятной и недопустимой, что они еще не все осознали. Достаточно было, однако, чтобы один из них подумал об этом, чтобы она дошла до всех эта неумолимая правда.

Трое лейтенантов вдруг устремили взгляд на парализованного, онемевшего и вроде бы оглушенного Брюшо и тотчас отвели глаза, как бы смутившись. Капель подумал вслух, будто выразив их общую мысль. Было слышно, как он отчетливо произнес: «Нет, нет».

— Ну же, господин капитан,— сказал Кунц.— Вспомните, что вам надо брать на себя командование батальоном. Да очнитесь вы, черт возьми!

Его тон был сердечным. Как бы согретый теплом доверия и симпатии, исходившим от товарищей, Брюшо наконец воспрянул. Он наклонился, подобрал осколки карманного фонарика, валявшиеся у его ног, и спросил:

— Что нужно делать?

— Надо позвонить в дивизию, — сказал Капель,— и я не знаю, кому еще. В конце концов, всем, и гражданским, и военным властям.

Так как товарищи еще смотрели на него, он добавил:

— Если хотите, я пойду с вами, капитан, только взгляну сначала на своих людей.

Брюшо вернулся на свой командный пост, шагая механически, как автомат.

В это время оба тела были переложены в вагонетку, и люди ждали дальнейших распоряжений, стоя в нескольких шагах от нее. в темном по-прежнему коридоре.

— Раз уж мы перенесли тела,— сказал Легэн,— остается только действовать дальше. Продолжайте. Боже мой, мы действительно ошалели настолько, что не догадались сразу позвать врача.

— О, господин лейтенант,— вмешался Марнье, это бесполезно. Не корите себя. Всякому, кто хоть раз на войне видел какого-нибудь беднягу, отдавшего концы на операционном столе, совершенно ясно, что здесь уже ничего нельзя сделать.

— Тем не менее,— сказал Кунц,— это нужно для официальной констатации и я уж не знаю для каких там расследований.

— Везите вагонетку к грузоподъемнику и поднимите ее на третий, в госпиталь. Я предупрежу врачей,— сказал Легэн.

— Именно,— согласился Кунц.— Давай действуй. Я пока чем-нибудь займу людей, а Марнье посмотрит, что там со светом.

Легэн сделал шаг к лифту, поколебался в нерешительности, прежде чем войти в него, как будто ему нужно было перешагнуть через трупы, хотя их там уже не было. Наконец, подобравшись всем телом, он впрыгнул внутрь, грудью вперед. Он исчез, вскоре за ним последовал один из грузоподъемников со своим зловещим грузом. Сопровождать его никто не решился.

— Санитары выгрузят их наверху. Это их дело,— пробормотал Марнье, нажав на кнопку третьего этажа.

Всю свою жажду деятельности он обратил на сержанта связи и его команду, которые топтались на месте, не зная, с какого конца взяться за устранение неисправности в электросети. Снабдив их аварийными прожекторами со склада, он расставил солдат вдоль всей линии, начиная от ее выхода в тоннель. Не найдя себе больше занятия, Марнье смирился с участью пассивно ждать дальнейшего развертывания событий в ротонде. Он погрузился в глубокое раздумье. Внезапно ему в голову пришла одна мысль, заставившая его встрепенуться. Он встал на то место перед лифтом, где был обнаружен Брюшо, повернулся полуоборотом к стене галереи и направил на нее свет электрического фонарика, севшая батарейка которого уже почти отказала. Потом подошел к стене. Пошарил по ней немного, нашел провод, пошел вдоль, перебирая его рукой, и, вздрогнув, остановился.